Статьи - ПАЛОМНИЧЕСТВО

Свет 7 Церквей: Дорогами святых апостолов

Пункт 1: Эфес — Пункт 2. Смирна — Пункт 3. Пергам — Пункт 4. Фиатира — Пункт 5. Сарды — Пункт 6. Филадельфия

Не всем повезло быть знатоком истории и географии Древнего мира. Многие названия, встречаемые в Новом Завете, в Деяниях и посланиях апостольских, нам кажутся почти сказочными, мифическими. Они скользят мимо уха, как странные имена, которые не силишься запоминать. А между тем, за древними названиями стоит реальность, видимая и сегодня.
Территория современной Турции хранит вполне осязаемые следы того мира, где прорастало брошенное апостолами семя и созрели первые плоды Церкви Христовой. Плоды, от которых питается христианство и поныне.

Мы начинаем путешествие по дорогам Малой Азии — римской провинции, где в первом веке от Рождества Христова загорелись светильники семи Церквей, упоминаемых апостолом Иоанном Богословом в книге Откровения. Семь христианских общин, к которым апостол Иоанн поочерёдно обращается, — это общины малоазийских городов Эфеса, Смирны, Пергама, Фиатир, Сардиса, Филадельфии и Лаодикии. К ХХI веку эти города превратились в достояние археологов и туристов, но в I веке они были известны всему христианскому миру. Конечно, тогда эти семь общин не исчерпывали всего многообразия христианской ойкумены. Число семь, число полноты, символично: апостол Иоанн, говоря о семи вполне конкретных, исторических Церквах в их исторических обстоятельствах, обращается при этом и ко всей полноте Вселенской Церкви. А значит, сквозь толщу времён и событий, — и к нам...

Семь городов расположены на окружной дороге, начинавшейся и заканчивавшейся в столице провинции, городе Эфесе. С него и начнётся наш экскурс.

Пункт 1: Эфес

Это хрестоматийное турецкое захолустье — перекрёсток мощнейших потоков истории. Здесь пировал роскошный Лукулл, разбивший Митридата; здесь Ганнибал строил замыслы против римлян. Цицерон и Плиний приезжали подивиться великолепию Эфеса, а ещё ранее Гераклит изрёк тут свою исчерпывающую максиму. «Всё течёт, всё меняется», — так он говорил, этот философ, променявший царское звание на безмолвие горных ущелий.

Но не потому так дорог Эфес. Тишина этих холмов — земная родина Евангелия от Иоанна. Согласно Священному Преданию, апостол Иоанн Богослов прожил в Эфесе последние свои годы. Здесь он, окружённый учениками — старцами малоазийскими, — окончил свою жизнь; здесь же и похоронен.

В Эфесе звучала живая, пробуждающая обветшалый мир проповедь Павла. Во время своего второго и третьего миссионерских путешествий апостол язы`ков отдал Эфесской Церкви так много сил и любви, как мало какой другой. «Три года день и ночь непрестанно со слезами учил» он эфесян. Пристанищем Павлу бывали здесь и знатнейшие дома, и скромные жилища. С плачем провожали его эфесяне, падали к нему на шею, целовали его, провожая его в последний раз (Деян. 20). Апостол Павел вручил Эфес своему наиболее близкому и любимому ученику — Тимофею.

Солнце совершает свой бесстрастный ход и над живыми городами, и над мёртвыми. Солнце становится в зенит, и даже его октябрьский привкус не спасает от турецкой жары. Азиатские группы штурмуют библиотеку Цельсия и древнеримскую общественную уборную. Они летят из далёкого Сингапура и Малайзии — почти с другой планеты, и им здесь очень нравится.

Остатки первого в мире храма, освященного во имя Матери Божией

В стороне от главных туристических магнитов эфесского комплекса высятся руины грандиозного храма. Это первая в христианской ойкумене церковь, освящённая в честь Божией Матери. Под её сенью в 431 году собрался Третий Вселенский Собор, исповедавший Пресвятую Деву Марию Богородицей. Редкие любопытствующие добредают сюда, уклоняясь от магистрального маршрута.

История рождения высочайших христианских догматов поражает «непричёсанностью» страстей, такой знакомой, будничной природой людских противоречий. Но, не подвластный человеческим страстям, веет дух соборного разума, и рождаются единственно верные слова. А затем «всё течёт, всё меняется», и остаются заросли ежевики, и молчащие плиты гробниц, и слова на вес золота, которые будут звучать до конца времён.

Место, где стоял храм Артемиды Эфесской

Чудо света

«Солнце никогда не увидит ничего прекраснее и великолепнее твоего храма, стрелы твои всегда защитят твой Эфес!» — писал Каллимах в своём гимне богине плодородия.

