Душеполезное чтение

БЛАГОДАТЬ

(Продолжение. Начало читайте здесь)

Франция. Конец 1938 года.

Вечеринка по поводу празднования католического Рождества. Весь праздный Париж ждет встречи с несравненной Руфой – предсказательницей и ясновидящей. Натали уже третий раз была на такой вечеринке. Ей 25, она молода, красива, талантлива и, как ей казалось, любима. И, помня наставление бабушки никогда не узнавать свою судьбу, она спокойно относилась ко всему виденному и слышанному, не проявляла к знаменитости никакого интереса, в то время как ее спутники Николя, Зизи и Киса штурмом брали очередь в комнату, где принимала гостья. Изо всех углов слышались невероятные рассказы о чудо-предсказаниях. В воздухе витало и одно общее для всех предсказание – Вторая мировая война.

 ...Выпив бокал шампанского и погуляв в зимнем саду, молодая женщина спустилась в дамскую туалетную комнату припудрить носик и поправить прическу. Любуясь собой, она вдруг увидела в зеркале Руфу, внимательно глядевшую на нее, хотела обернуться, но та ее опередила:

– Не оборачивайся, Наташенька, – услышала она бархатный голос, – ты так похожа на свою бабушку Анфису! Слово, данное ей не узнавать судьбу, держишь, молодец! Но пришло время и мне выполнить обещание, данное подруге. Должна тебя предупредить о страшном предательстве и измене, а жить ты останешься с Николенькой...

– Николя?..

– На судьбе твоей написано: «с Николенькой...»

– Но у меня все так хорошо, я любима, жду ребенка, мы собираемся пожениться… – Тут отражение ясновидящей исчезло, Натали обернулась, она была одна. Выбежав из дамской комнаты, спросила у швейцара, кто перед ней вышел. Тот ответил, что только она входила и выходила, больше никого не было. Не найдя спутников, оделась и, взяв такси, поехала домой.

...Голоса то доносились издалека, то исчезали. Еле можно было разобрать медицинские термины. Открыв глаза, Наталья застонала.

– Доктор, больная пришла в себя...

– Вот и хорошо. Мадам, вы меня слышите? Я вас узнал, вы актриса. Кому сообщить, где вы находитесь? Вас ведь привез сюда таксист, мой друг, вам стало плохо, открылось кровотечение, и он привез вас в клинику:

– Кровотечение… Что с ребенком?

– К сожалению, ничего утешительного, вы его потеряли. Мы еле вам сохранили жизнь.

– Скажите, что это сон! Где Руфа, Николя, где девочки?.. – Она шевельнулась: – Как больно!..

– Если чувствуете боль, значит, это не сон, простите, мадам, мне надо уходить, ждут больные.

Подошла медсестра.

– Меня зовут Люсия. Мадам Натали, кому сообщить, что вы здесь?

– Ничего не надо. Дайте мне побыть одной, – слезы текли по щекам, но не было сил и желания их вытирать, – никому не сообщайте, где я, даже если меня будут спрашивать.

Это возможно?

– Думаю, да, у нас частная клиника, я сообщу доктору о вашем желании.

Прошло три дня. Ее никто не искал. Только таксист заезжал каждый день, привозил цветы и фрукты. Заканчивался год, который за какие-то три дня разрушил всю ее жизнь. Зашел доктор, справился о здоровье, настроении, сказал, что хочет выписать, тем более что шофер опять приехал поздравить ее перед началом 1939 года, но готов отвезти домой. Еще дал свой домашний телефон, сказав, если понадобится, звонить в любое время. Натали согласилась, ей надоело больничное заточение, на душе было пусто, и она с благодарностью за внимание и участие уехала. В дороге не обнаружила денег. Однако водитель был счастлив ей услужить. Он сказал, чтобы она об оплате и не думала, это – дань ее таланту. Договорились, если она ему когда-нибудь понадобится, он обязательно к ней обратится.

