Статьи - БОГОСЛОВИЕ

ЧТО ЗНАЧИТ - СЫН БОЖИЙ?

Христа мы называем Сын Божий. О том, как раскрывается понятие «Сын Божий» в Ветхом и Новом Заветах, а также — была ли божественность Христа открыта людям до Его воскресения, — протоиерей Димитрий ЮРЕВИЧ, зав. кафедрой библеистики Санкт-Петербургской Духовной академии.

Исцеление слепорожденного. Фрагмент фрески. Сретенский монастырь

Сын Божий и Мессия — в чем разница?

Одна из важнейших богословских идей Церкви — учение о Личности Иисуса. Споры о Личности Христа начались еще при земной жизни Спасителя. Однако христология — учение о Христе как Втором Лице Святой Троицы, Боге-Слове, Сыне, равном Отцу и ставшим Человеком, первоначально выраженное в Новом Завете, раскрывается подробно и детально лишь к IV в. Но в Евангелии мы часто встречаем выражение «Сын Божий», которое, на первый взгляд, указывает на Божественность Христа. Так ли это?

Первые сомнения возникли у современных богословов в начале XX века. Они справедливо указывали, что традиционное церковное понимание выражения «Сын Божий» как Христос, Второе Лицо Святой Троицы, равный Отцу, не вписывается в контекст целого ряда повествований Нового Завета. Маловероятно, например, чтобы идею единства Иисуса, распинаемого на Кресте, с Богом могли выразить не только римский сотник, но и «те, которые стерегли с ним Иисуса», воскликнувшие: «воистину Он был Сын Божий» (Мф. 27:54; Мк. 15:39), — тем более что евангелист Лука иначе передает смысл слов сотника: «истинно человек этот был праведник» (Лк. 23:47). Непонятно и то, как столь возвышенную идею, сочетающую в себе элементы ветхозаветного монотеизма и христианского триединства, мог с ходу принять только что исцеленный Христом слепорожденный, толком даже не слышавший его проповеди и не бывший его учеником (Ин. 9:35-38). Да, он проявил твердость в вере в исцелившего его Христа как «пророка» (Ин. 9:17) — но это свидетельствует лишь о том, что он был тверд и в иудейской вере, которая предполагала исключительный монотеизм и не допускала возможности иной личности Бога, кроме единого Сущего. И в то же время он с готовностью исповедует свою веру во Христа как «Сына Божия» (Ин. 9:38).

Конечно, исследователям первой половины XX века было известно, что выражение «Сын Божий» использовалось в ряде текстов Ветхого Завета в переносном смысле — как указание на праведную личность или личность, имеющую особую связь с Богом по благодати и служащую Богу. «Сынами Божиими» названы в Ветхом Завете ангелы, как находящиеся в непосредственной близости к Нему и исполняющие Его поручения (Иов. 38:7; Пс. 88:7 и др.). Своим «сыном» и «первенцем» назвал Господь народ Израильский (Исх. 4:22; Ос. 11:1; Иер. 31:9). «Сынами Божиими» псалмопевец именует членов еврейского народа (Пс. 28:1). Этот же термин используется для указания на праведников из рода Сифа (Быт. 6:2, 4).

Но в ряде случаев в Ветхом Завете «Сыном Божиим» назван и грядущий Мессия. Причем то, как Он назван Сыном, допускает понимание и в переносном смысле, как «Сына Божия» — пророка, понятное современникам пророков и многим поколениям их потомков иудеев, и в прямом, — как Царя Израилева, Который спасет Свой народ: «Вот, наступают дни, говорит Господь, — и восставлю Давиду Отрасль праведную, и воцарится Царь, и будет поступать мудро, и будет производить суд и правду на земле» (Иер. 23:5-6; ср. Пс. 131:11). Или: «Я помазал Царя Моего над Сионом, святою горою Моею; возвещу определение: Господь сказал мне: Ты Сын Мой; Я ныне родил Тебя; проси у Меня, и дам народы в наследие Тебе и пределы земли во владение Тебе». (Пс. 2:6-8), — что могло стать возможным и понятным только со времени возвещения новозаветного Откровения: «Я, Иисус, послал Ангела Моего засвидетельствовать вам сие в церквах. Я есьм корень и потомок Давида, звезда светлая и утренняя». (Отк. 22:16).