Закладка фундамента стоила едва ли не дороже, чем всё строительство. Храм сооружался в заболоченной низине, которая на большую глубину была наполнена смесью угля и шерсти — оттого-то так легко храм стал добычей огня, когда в 356 году до Р. Х. безумный Герострат с факелом в руке сделал свой «шаг в историю». Храм горел в ночь рождения Александра Македонского; горел он и ранее — по легенде, в не менее знаменательный день — день смерти Сократа.

Новорождённый завоеватель подрос, в 334 году до Р. Х. захватил Эфес и предложил было отстроить храм заново, но эфесяне его великодушие отклонили дипломатично. Негоже, мол, чтобы один бог строил храм другому. Культ человекобожия, процветавший здесь в римские времена, имел глубокие корни.

Двести двадцать лет вся Азия сооружала этот храм, в него были вложены труды лучших мастеров — Скопаса, Паррасия, Аппелеса, Праксителя... Выстроенный заново храм и стал одним из пресловутых семи чудес.

Жизнь вокруг святилища добавила красок в экономическую биографию Эфеса. Храм Артемиды привлекал посетителей со всего Древнего мира, служил своего рода банком, задействовал великое множество рабочих рук. Кормившиеся от щедрот Артемиды вмиг почувствовали, какую угрозу прежнему укладу их жизни несёт апостольская проповедь. Книга Деяний повествует, как ополчились на Павла и его спутников местные ремесленники: Некто серебряник, именем Димитрий, делавший серебряные храмы Артемиды и доставлявший художникам немалую прибыль, собрав их и других подобных ремесленников, сказал: друзья! вы знаете, что от этого ремесла зависит благосостояние наше; между тем вы видите и слышите, что не только в Ефесе, но почти во всей Асии этот Павел своими убеждениями совратил немалое число людей, говоря, что делаемые руками человеческими не суть боги. А это нам угрожает тем, что не только ремесло наше придёт в презрение, но и храм великой богини Артемиды ничего не будет значить, и испровергнется величие той, которую почитает вся Асия и вселенная. Выслушав это, они исполнились ярости и стали кричать, говоря: велика Артемида Ефесская! (Деян. 19:24–28).

Статуя Артемиды, ІІ век до Р.Х.

Слова «ничего не будет значить» оказались пророческими. В 262 году храм Артемиды был разграблен и сожжён готами. Хотя позднее он и возродился из пепла, былой славы уже не видал. С утверждением христианства Артемида была позабыта, её святилище заброшено и растащено по камням. Бытовало предание, что великолепные колонны употреблены на строительство Константинопольской Софии, но трудно себе представить, зачем организовывать такую далёкую и сложную перевозку мрамора в самый «мраморный» регион...

От храма не осталось даже развалин, только первозданное болото. На обломке единственной колонны гнездится аист, и инсталляция эта — словно реверанс туристам от министерства культуры Турции: «Простите, но это всё, чем располагаем». Наглядная иллюстрация бренности gloria mundi. Очевидно, для тех, кто не согласен с Гераклитом, что тайная гармония лучше явной.

Вторая столица

В каждом из геополитических регионов Римской империи был свой центр: в Египте — Александрия, в Сирии — Антиохия (или Кесария), в Греции — Коринф (или Афины), в Италии — Рим... В 113 году до Р. Х. римляне взяли Эфес под прямой контроль, и он сделался фактической столицей провинции Асия.

Как и почти все перечисленные города, Эфес был морским портом. Для города наступила эпоха невиданного расцвета (оттого логично, что в Эфесе был так популярен культ империи и кесаря). Число жителей тогда достигало 225–250 тысяч.

Именно римский отрезок истории Эфеса нам особенно интересен. В конце первого — начале второго века старейшая, авторитетнейшая из христианских общин — Иерусалимская Церковь — оказалась в большом затруднении (жестокость, с которой римляне подавляли иудейские восстания, остро ставила под вопрос её существование). Новыми центрами, где формировалось христианское Предание, где собирались и составлялись апостольские писания, стали Рим и Эфес, и именно в Эфесе сложилась одна из самых славных общин первенствующей Церкви.

Библиотека Цельсия в Эфесе

Бани, театры, суета городской жизни... Апостолы несли благую весть не бесплотным Ангелам, но вполне земным людям. Как жили первые христиане в этих чудесных мраморных городах? Благодаря трудам археологов и собственному воображению мы видим те «декорации», в которых протекала их жизнь. Но нам трудно представить себе внутренний строй жизни ранней Церкви, ещё помнившей живую проповедь апостолов. Наслоения опыта исторического христианства отделяют нас от эпохи, которую патрологи именуют золотым детством Церкви. Мы много знаем о конфликтах с римскими властями, непонимании с язычниками, притеснениях от иудеев — но всё это внешние трудности, не определяющие сути того великого века. Архимандрит Киприан (Керн) называет первохристианство динамичным, стремительным, «расплавленным»: «Проявившееся в Сионской горнице чудо Пятидесятницы дало всему апостольскому веку пафос духоносности, вдохновения, жизни в Духе. Дары Святого Духа обильно изливались на „малое стадо“ Христовых учеников. Вся жизнь первохристиан была проявлением этой духоносности, даров Параклита... Харизма исцеления немощных и изгнания бесов проявлялась повседневно; харизма языков побуждала вдохновенных учеников говорить на ранее им не известных языках... Не было записанных формул и уставов; не было нормированных правил управления церковной общиной. Всё это двигалось наибольшим из всех даров Духа — любовью... Всё это почивало на детски непреложной вере, которая и была той победой, что победила мир».