Домработница даже не спросила, где Натали отсутствовала три дня – привыкла, что та пропадает у жениха или в театре, только удивилась чужой одежде и ее бледному виду, и Натали поняла, что ее и тут не спрашивали. Ощущение было такое, будто все это происходило не с ней, а в какой-то другой жизни. Жить не хотелось. Отпустив прислугу, она разожгла камин, по совету доктора налила себе красного вина, забравшись в кресло с ногами, и затянулась сигаретой. Все куда-то медленно поплыло...

Резкий стук в дверь вернул ее в реальность. На пороге стоял шофер такси, держа на руках мальчика лет четырех, тот был без сознания. Рядом стояла девочка и плача, повторяла по-русски

– Спасите Николеньку...

– Я только стал отъезжать, не знаю, откуда взялся мальчик! Они не говорят по-французски, поэтому я бы не хотел иметь дело с полицией. Помогите мне!..

– Спасите Николеньку! – девочка упала на колени и стала целовать ее руку, – не сдавайте нас полиции!

 – Ты говоришь по-русски? Вы из России?

– Слава Богу, вы меня понимаете! Помогите, спасите Николеньку, я век за вас молиться буду, если надо, и жизнь отдам!

– А тебя как зовут, большеглазая?

– София...

– У вас тут есть родные?

– Нет.

– Что случилось с ребенком?

– Машина резко сдала назад, стукнув мальчика. Он не удержался на ногах, мы давно не ели, – упал и стукнулся головой о парапет. Но шофер не виноват, это я недоглядела.

Колю уложили на диван, он открыл глаза и удивленно на всех посмотрел. Софочка перекрестилась и с улыбкой бросилась к нему:

– Миленький мой, родненький, как ты меня напугал, – и уже строго: – и шофера чуть под беду не подвел...

– Ты кто? У меня болит голова, мне плохо, я хочу спать,– и опять закрыл глаза.

Наташа быстро набрала номер доктора и мысленно молилась, чтоб тот оказался дома. Трубку поднял он сам:

– Что случилась, моя дорогая, вам нехорошо?

– Спасибо, со мной все в порядке... Вы нам срочно нужны!

– Но скоро Новый год...

– Умоляю! За вами заедут... и если вы не против, Новый год встретим у меня. Или вы не один?

После недолгой паузы:

– Пусть едет машина, я уже выхожу...

Шофер-француз чуть отошел от испуга и поехал за доктором. Софочка тут же на диване уснула рядом с Николенькой.

Наташа накрыла стол и привела себя в порядок. Она всматривалась в спящих детей, и мысли о конце жизни как-то сами собой исчезли. Где-то без двадцати двенадцать появились доктор и таксист, с провиантом, шампанским, красивым букетом цветов и большим тортом.

– Пока пациенты спят, сядем за стол. Я так рада, что именно вы оба сейчас здесь, со мной, – и обратившись к шоферу: – Как вас зовут, мой спаситель?

– Поль...

– Вы когда-нибудь узнавали свою судьбу?

– Нет, а зачем? То, что задумал Всевышний, все равно не изменить...

– Наверное, вы правы... Поль, вы два раза спасли меня. Первый, когда привезли в клинику. Доктор сказал: на полчаса позже – и меня бы не стало. Второй раз, когда привели этих детей... Такое чувство, что прошла целая вечность. И я – это не я. Если б не эти русские гости, я бы сегодня свела счеты с жизнью.

На Рождество у меня было все и... в один миг это исчезло. Меня даже не искал мой жених и подруги...

– Когда вы были в клинике, вас искала полиция. Микаэль не разрешил вас беспокоить. Мы подтвердили ваше алиби, и они уехали. Не стали вам ничего рассказывать, вы были так слабы...

– Алиби... Для чего? Что-то случилось?..

– Да, мадам.

– И что же? Говорите, не бойтесь. Я хочу все плохое оставить в этом году. Ну! Говорите же!

– В ту ночь, когда вы были на операционном столе, в номере дешевого отеля случился пожар, и потом нашли в постели три обгоревших трупа... Ваш жених Николя и ваши подружки Зизи и Киса, их опознали... Поэтому вас никто не искал. Простите меня, я вам причинил боль... Но вы бы все равно узнали. Простите еще раз.

У доктора в полиции важный пациент, он обещал вас не беспокоить.