Однако в период перед пришествием Спасителя идея трансцендентности Божества в еврейском народе настолько усиливается, что фраза «Сын Божий» начинает пониматься исключительно в переносном смысле. К III-II вв. до Р.Х. термин «Сын Божий» как Мессия почти не встречается в богословской лексике тех источников, которые были известны ученым к середине XX века. Не вошел он в этом значении и в перевод Ветхого Завета с древнееврейского на греческий язык Семьюдесятью толковниками. Этот перевод (известный как Септуагинта) был осуществлен в среде александрийских иудеев примерно в тот же период III-II вв. до Р.Х. В ряде случаев образное указание оригинального текста на ангелов как «сынов Божиих» заменено здесь на буквальное раскрытие символики термина «ангелы» (напр., Иов. 38:7, и др.). Так что в распоряжении новозаветных ученых до середины XX века не было ни одного еврейского текста из Палестины, относящегося к периоду накануне пришествия в мир Спасителя, в котором фигурировало бы выражение «Сын Божий» в значении Мессии.

Кумранское откровение

Все это подтолкнуло некоторых исследователей, требующих «демифилогизировать» традиционное христианство (прежде всего — Р. Бультмана и его последователей), выступить с шокирующим заявлением о том, что выражение «Сын Божий» не использовалось ни Господом Иисусом Христом, ни апостолами, а вошло в христианское богословие после распространения христианства в грекоримском мире — путем заимствования идеи божественности римских императоров. Ряд римских императоров (Юлий Цезарь, Октавиан и др.), действительно были провозглашены сенатом после их смерти «божественными», и тогда императоры-преемники, которые, как правило, были их родными или приемными сыновьями, получали титул divi filius — «сын божественного» (так именовались Октавиан, Тиберий и др.). Такое объяснение объявляло евангельскую историю недостоверной, а христианское богословие — восходящим к римскому языческому культу, и не могло быть принято исследователями, разделяющими церковное учение о богодухновенности Священного Писания.

Переломный момент в исследованиях наступил во второй половине XX века, когда в 1946-1952 гг. был найден ряд кумранских рукописей, имеющих религиозный характер и датируемых с III в. до Р.Х. по сер. I в. по Р.Х. Рукописи были полностью опубликованы только в начале 1990-х гг., и примерно тогда же стало развиваться альтернативное по отношению к первоначальному и ставшему хрестоматийным воззрение на их происхождение. Содержание рукописей и археологические раскопки в Кумране последних 10-15 лет подтолкнули исследователей к мысли, что в Кумране не было религиозного поселения ессеев и рукописи были написаны не членами этого замкнутого религиозного движения, как считалось ранее, а представителями разных течений иудаизма в разных местах Палестины. В этом случае рукописи могут рассматриваться как остатки неизвестной библиотеки (возможно даже — Иерусалимского храма), в которой были представлены религиозные тексты различных кругов иудейского общества периода позднего Второго храма (IV в. до Р.Х - I в. по Р.Х.). Библиотека была спрятана в пещерах Иудейской пустыни во время осады римлянами Иерусалима в 68 г., видимо, с целью сохранить ее от уничтожения.

Если все перечисленное выше верно, то тексты рукописей могут служить ценным источником для анализа религиозного мировоззрения иудеев времен Христа Спасителя. На этой позиции стоят сегодня многие ученые.

Именно кумранские рукописи изменили сделанные ранее выводы ученых о том, что сам термин «Сын Божий» был почти полностью изгнан книжниками из богословского употребления. В манускрипте 246 из 4-й пещеры, который так и называется «Сын Божий», написано о воцарении «необычного царя, правящего вечно»: «Он будет называться Сыном Божиим, они будут называть Его Сыном Всевышнего, <...> Его Царство будет вечное Царство, и Он будет праведен во всех путях Своих. Он будет судить землю в праведности, и каждый пребудет в мире. Войны прекратятся на земле, и каждый народ поклонится Ему». О некоем «Сыне Божием первенце», на которого Бог возложил «корону небес и славу облаков» говорится и в свитке 369 из 4-й пещеры («Молитва Еноха»). Мысль о том, что «Бог родит Мессию», содержится и в кумранской рукописи «Устав собрания» (имеющей, впрочем, ессейское происхождение).

Эти документы позволили исследователям сделать вывод о том, что выражение «Сын Божий» во времена Спасителя было в иудаизме особым титулом Христа Мессии, но Мессии, не имеющего божественной природы. Тогда становятся абсолютно понятными и восклицания сотника, и исцеленного слепорожденного. Наиболее ярко это подтверждают евангельские слова Нафанаила, который, только познакомившись с Иисусом, воскликнул: «Равви! Ты — Сын Божий, Ты — Царь Израилев» (Ин. 1:49). Фраза «Сын Божий» в иудаизме употреблялась исключительно как титул Мессии-человека, хотя и наделенного, по благодати, особыми качествами.