Такой была и Эфесская Церковь после апостолов. В то время ещё не созрел интерес к догматике, ещё не родилась потребность в точности формулировок (так и определения Вселенских Соборов в будущие века всегда будут являться ответами на конкретные вызовы времени, а не следствием тяги к отвлечённой философии). Тем не менее, нельзя представить раннюю проповедь Евангелия в духе наивной простоты! Этот младенческий век дал Церкви великого Павла, чьё богословие не исчерпано по сей день ни святоотеческими толкованиями, ни философским осмыслением. Находясь в узах в Риме в 62–63 году, апостол написал Послание к Ефесянам, которое учёные называют «лебединой песнью» Павла, его завещанием всей Церкви. Из него выросло всё будущее христианское богословие. Из Эфеса же Павел писал Послание к Галатам и Первое послание к Коринфянам.

Апостол Иоанн

Торговая гавань превратила Эфес в огромный портовой город Эгейского побережья. Некогда здесь собирались суда афинян и лакедемонцев; отсюда флот Антония и Клеопатры отправлялся в Египет. В римские времена торговый и транспортный центр процветал. Но всё переменчиво — шли десятилетия, века, и сама природа смиряла роскошный Эфес. Уровень моря понижался, наносные отложения реки Каистр, протекающей вблизи города, мало-помалу заполняли гавань. Её переносили трижды, и император Адриан даже было силился изменить направление течения... Эта битва была окончательно проиграна в эпоху владычества Византии. Преимущества портового города были утрачены. Сегодня от руин Эфеса до побережья — шесть километров.

Могила апостола Иоанна Богослова

Арабские набеги VII–VIII веков ускорили упадок города, и пришедшие сюда в 1090 году турки-сельджуки нашли на его месте лишь небольшую деревню. История донесла до нас и недоумение проходивших мимо крестоносцев, которые не ожидали на месте славного портового города увидеть скромное селение.

Под властью Византии большая часть города сместилась от гавани к холму Аясулук. На вершине холма в VI веке император Юстиниан возвёл поразительных масштабов базилику (130×65 метров) в честь апостола Иоанна. И камням из храма Артемиды нашлось применение... Базилика заменила собой более раннюю церковь, построенную на месте предполагаемого погребения апостола. Подсчитано, что если храм восстановить в прежних размерах, в современном мире он был бы седьмым по величине. Любимого ученика Спасителя любили настолько, что если бы строителей не ограничивала топография, базилика в его честь была бы ещё более грандиозной.

Остатки базилики в честь апостола Иоанна Богослова

Традиция почитания могилы святого Иоанна Богослова довольно ранняя, её относят ко ІІ веку, а значит, вероятность её подлинности довольно высока. Круг ближайших учеников хранил и передал будущим поколениям память об апостоле, усвоенное от него Предание и традиции, сам образ христианской жизни. Этот удивительный проповедник любви пережил остальных апостолов, и слово самовидца Господа стало как бы последним среди апостольских свидетельств. И жизнь, и кончина его таинственны, и многие факты наводят на мысль, что и проповедь Иоанна не была гласной, что уделом его было молитвенное уединение и общение с малым числом духовных детей. Его небесное Евангелие и три послания — плоды тишины и глубоких прозрений тайн Божиих, и, быть может, не случайно именно из недр Эфесской Церкви — возлюбленной Павлом, принимавшей его с теплом и любовью, — открылись христианскому миру недостижимые высоты богословия.

В Средние века храм в честь апостола Иоанна был значительным центром паломничества. В 1360-е годы сильное землетрясение сравняло его с землёй, и камней этих хватило бы не на одно турецкое поселение.

С холма открывается вид на современный городок Сельчук — он расположен на месте главной части древнего Эфеса. Теперь здесь утвердилась пёстрая, как восточный ковёр, жизнь турецкой провинции со всей её прозой и лирикой. Дети играют в мяч, старики — в нарды. Молодые мужчины промышляют сувенирами, те, что посолиднее, — раскидывают ковры на продажу. Белоснежные автобусы останавливаются у подножия холма, и толпы туристов растворяются в необозримых руинах базилики. Своеобразный уют этого внеисторического вечера прорывает гортанный крик муэдзина (запись, конечно) — у подножия большая мечеть. Наверняка сложенная из всё тех же камней храма...