– Дорогие мои, давайте поднимем бокалы за наше знакомство, я так ему рада, – и выпив все вино, хозяйка встала и, обняв обоих гостей, каждого чмокнула в макушку. – Поль и Микаэль, можно я буду вас считать моими назваными братьями, у русских так принято.

– О, для нас это большая честь, – сказал доктор, – раз уж вы хотите оставить все плохое, я должен вам это открыть как врач. Прости, сестренка, но у тебя теперь не может быть детей...

Наступила скорбная пауза, все невольно повернулись к спящим детям.

– Знаешь, сестренка, ты что-то говорила про судьбу, – задумчиво сказал Поль, – вот она, сама пришла к тебе, мальчик не узнал девочку, значит, он забыл все, что с ним было. Я свою бабушку собираюсь отправлять в Австралию к ее младшему брату. Девочка мне понравилась, смышленая и очень добрая. Думаю, они поладят. Микаэль, твой пациент-полисмен сможет нам помочь, нужны документы... на племянницу из деревни.

– Вот видишь, Наташенька, – так по-русски? – какой у тебя братик Поль, у него все просто. За твою новую жизнь!

Под бой часов хлопнуло шампанское.

– Спасибо, Господи! Девочка называла мальчика Николенькой. ...Руфа сказала, что на судьбе написано «НИКОЛЕНЬКА!»

Россия, 2005 год.

Маленький провинциальный городок. Анна пришла на работу и приняла смену. На ее попечении шесть лифтов, их обход и проверка занимают менее часа. Капитальный – дольше, они его делают вдвоем. Помещение находится в подвале, шестнадцать ступенек вниз, через узкое окно еле пробивается дневной свет. Обойдя с молитвой все лифты, она возвращается, делает запись в журнале. На столе лежит стопка прессы, опять кто-то из девчат принес. Да, работа несложная, и чем-то надо сутки нагружать мозги, чтоб разум находился в движении, желательно, творческом. У Анны всегда под рукой духовная литература, молитвы, бумага и карандаши, как минимум. Увидев свежую «Комсомолку», женщина заулыбалась, это был нужный ей номер. Нашла результаты конкурса, в графе «утешительный приз» ее фамилия дважды. Обрадовалась, для первого раза неплохо. Машинально стала просматривать всю газету. Ее заинтересовал материал о знаменитом французском актере. Сколько Анна себя помнила, она знала этого человека, он был в ее жизни всегда как родственник. В СССР шли французские фильмы, и ей хорошо известен творческий путь Николя Вивье, по крайней мере, по тем фильмам, что разрешались в стране. Мужчина красивый, талантливый, у него были очень разные роли, и со всеми он справился на ура. Писали, что ему 17 июля будет семьдесят, что он в творческом кризисе, одинок, подумывает о самоубийстве. Но почему-то из всей этой трагической, как показалось Анне, ситуации, газета решила сделать шоу. Был призыв для русских женщин в возрасте «вернуть самого сексуального мужчину к жизни». Чушь! Как так можно! Он прежде всего человек, ему плохо, а они... шоу!.. Еще обещали печатать письма и фотографии в газете, победительница будет редакцией отправлена в Париж. Да, мир перевернулся! Анне так захотелось поддержать не актера, а просто человека Николя Вивье, которому сейчас плохо, а грядет юбилей. Но на этом хотят как-то грязно заработать...

И она набрала телефон приятельницы.

– Говорите, вас слушают...

– Леночка, привет, помнишь, я отправляла песни на конкурс, два утешительных приза, сейчас в газете прочитала.

– Да, Анюта, привет. А не написано, что выбрали?

– Нет.

– Молодец, может, скоро услышим твои песни. Что еще у тебя интересного?...

– Да вот тут статью в «Комсомолке» про Николя Вивье прочитала, думала от возмущения лопну...

– Да, неприятное чувство... Его давно не видно, где-то с конца семидесятых, у нас все старое показывают. В моей молодости весь женский пол был от него в восторге.

– У меня это воспоминания детства и юности. А детвора наша его уже не знает. Пишут, что ему плохо, а сами решили сделать из этого шоу, гадость какая. Твой профессор французского сможет перевести письмо, если я напишу?