Мессия или Бог?

Значит ли это, что в Евангелиях выражение «Сын Божий» также означает только Мессию-человека, понимаемого порой в узком смысле как царь Израилев (как в устах Нафанаила)? Близкого к Богу, исполненного Его благодатью, и оттого носящего имя «Сын Божий», но не единосущного Богу-Отцу?

С такой позицией нельзя согласиться. Внимательное чтение евангельского текста показывает, что Христос постепенно подводил своих последователей к мысли о том, что мессианское выражение «Сын Божий» означает не просто Мессию, но и Бога! Иногда Христос подводил слушавших к пониманию Своей Божественности через свои дела, наивысшим из которых было Его воскресение из мертвых, возможное только Богу. Засвидетельствовав это событие, ап. Фома воскликнул: «Господь мой и Бог мой!» (Ин. 20:28). Но значит ли это, что божественность Христа не была открыта людям до Его воскресения? Но и до воскресенья Он явно Сам говорил об этом, как, например, в беседе с Никодимом (Ин. 3:1-21) или иудеями: «Я и Отец — одно» (Ин. 10:30). Евангелисты свидетельствуют, что окружавшие Христа люди, особенно религиозно грамотные, хорошо поняли Его весть о себе: Его хотели побить камнями за богохульство, поскольку Он «делает Себя Богом» (Ин 10:33), и именно богохульство было главным обвинением Христа на суде (Мф. 26:63-65). Знаменитое исповедание веры св. ап. Петра, когда на вопрос Христа апостолам: за кого они Его почитают, Петр от их лица ответил: «Ты — Христос, Сын Бога Живого» (Мф. 16:16), также относится к случаю прямого понимания сыновства как равенства Богу — ведь у ап. Петра имеется важная оговорка о «Живом» Боге. Поэтому Христос так высоко ставит данное исповедание, указывая, что знание об этом ему открыли «не плоть и кровь, но Отец Мой, Сущий на небесах» (Мф. 16:17), и что на камне этой веры Он построит Церковь Свою.

Четвертое Евангелие, где Иоанн Богослов напрямую свидетельствует о божественности Христа Его словами: «Я и Отец — одно» (Ин. 10:30), было написано апостолом на несколько десятилетий позже первых трех, синоптических, — уже после разрушения Иерусалимского храма, после размежевания христиан и иудеев, не принявших Мессию из Назарета. Казалось бы, в христианской среде иудейский мессианский титул должен был получить более однозначное понимание — что и произошло в Церкви почти через пятьсот лет, когда евангельское выражение «Сын Божий» стало мыслиться только в привычном нам догматическом смысле. Но поскольку одной из целей Иоанна Богослова было восполнение тех пробелов, которые имеются в первых трех Евангелиях, любимый ученик Господа посчитал уместным ради уточнения учения о Христе как Боге активно использовать и другие термины, говоря об Иисусе как воплотившемся «Единородном» «Слове Божием».

Эти два термина — «Слово Божие» и «Единородный» — уже не могли быть поняты иначе, как равенство Сына Отцу по природе. Это у нас, людей, изрекаемое слово ограниченно по смыслу и по своему существованию во времени — в силу нашей собственной ограниченности. Но Бог-Отец абсолютен — поэтому и Слово Его, чтобы адекватно выразить Его абсолютный разум, должно быть абсолютным. Отец вечен, тогда и Слово Его должно быть вечным, чтобы непрестанно выражать Его. Наконец, Отец есть совершенная Личность, и Слово Его также должно быть совершенной Личностью, чтобы в полноте выразить Его бытие.

Термин «Слово» дает именно тот смысл единства природы и различия Двух Личностей, который позже, в IV в., и был выражен отцами-каппадокийцами в философской терминологии, позволившей сформулировать основные понятии святоотеческой христологии. Евангелие от Иоанна, где апостол свидетельствует о Христе как божественном Сыне Отца, стало главной богословской почвой для преодоления соблазна арианства, пытавшегося истолковать понятие «Сын Божий» исключительно в переносном смысле и вызвавшего ожесточенные богословские споры в Церкви на протяжении почти всего IV в. Однако именно эти споры, в конечном счете, послужили уяснению библейского учения о Сыне Божием и утверждению православного исповедания воплотившегося Сына как равного по Божеству Отцу.

Протоиерей Димитрий ЮРЕВИЧ