Дальнейшая история свидетельствует, что христианам Эфеса удалось преодолеть искушения, о которых говорит Тайнозритель. Около 110 года Эфесской Церкви было направлено хвалебное послание священномученика Игнатия Антиохийского. Ученик апостольский, святой Игнатий Богоносец был осуждён на смерть и отправлен императором Траяном (в 106–115 годах) в Рим на растерзание зверям. Его везли под стражей вдоль берегов Малой Азии, и святитель наставлял здешних христиан устно и письменно. Его приходили приветствовать представители многих Церквей.

В своём послании святитель пишет, что желал бы «обрести жребий эфесских христиан, которые силою Иисуса Христа всегда были единомысленны с апостолами». Он говорит: «Знаю, кто я и к кому пишу. Я осуждённый, а вы помилованные; я в опасности, а вы стоите твёрдо. Вы путь для умерщвляемых ради Бога. Вы сотаинники Павла, освящённого, засвидетельствованного, достоблаженного, у ног которого желал бы я быть, когда приду к Господу» (Еф. 9:11–12). Святой Игнатий писал пяти малоазийским Церквам, но только эфесян он так особо выделяет. Очевидно, что испытания Эфесская Церковь прошла с честью.

И впоследствии Церковь Эфеса оставалась верной своей славной истории и стойко хранила истину. Город дал христианству великого апологета — святого мученика Иустина Философа. «Натурой», с которой списана жизнь христиан в его «Апологиях», была вскормившая его Эфесская Церковь: «Достаточные из нас помогают всем бедным, и мы всегда живём заодно друг с другом... Я могу показать многих из наших, которые из наглых и свирепых переменились, будучи побеждены или тем, что насмотрелись на строгость жизни своих соседей, или тем, что видели в спутниках чудное перенесение обид, или из опыта узнали нравы тех людей, с которыми соприкасались делами... Нужно ли мне говорить о бесчисленном множестве тех, которые обратились от распутства и научились целомудрию? — И есть много мужчин и женщин, лет шестидесяти и семидесяти, которые, с детства сделавшись [учениками] Христовыми, живут в девстве, и я готов указать таких из всякого народа... В нашей воле отречься при допросах, только мы не хотим жить обманом. Мы желаем вечной и чистой жизни; мы стремимся к пребыванию с Богом... И мы, которые прежде один другого убивали, не только не враждуем с врагом, но, чтобы не солгать и не обмануть делающих допросы, с радостью исповедуем Христа и умираем».

В конце II века святой мученик Ириней пишет: «Церковь Ефесская, основанная Павлом и имевшая среди себя Иоанна до самых времён Траяна, есть истинная свидетельница апостольского предания».

Последнее в истории громкое упоминание города, всё более превращавшегося в захолустье, — деятельность Эфесского митрополита Марка. В 1439 году он единственный из греческих иерархов отказался подписать унию с Римско-Католической Церковью.

Однако под властью турок город, и прежде «переползавший» с холма на холм, отдалился от своего исторического ядра, и в XV веке старый город был окончательно заброшен. Его «преемник» Аясулук, в 1914 году получивший красноречивое имя Сельчук, за много веков неплохо освоился на склонах древнего Эфеса.

Странно наблюдать соседство столь несхожих культур. Молодой житель Сельчука (сельчучец?..) предлагает туристам отведать лучшего турецкого пива «Эфес». Бессмысленно наивное детское желание стереть случайные черты, чтобы увидеть: мир прекрасен. Нет уж ни амазонок, ни эллинов, ни «народов моря»; никто не несёт дары Артемиде. Когда-нибудь не станет и православных паломников, читающих Евангелие на могиле апостола любви. Не останется и смуглых турок, взимающих плату за вход и качественно, по-европейски убирающих территорию.

Может, останутся только камни, а может, и их не останется. Только светильник Эфесской Церкви будет гореть в небесах, пока исполнится полнота времён.

Пункт 2. Смирна

Руины Агоры (форума) древней Смирны (ныне г.Измир)

Они кажутся бесконечными — огни этого большого, очень большого города. Путник, проезжающий Измир в темноте, успевает мысленно перебрать все изгибы истории этого расползающегося во времени и пространстве локуса. Ещё неизвестно, что тут на самом деле является фантомом... Измир — третий по величине город современной Турции с миллионами жителей, с его огромным портом и аэропортом. Или «неверная Смирна», где в 1922 году турками было вырезано двести тысяч христиан. Или агора на скате горы Пагус, отстроенная Марком Аврелием после сокрушительного землетрясения. Или античный полис, практически убедивший мир в том, что именно он — родина Гомера...

Смирну во время жизни Христа называли вторым оком Азии. Второй среди семи Церквей Асийских упоминает её и апостол Иоанн в своём Откровении. В богатстве и величии Смирна уступала одному только Эфесу.