– Я позвоню сейчас, спрошу профессора, он собирался в Париж к дочери, думаю, в оказии не откажет.

– Давай, перезвонишь, я на работе, буду пока в творческом поиске...

Пульт весело подмигивает своими огоньками, показывая передвижения жильцов ярко горящими красными лампочками. Дом живет своей жизнью. Почитав Псалтырь, помолившись на начало всякого дела, Анна стала перечитывать статью, так как один момент ее поразил. Где же это, кажется, нашла, точно... День рождения – 17 июля, день убиения царской семьи, зовут Николай. Вот это да, навряд ли совпадение. Стоп! Знаю, что нарисовать. Композицию «У каждого – свое окно в мир». Точно! И церквушка на примете имеется необыкновенная, жаль не знаю, что это за храм, где находится... Думаю, Господь откроет.

Телефонный звонок.

– Пульт слушает.

– Ну что, мать Тереза, возьмут твое послание, даже доставят адресату к юбилею, только просили не заклеивать конверт.

– Спасибо вам, мои дорогие. А знаешь, Анна – это благодать, как хотелось бы ей соответствовать, ведь имя, как послушание, но это так трудно.

– Только профессор сказал, это все пустое, такой человек не оценит твой душевный порыв, такие личности сильно избалованы вниманием, славой, деньгами, женщинами...

– Радость моя, а разве душевный порыв требует оценки? Самое главное, чтоб он стал светлым лучиком для человека в трудную минуту.

– Я тоже считаю, что это пустое.

– Знаешь, в чем заключается весь трагизм данной ситуации? Человеку плохо. Главное сейчас, ни кто он, а что ему плохо. Мысль понятна?

– Ну, если рассуждать как ты, тогда, может, и нужен твой душевный порыв. Надумала, что будешь ваять...

– Помнишь композицию «У каждого свое окно в мир»? И фотографию церквушки нашла прямо для этого случая. И знаешь, что я еще обнаружила? Зовут его Николя, Николай значит, а день рождения у него 17 июля, это день убиения царской семьи...

– Вот это да, даже очень интересно. Ладно, на все тебе дают три дня, успеешь?

– Да.

–Тогда, как ты говоришь, с Богом!

– С Богом.

Композиция «У каждого – свое окно в мир». – Форточка забита крест-накрест, стекло расколочено, ручка оторвана, все затянуто паутиной. На нижней створке окна стекло с трещиной, видна за окном голая ветка, единственный лист дрожит на ветру, идет дождь. Две створки распахнуты, а за окном видна церковь…

К вечеру все было готово в цвете. На обратной стороне композиции было написано: «У каждого – свое окно в мир» и «Николаю к юбилею, Анна. 17 июля 2005 года». Осталось только заламинировать и купить конверт.

Домой Анна пришла в хорошем настроении. Показала рисунок домочадцам, у нее четверо детей и мама. Идея всем понравилась, поддержать человека надо, ему плохо, да и просто поздравить с юбилеем, если ты его всю жизнь знаешь. Душевному порыву никто не удивился.

22 июля 2005 года.

Зазвонил домашний телефон. Хозяйка взяла трубку.

– Анюта, привет. Ты как работаешь, через три дня на четвертый?

– Да, Леночка, здравствуй.

– Ты же сможешь отпроситься на пару дежурств?

– Ну, если надо, мне девочки должны. Тебе нужна помощь?

– А загранпаспорт у тебя есть?

– Да. Я же в прошлом году сделала...Так хочется в Бари к Николаю Чудотворцу, но пока это все – мечты...

–Ты стоишь?

– Да нет, сижу на табурете, ноги устают, а что? Какой-то прокурорский допрос.

– Благодать ты моя ненаглядная, я за тебя ответила «да».

– В каком смысле?

– Позвонил профессор из Парижа, сказал, что подарок доставил 17 июля. Поскольку твоих координат на конверте не было, он предъявил свою визитку. Ему через три дня позвонили, попросили приехать. Юбиляр дарит автору на неделю тур-вояж во Францию.

– И же что мне теперь делать, ты же знаешь мое финансовое положение?