Церковь Смирны, по преданию, основана самим Иоанном Богословом. Она младше Эфесской сестры — во времена проповеди Петра и Павла её ещё не существовало. О рождении Церкви в Смирне Новый Завет молчит. Время её славы — второй век, когда по всей империи созрела новая жатва мученических венцов.

Богатеющий город был весьма дружески настроен в отношении Рима. В Смирне благоденствовала многочисленная иудейская община. Иудеи здесь пользовались привилегиями — беспрепятственно соблюдали закон, устраивали религиозные собрания, из-за субботы и пищевых ограничений даже освобождались от воинской службы. Пользуясь такой свободой, они в то же время охотно создавали проблемы христианам. До того как император Траян в переписке с Плинием чётко сформулировал отношение государства к христианам, в глазах язычников, не вдававшихся в детали, иудеи и христиане были представителями одной и той же восточной религии. Соответственно, лояльность властей и населения должна была распространяться и на христиан. В случае же Смирны, как мы знаем из книги Откровения и из свидетельств апологетов, иудеи делали всё возможное, чтобы навредить Церкви Христовой.

Святой Поликарп Смирнский, фреска соборного храма монастыря Високи Дечани, Косово, Сербия

Примечательно, что обращение Тайнозрителя к знаменитейшей Смирне — самое короткое. Но в нём нет ни единого упрёка, лишь похвалы и ободрения в предстоящих испытаниях.

«Времени нужен ты»

Интересно проследить, как ручейки живой апостольской традиции перетекают из поколения в поколение. С особой ясностью связь времён видна благодаря удивительной фигуре епископа Смирнского Поликарпа, мученика, апостольского ученика, особенно близкого святому Иоанну Богослову. «Обращавшийся со многими видевшими Христа, от апостолов поставленный в Азию епископом Смирнской Церкви», святой Поликарп словно перебрасывает мост между первым и третьим веком. Живые рассказы Поликарпа о проповеди апостолов, сам образ его жизни, на 86-м году увенчанной мученичеством, запомнились многим христианам, вошедшим в третье столетие. В следующем поколении дело своего учителя продолжал святой Ириней Лионский, ставший во главе Галльской Церкви и так принёсший на Запад дух Иоаннова благовестия.

Около 107 года в Смирне побывал святой Игнатий Богоносец. На пути в Рим, где его ожидало мученичество, он в узах, под стражей посетил многие малоазийские Церкви, общаясь с христианами, наставляя их и устно, и в письменных посланиях. В Смирне святой задержался; здесь ему с любовью служили и сам Поликарп, и смирняне, и любимые им эфесяне.

Игнатий Богоносец любил святого Поликарпа чрезвычайно. Он призывал смирнян к единению вокруг своего епископа, прилагал всю силу своего убеждения для укрепления авторитета Поликарпа, в котором провидел оплот не только Церквам Малой Азии, но и всему вселенскому христианству. В дни пребывания в Смирне святой Игнатий написал четыре послания.

После своего отъезда святой Игнатий обращается к Церкви в Смирне с посланием, полным любви и одобрения. Однако он находит нужным высказать и опасения, и предостережения смирнянам касательно лжеучения, распространившегося в Азии. (Конкретно речь шла о ереси докетов, отрицавших воплощение, страдания и смерть Господа Иисуса Христа и Его Воскресение; отрицавших и Евхаристию). Помимо послания к Смирнской Церкви, он пишет отдельное послание Поликарпу. Епископ Смирны не был преемником святого Игнатия по Антиохийской кафедре, но Игнатий словно бы вручил ему то руководящее значение во Вселенской Церкви, которым обладал сам. «Как кормчему нужны ветры или обуреваемому — пристань, так настоящему времени нужен ты, чтобы достигнуть Бога», — писал старец. Читавший эти строки Поликарп был тогда ещё только в начале своего долгого поприща. И после смерти святого Игнатия именно ему довелось в течение полувека стоять на страже чистоты христианского учения, противопоставляя суть и глубину апостольской веры многочисленным для того времени спекуляциям (только к началу II века святой Ипполит Римский насчитывал уже тридцать две «модификации» на тему христианства).

Вид Смирны, конец XIX века

По свидетельству святого Иринея, он писал Церквам и отдельным ученикам, но до нас дошло лишь одно послание к филиппийцам.

Со 130-х по 150-е годы гонения на христиан относительно поутихли, но с середины второго века для Церкви наступили трудные годы. Христианские источники главной причиной гонений того времени называют «неразумную народную молву». Ненависть, вспыхнувшая по отношению к христианам, вышла из языческих низов. Подтверждают это и события в Смирне.

Во время праздника, когда в Смирну съехался народ со всей провинции, во время цирковых зрелищ бешенство кровожадной толпы обратилось против христиан. Прежде всего — против первого из них, прославленного епископа Поликарпа. Святителя берегли и укрывали от преследователей сколько было возможно, пока он сам не отказался скрываться. Как пишет священник Сергей Мансуров в своём замечательном труде о Малоазийских Церквах, «на глазах целой Асии во время языческих торжеств, привлёкших толпы народа в Смирну, около 155 года (по другим источникам — 157 год) сожжён был последний, наиболее прославленный ученик апостола Иоанна Богослова — святой Поликарп Смирнский. Эта кончина величаво закончила первый период процветания Малоазийской Церкви, длившийся около ста лет (с 60 по 160 годы)».

Описание этой мученической кончины зафиксировано в виде Послания от Смирнской Церкви всем Церквам.

Благодаря своему славному епископу Смирнская Церковь преодолела все опасности, которыми изобиловал II век.

«Трудно забыть набережную Смирны...»

Всё, что осталось от древней Смирны, — это руины агоры, которую справедливей было бы назвать форумом — строили его римляне. Склоны древнего Пагуса — отличная точка обзора. Ещё угадываются камни цирка, где жадные до зрелищ толпы наблюдали мученичество святого Поликарпа, — с видом на море. А внизу, на берегу, растёт мегаполис, с его новыми драмами и комедиями. И даже здесь «большой брат следит за тобой» — у подножия Пагуса очередной монумент Мустафе Кемалю, неизбежный и естественный в Турции, как явление природы. Хищный взгляд этого человека преследует туриста едва ли не в каждой бакалейной лавке и маршрутке...

Священномученик Хризостом Смирнский

«Мир в стране и во всём мире» — вот что, ни много ни мало, написано на памятнике. Надо заметить, пацифистская риторика звучит не очень правдоподобно для города, в один миг истории полностью переменившего этнический состав населения.

До 1920-х годов Смирна, находясь под властью турок, оставалась всё-таки городом греков. Турки так и называли её: «Гяур Смирна» — «Неверная Смирна». После Первой мировой войны Османская империя оказалась в числе побеждённых. В мае 1919 года Смирна была оккупирована греческими войсками и по Севрскому мирному договору должна была отойти Греции. Однако турецкие националисты, возглавляемые Кемалем, не признали договор, и в конце августа 1922 года прорвали греческие позиции...

Греки отступали. 7 сентября из Смирны оперативно эвакуировалась греческая армия, воспользовавшись всеми наличными кораблями.

Дальнейшие события развивались быстро. 9 сентября в город вошли турецкие войска, за этим последовала резня христианского населения — греков и армян. В Смирне, помимо местного населения, скопилось большое количество греческих беженцев из других районов, захваченных турками. Число убитых за эти дни, по некоторым источникам, составило до двухсот шестидесяти тысяч человек.

13 сентября вспыхнул невиданный пожар. Смирна полыхала несколько дней. От христианской части города практически ничего не осталось. Не пострадали только мусульманские и еврейский кварталы. Огонь поглотил двадцать четыре церкви, сотни домов, школы, больницы... Христианское население, спасаясь от пожара, устремлялось на набережную. Турки набережную оцепили, отрезав тысячам людей доступ к воде и пище. Христиане погибали от голода и жажды; турецкий военный оркестр на набережной непрестанно играл бравурные марши — чтобы заглушить крики умирающих. Трупы сбрасывали в море; иные в отчаянии кончали с собой, бросаясь в воду. Союзнический флот, расположившийся в порту, наблюдал, не вмешиваясь. Эти события описаны Хемингуэем в жутком рассказе «В порту Смирны»: «Мы были в гавани, а они все на молу, и в полночь они начинали кричать. Чтобы успокоить их, мы наводили на них прожектор. Это действовало без отказа. Мы раза два освещали мол из конца в конец, и они утихали». «Трудно забыть набережную Смирны. Чего только ни плавало в её водах».

Новая заря мученичества взошла и над Церковью Смирны. Митрополит Хризостом, отказавшийся покинуть паству, был выдан на растерзание толпе мусульманской черни. Его убивали долго и мучительно. Французские солдаты, которым командование запретило вмешиваться, наблюдали это зверство. Святой мученик Хризостом Смирнский канонизирован Элладской Православной Церковью в 1992 году.

Известный «миролюбец», Кемаль вовремя проинструктировал министерство иностранных дел, как именно следует комментировать события международной прессе. Версия была такова: город подожгли греки и армяне, подстрекаемые митрополитом Хризостомом; греческий митрополит утверждал, что сожжение города — религиозный долг христиан, а турки, в свою очередь, делали всё для его спасения. Это — и по сей день официальная позиция Турции.

Современный Измир

Турки было перекрыли выход из гавани, чтобы воспрепятствовать эвакуации, но под нажимом западных держав отступили. Эвакуации не подлежали мужчины от семнадцати до сорока пяти лет, им предстояла депортация во внутренние области на принудительные работы. По словам исследователя, это было равно «пожизненному рабству у жестоких владельцев, заканчивающемуся таинственной смертью».