– Тебе оплатят все билеты до Москвы, от Москвы до Парижа и обратно. Жить будешь в загородном имении, у тебя будет машина и шофер в распоряжении. Девушка-переводчица и все твои расходы будут оплачиваться. Представь, что ты выиграла конкурс, и это приз, слышала про такое? Или пусть это будет подарок Николая-Чудотворца.

– Ой, как больно...

– Что случилось?

– Да ущипнула себя, проверить, не сон ли это...

– Анюта, не сон. Тебе как раз нужен отдых...Ты уже сколько без отпуска?

– А что такое отпуск, ты меня спроси... И что я буду там делать неделю?

– Ну я думаю, что хотя бы святыни христианские посетишь... Ниццу. Ты у нас личность незаурядная, подыши любимым воздухом русской творческой интеллигенции и, глядишь, тоже станешь знаменита... Знаменитое русское кладбище...

– Да Ницца не пойдет, для нее одной надо неделю... Ты точно не шутишь, что-то голова закружилась, может, от зазнайства… – смеется...

– Короче, узнавай про святыни, набросай программу, ну и морально готовься. До связи. Обнимаю...

***

Елизавета держала плакат и всматривалась в прилетевших рейсом Москва-Париж. Вон идет напомаженная дама, косметики килограмма два, прошла мимо. А вот крашеная блондинка не первой молодости с жвачкой... мимо. Неужели эта, сейчас из платья выпадет через декольте... опять мимо. Наверное, та хищница, у которой ногти сантиметров по пять... Ура, тоже мимо. Все не то... И где же наша? А это что за звук? Так скрипели папины сапоги, так скрипят протезы, надо подать милостыню. Повернулась. Рядом стояла женщина чуть за сорок, неприметная, в длинной простой юбке и батистовой белой блузке, советских времен, с вышивкой, через плечо – сумка. Лиза вздрогнула.

– Здравствуйте, простите, что напугала...

– Вы слышали странный скрип?

– Это мои шлепки... В дорогу очень удобны, – женщина сделала на месте несколько шагов, скрип повторился.

– Вы что-то хотели?

– Просто вы меня встречаете, на плакате моя фамилия... – и, переминаясь с ноги на ногу, женщина опять заскрипела обувью.

Они какое-то мгновение молча смотрели друг на друга, а потом обе расхохотались.

– С приездом! Меня зовут Лиза. Я буду сопровождать вас, пока вы будете гостить во Франции. Где бирка, Анна? Шофер должен получить багаж.

– А все со мной.

– Да!?. Тогда пошли!

У машины девушка извинилась, сказала, что на минутку отойдет. Вернулась быстро, с огромным букетом полевых цветов.

– Это вам, Анна, не знала, какие вам подойдут цветы, а порадовать хочется...

– Спасибо, моя девочка, очень красиво... Порадовала.

– Как полет, все нормально?

– Прекрасно, я тринадцать лет не летала, приятно было вспомнить прежние ощущения.

– Да, Николя просил извиниться, ему срочно пришлось уехать, но к концу недели он вернется, ему надо с вами переговорить, вы не обидитесь?

– Лизонька, какие обиды?! Если бы не он, я бы никогда не попала во Францию.

Машина тронулась.

– Анна, у вас есть какие-нибудь пожелания по поводу осмотра Франции?

– Все! Все, что только можно... Конечно, главное – святыни... и скоро праздник Преображения Господня, я бы хотела на вечерне побывать на подворье Трех Святителей, а на литургии в соборе во имя Святого Благоверного Князя Александра Невского, главного храма русской эмиграции. Если получится, посетить Леснинскую Свято-Богородицкую обитель. И еще просто покататься на речном трамвайчике по Сене. Вот, Лизонька, посмотрите и скорректируйте – что, когда, куда и все ли возможно.

Она передала листок.

– Да, насыщенно, компактно, грамотно... Вы не домосед...

– Все на ваше усмотрение. Где возможно, там и побываем, как Господь управит.

Лиза достала свой блокнот и что-то стала писать. Гостья смотрела в окно и все время улыбалась.