О миролюбивых акциях не столь уж давней турецкой истории можно говорить долго. Отдельно — о понтийских греках, об этнических чистках, депортациях; отдельно — о геноциде армян... Но страница перевёрнута, и Турция, упаковав свои версии событий в благостные формулировки, плывёт своим курсом в европейское содружество. Которое, кстати, давно требует от турок назвать вещи своими именами. Интересно, как внутри турецкого общества осмысляется эта страница истории. Те, кому вздумается поднимать шум по этому поводу, рискуют ответить по уголовному кодексу: закон классифицирует либеральные разговоры на тему геноцидов как «оскорбление турецкой идентичности».

***

Остатки коренного греческого населения вынуждены были покинуть Смирну в 1923 году в рамках навязанного кемалистами греко-турецкого обмена населением. Этот так называемый «обмен» не был равноценным: из Греции уехало полмиллиона мусульман, а на их место Турция выслала полтора миллиона греков. Для маленькой ослабленной Греции это стало настоящей социальной катастрофой: массовая безработица, голод, нищета, трущобы в крупных городах. Огромное число греков вынуждено было эмигрировать в Америку и Австралию.

Греческие мелодии, веками звучавшие здесь, теперь звучат только в моих наушниках. Греки родом из района Смирны увезли с собой свои напевы и записали прекрасную подборку...

Я еду вдоль моря, сквозь километры огней, и ночь скрывает от меня очертания Измира. Кажется, не будет конца этим холмам и огням на холмах. Здесь где-то поблизости — руины Эфеса, Милета, Дидима. Здесь — тот же воздух Древней Эллады, и, кажется, рукой подать до греческих островов — Хиос, Самос... Гости турецкого побережья за умеренную плату на белых экскурсионных катерах отправляются к берегам Греции.

Кажется, всё так близко. Но есть, видимо, пропасти непроходимые.

Пункт 3. Пергам

Акрополь древнего Пергама. Руины храма Траяна

До конца XIX века обитатели небольшого турецкого города Бергама даже не догадывались, что под их домами лежит в руинах богатейший и славный город древности — Пергам. Город, ставший, по словам историка Плиния Старшего, учителем Рима, и по культурному значению сопоставимый в своё время лишь с Александрией и Антиохией... И в то же время — город, названный Иоанном Богословом в Откровении «престолом сатаны». Чем заслужил Пергам такую характеристику? Чем жили здесь христианские общины в первые века после Рождества Христова?

Сегодня руины Пергама — один из самых зрелищных археологических аттракционов Турции. Древние греки, жившие на этой земле, вне всякого сомнения, умели вписать свои города в ландшафт. Город располагался на трёхсотметровой скале, окаймлённой двумя притоками реки Каик. Эллинские архитекторы построили, по сути, три города один над другим, соединив их лестницами и просторными террасами с изящными портиками. С высоты верхнего города открывался редкой красоты вид, и сами мраморные постройки являли собой произведение искусства...

Акрополь древнего Пергама. Место, где находился алтарь Зевса

Столетиями выкапывая из земли обломки мрамора, турецкие крестьяне преспокойно пережигали на известь прекрасные образцы греческой скульптуры. Но век археологического бума привёл в Бергам других «копателей», и с тех пор турецкая земля, целиком, казалось, поглотившая один из самых великолепных городов Малой Азии, вернула человечеству немало сокровищ.

Одним из «магнитов» древнего Пергама была чрезвычайно обширная библиотека. Прохлада просторных мраморных залов, ниши, отделанные кедром, чистая радость учёных занятий... Основанное царём Эвменом во II веке до Р. Х., хранилище насчитывало 200 тысяч свитков с творениями греческих поэтов и философов, трудами географов, иудейскими, персидскими и египетскими священными книгами. Библиотека Пергама по праву соперничала с прославленной Александрийской. Соперничала в прямом смысле слова: однажды ревность египетского правителя выразилась в конкретной мере — вывоз папируса из Египта был запрещён — с той целью, чтобы лишить Пергам средств к умножению числа рукописей. Многие источники сообщают, что по этому случаю в Пергаме изобрели новый писчий материал — пергамент... Но это не совсем так. Скорее, здесь вновь обратились к известной, несомненно, в Древнем мире технике выделки кож домашних животных, усовершенствовали её и стали широко применять. И действительно, город дал своё имя этой «бумаге» древности, сыгравшей огромную роль в сохранении античного наследия и распространении европейской книжности.

Библиотека оказалась долговечней самого Пергамского царства. В лихое время она была захвачена Марком Антонием — этот роскошный подарок получила к свадьбе его возлюбленная Клеопатра. Таким образом пергамская библиотека влилась в Александрийскую и разделила её горькую участь, насчёт которой, кстати, по сей день нет единого мнения в научном мире.

***

Как мы помним, в Апокалипсисе о Пергаме довольно резко сказано, что там — «престол сатаны» и «живёт сатана». Сегодня учёные считают маловероятным, чтобы здесь Тайнозритель подразумевал какое-либо конкретное из многочисленных языческих капищ Пергама. Так он характеризовал сам дух города и указывал на процветший здесь культ императора и культ империи как таковой.