– Знаете, я уже не застала мадам Вивье, мать актера, она пять лет назад умерла, ей было 86 лет, слышала, что она не была набожна, хоть и имела русские корни. А вот Алекс, ее невестка, кстати, русская... Леснинская Свято-Богородицкая обитель им дорога. Думаю, Николя будет приятно, что его гостья посетит эти места. А на речном трамвайчике вы будете с патроном.

– Вот и славно. Надеюсь, я вас не сильно загружу?

– Это моя работа, да и сама я еще нигде не была... у святынь, – и она грустно замолчала.

– Девочка, ты чего загрустила? Знаешь, мне в голову пришло, что я приехала к престарелой тетушке Санкт-Петербурга, былая красота увяла, но она все еще очень хороша собой и интересна...

 – А почему тетушка?

– Потому что Франция, – и они опять обе рассмеялись. – Лизонька, куда мы направляемся?

– В родовое поместье недалеко от Парижа. Анна, говорите мне, пожалуйста, «ты».

– Расскажи, что там находится...

– Старинный особняк, парк, пруд, конюшня, это все и музей и часто – съемочная площадка...

– А кто в доме живет?

– Николя, прислуга, кот Кузя и две борзые, Маркиза и Барон, но они, по-моему, сейчас в отъезде, на съемках. Еще есть гостевое крыло, там вас и разместят.

– А из семьи с Николя никто не живет?

– Дети-двойняшки, дочь и сын, они прекрасные журналисты, художники, вместе пишут книги, снимают документальные и научные фильмы. Талантливы, как папа и мама. Вот сейчас в арктической экспедиции собирают очередной материал, они 1980 года рождения. Очень хорошие ребята и любят отца. Бывают наездами. Русский знают в совершенстве. Мать у них погибла, когда им было по десять лет.

– Печально. А Николя говорит по-русски?

– Не знаю. Пару раз приглашал быть переводчицей на встрече с нашими журналистами.

– Лиза, а ты из России недавно?

– Год, а что?

– Тебе тут нравится?

– Сказать сложно, пока терпимо...

– Прости, девочка, я проявила излишнее любопытство, прости...

– Вообще-то я работаю у княгини Кашиной, подруги мадам Вивье, ей 90 лет, а Николя попросил уделить вам внимание, поскольку со мной будет проще общаться, чем с французами.

– Здоровья и долгих лет княгине Кашиной и Николаю, за внимание и понимание, – посмотрев из окна машины, добавила: – Напоминает детство, я приезжала в Ленинград летом, там у меня было четыре дедушки, вот они меня возили по всем пригородам, во все дворцы и парки. Сейчас за окном я вижу свое детство, еще более красивое и интересное, здорово.

– А я не знаю, что такое дедушки...

– Да вот у моей детворы тоже не случилось. Сколько любви они дают, настоящие дедушки, мне с этим повезло, может, через это и человеком стала...

***

Проходя по галерее гостевого крыла, Анна с грустью думала, что если б не революция и войны в России... И все равно в ней милее, потому что там ты – дома и там – все свято, потому что все оплачено кровью и огромными человеческими потерями. Любимая моя, многострадальная Россия, как я люблю тебя, как горжусь тобой и преклоняюсь!..

Апартаменты, отведенные гостье, представляли собой смежные комнаты, по площади они были, как две ее российские квартиры, потолки около четырех с половиной метров с прекрасной, старинной лепкой. В гостиной три окна с выходом на балкон, в спальне – два. Кровать по площади была как комната, в которой жила ее мама, где-то в двенадцать квадратных метров. Везде много цветов и света, все казалось легким и воздушным.

– Надо же, как в музее. Только там специфический запах, а тут прекрасный аромат цветов, здорово! Сказка! Вот только страшно ко всему притрагиваться, все такое красивое!..

– Не стесняйтесь, Анна, будьте как дома, хотя я из России и представляю, как это для вас парадоксально звучит, но вы держитесь достойно. Предлагаю принять душ с дороги, потом позвоните вот в этот колокольчик, вас проводят в столовую, отобедаем, вернее отужинаем, и будем знакомиться с домом, парком, конюшней и на прогулке уточним дальнейшую программу.

– Нельзя вместо столовой где-то на терраске, воздух чудный...

– Договорились. Вот вход в туалетную комнату, – и Лиза подошла к незаметной дверке в спальне.

Помещение было просторное, светлое. Свет был разноцветным, веселым из-за большого витражного окна. На нем были изображены полевые цветы, колосья, трава. Ванна была размером три на три метра, как маленький бассейн. Кафель сочетался по рисунку с витражом, везде – полевые цветы. Было пять аккуратных ступенек вниз. Все это великолепие завершал старинный медный кран. Слева было зеркало с раковиной, справа две кабинки, душ и туалет. Даже тут стояли в вазе цветы.

Аня вспомнила рассказ знакомой из Риги про сослуживца, который в советское время жил в «буржуазном квартале», в коммуналке из трех комнат (он занимал с семьей из пяти человек самую большую комнату), кухня, коридор по тридцать метров и похожая туалетная комната с мини-бассейном-ванной, с витражным стеклом и старинным медным краном, только там были головы львов, а тут бутоны цветов. Полюбовавшись на красоту, гостья разобрала вещи из сумки, приняла душ и позвонила в колокольчик...

– Елизавета, объясни мне, почему девочки надо мной хихикают?

– Вы понимаете по-французски?

– Нет, но понимаю, что надо мной, а ты смущаешься... И не ври.

– Говорят, что были вчера в бутике «текстиль» и видели там ткань для постельного белья... у вас из такой – юбка...

– Вот глазастые! – Анна чуть покраснела – просто хлопок, некрупный рисунок, были остатки, намного дешевле, чем плательная ткань, это пока все, что я могу себе позволить... у меня четверо детей, и я без мужа... с мамой.

– Как четверо детей?

– А кто будет Россию возрождать? Это мой патриотический вклад, а юбка... Поменяем, главное не в ней. Давай молитву перед трапезой прочитаем, я голодна.

– А муж?

– Умер...

– Вы, наверно, дали Богу обещание больше не выходить замуж...

– Да что ты, девочка... Грешная, обещаний не даю, тем более Господу, ведь человек слаб... Но точно знаю, на все воля Божья.

Лизе было легко с гостьей. «Проста, как правда», – сказал бы отец. Его уже десять лет нет. Интересно, Анна даже не спросила, знаю ли я молитвы, а просто сказала: «Давай!» Глядя на неё, так захотелось домой. Мама, Андрюшка – как они там? И Миша через год заканчивает семинарию… Без меня уйдёт в монастырь… Всё, хватит распускать сопли, тебе туда путь закрыт! Забудь про Мишу, про маму, братика, про Россию!..»

Около пруда они встретили Кузю. Это был огромный цигейковый чёрный кот с белым «треугольником» на грудке и белых «носках». Кроме хозяина и детей никого к себе не подпускал, и ещё знал кухарку. Когда он подошёл к гостье и сказал «мяу», Лиза расхохоталась.

– Вы представляете, он выказал Вам своё внимание, этот задавака, этот скандалист!

– Ну почему ж – задавака? Гостеприимный, воспитанный кот. Здравствуй, Кузя! – и Анна, присев, протянула руку с кусочком любимого котом сыра, который вытащила из кармана юбки.

– Осторожно, он может поцарапать, зная безнаказанность!

На удивление девушки, тот осторожно взял сыр, съел, а потом, обе лапы поставил на руку гостье, и с ласковым «мур» мордой потёрся о её колено.

– Знаешь, дружек, у вас очень красивый дворец, пруд и парк. Пошли, покажешь конюшню, хорошо?

Кузя с повторным «мур» степенно пошёл рядом с гостьей. Это тоже понравилось Лизе. На конюшне их встретил Жозеф, что-то тревожно сказал.

– Что с лошадью? – спросила Анна.

– Вы же не понимаете по-французски?

– Что может тревожить конюха, девочка, смешная ты?..

– Три дня назад была Кристин, молодая актриса, брала любимую лошадь Николя: ей это позволено. Видно, они опять повздорили, и та что-то сделала. Но конюх не найдёт причину беспокойства.

– Здравствуй, ты такая красивая, – обратилась Анна к лошади. – Кузя с такой гордостью сюда шёл: да, есть на что полюбоваться… Вот тебе сахарок, – гостья достала его из того же кармана, – он из России. Похрумкай, а потом мы посмотрим тебя, ты ведь не будешь против?..

Пока лошадь грызла сахар, Анна спросила, что её беспокоит...

– Не дает расчесать гриву, – перевела Лиза.

Когда хруст прекратился, гостья осторожно стала осматривать лошадь и нашла впившийся отломанный ноготь. Когда его вытащили, животное благодарно закивало головой, а та опять из волшебного кармана вытащила пузырёк с маслицем и смазала ранку.

– Маслице! Откуда?

– Из Дивеева

– От батюшки Серафима?

– От него, родимого: держи, девочка моя!

Лиза поцеловала пузырёк и прижала ко лбу, слёз сдержать не могла…

Незаметно опустились летние сумерки, в траве слышалось свириканье сверчков, у пруда лягушачий хор тоже решил от них не отставать… Небо, звёзды, луна…

– Как дома!.. Ночь спрятала французское великолепие и такое впечатление, что не было перелета до Москвы, потом в Париж… Рядом – русская девочка, которая знает Дивеево…Что ещё для счастья надо, а Лизонька? Спасибо, Господи!

– Может, завтра устроим обзорную экскурсию по городу и познакомимся с вечерним Парижем, чтоб не обижать «престарелую тетушку Санкт-Петербурга», а остальные дни посвятим святыням и «Русскому» Парижу? Празднику… Там и Николя подъедет.

– Так и поступим, благослови, Господи! Сегодня буду спать, как убитая. Меня разбудят в «семь», а то чувствую, что сама – не встану...Да, что хотела сказать: когда брала сыр, кухарка прятала заплаканное лицо, может помощь нужна?

– Пошли, свет горит.

Когда зашли на кухню, та стояла у окна: она только что закончила разговор по телефону и, уткнувшись лицом в фартук, опять плакала.

– Жанет, мы можем помочь!

– О, Лиз-з, внуку плохо, ему три года, он лунатик! Дочь его отвезла к экстрасенсу – стало ещё хуже: теперь по ночам кричит. Скоро полнолуние, он совсем измученный!..

Лиза перевела. Гостья задумалась.

– Есть книга «Старец Паисий» из серии «Вселенское Православие». Там очень интересно расписаны все псалмы из Псалтыри Арсением Каппадокийским для различных случаев молитвенной помощи. Есть и про лунатиков: я ещё тогда удивилась, поэтому запомнила. Сейчас принесу Псалтырь и распечатку из книги, – и она убежала. Вернулась минут через семь. – Есть, вот 108-й – об исцелении лунатиков и 9-й, чтобы прекратились устрашения демонов во сне.

Лиза переводила, француженка внимательно слушала.

– Грешница я, маловер, стыдно просить Всевышнего…

– Один Господь безгрешен. Он попускает нам обстоятельства, приводящие нас к необходимости веровать… Надо к Творцу обращаться и к Святым, которые стоят перед ним за нас ходатаями.

Лиза переводила. Та ловила каждое слово, огонёк надежды затеплился в глазах. Анна достала три свечки из кармана.

– Бабуля, открывай сердце Отцу нашему, доверяй! Как внука зовут?

Лиза перевела. Жанет зажгла свечи, раздала, поправила фартук и решительно встала рядом.

– Жан.

Лиза помолилась перед прочтением Псалтири, а потом они медленно стали читать псалмы 9-й, 90-й и 108-й. Жанет тихонько шевелила губами, промокая слёзы фартуком. Молитва кончилась, но никто не решался нарушить торжественную тишину. На душе было покойно и радостно. Звонок мобильника заставил всех вздрогнуть. Жанет кивала, держа телефон, и её лицо озарила счастливая улыбка.

– Мальчик стих, ручки стали тёплыми, щёчки румяными, спит, как ангелок…

Все поблагодарили Господа. Кухарка, покраснев, призналась, что у неё прабабушкина Библия, где-то… и, спохватившись, набрала номер и сообщила, где лежит книга и что там найти, чтоб это читалось дома… 

Анна СОРОКОВИКОВА

Продолжение следует

Назад к списку