Прежде, в дореволюционной науке, на звание «престола сатаны» было два основных претендента: святилище медицинского божества Асклепия и знаменитый алтарь Зевса, величаво возвышавшийся над городом на высоте 300 метров и снизу действительно походивший на трон. Жертвы на алтаре приносились под открытым небом, и это величественное и, наверное, жуткое зрелище можно было наблюдать на расстоянии многих километров от города...

Нельзя не сказать несколько слов о великолепии этого грандиозного памятника эллинистического искусства. Десятиметровый алтарь был возведён во II веке до Р. Х. в честь одной из побед над варварами-галлами. Сто двадцать метров рельефного фриза бесподобной работы повествовали о битве богов и гигантов. Ясно, что выбранные сюжеты намекали на роль пергамцев как спасителей всей греческой культуры от варваров.

Алтарь Зевса. Реконструкция. Пергамский музей, Берлин

Византийское благочестие, мечи завоевателей и обильные малоазийские землетрясения совместными усилиями на долгие века похоронили это произведение искусства под метрами почвы. Однако наступило и время «собирать камни». Немецкий инженер Карл Хуман, в конце XIX века приглашённый турецким султаном прокладывать дороги и строить мосты, оказался страстным любителем древних цивилизаций. В 1878 году Хуман и нанятые им землекопы по частям извлекли на свет алтарь Зевса. Это событие вошло в ряд самых значимых в античной археологии. Согласно уговору с османской стороной, Хуман вывез алтарь в Германию, где быстро оценили масштаб находки. Великолепно реконструированный памятник сегодня можно осмотреть в специально сооружённом музейном комплексе в Берлине (после окончания Второй мировой войны алтарь, вывезенный среди многих других культурных ценностей советскими войсками, успел «погостить» в Эрмитаже, но в 1958 году был возвращён Германии).

Однако, говоря о «престоле сатаны», апостол, вероятнее всего, указывает не на Пергамский алтарь, а на роль города как важнейшего оплота имперского культа. В 29 году в Пергаме был воздвигнут первый в империи алтарь в честь Октавиана Августа — так город стал официальным центром почитания кесаря в Малой Азии. Выражение лояльности властям отныне принимало совершенно религиозный характер. Положение христиан, для которых участие в общепринятых проявления верноподданнических чувств было неприемлемо, сразу осложнилось. Это видно и из первых строк послания к пергамской Церкви, содержащегося в Откровении.

И всё же угроза извне — не самое важное в послании. По справедливому замечанию крупнейшего библеиста Р. Брауна, современный читатель Откровения часто выносит впечатление, что гонения являются единственной опасностью, ради которой и о которой написана эта книга, и зачастую толкуют её в свете внешних угроз, имеющихся сегодня. На самом же деле в Откровении довольно много говорится о теплохладности и конформизме, которые для современного христианства представляют угрозу куда более актуальную. Мы не стоим перед проблемой употребления в пищу идоложертвенного, но разве сегодня христиане не идут с лёгкостью на компромиссы с духом времени, поступаясь своими принципами?

***

Славе Пергама способствовало крупное святилище врачебного божества Асклепия (Эскулапа), устроенное наподобие современных спа-курортов.

Асклепион. Фрагмент колонны с символикой культа Асклепия

Сюда съезжались за исцелением жители всего Средиземноморья. Больные жили в святилище неделями, проходя курсы лечения и принося очистительные и благодарственные жертвы. Обязательной составляющей терапии было «лечение искусством». Асклепион располагал собственным театром на 3500 зрителей (в наши дни театр восстановлен, здесь и сегодня идут представления, популярные среди туристов).

Любопытно, что ещё в IV веке до нашей эры греки оценили действенность метода внушения. К массажам, растираниям, гимнастике и грязевым ваннам, предписанным пациентам, неизменно прилагался «голос бога», настигавший больных во время инкубации — лечебного сна в специально устроенных спальнях. Порой «Асклепий» давал больному конкретные медицинские рекомендации, приводившиеся в исполнение врачами, но чаще его речи имели целью внушить больному простую мысль: всё будет хорошо. Интересно, что метод работал: в археологическом музее Бергама можно взглянуть на дары, приносимые Асклепию его благодарными пациентами — золотые или серебряные копии исцелённых частей тела.

Этот языческий «санаторий» подарил Риму знаменитого Галена: второй после Гиппократа медицинский авторитет античности, личный врач Марка Аврелия начинал свою практику с лечения гладиаторов Пергама.

Акрополь древнего Пергама. Руины театра

Можно понять, почему культ Асклепия был столь смутителен для христиан. Асклепия официально именовали также σωτήρ — «спаситель», «целитель». Легко представить, какое неприятие, в контексте библейской символики, вызывал среди христиан и символ этого культа — змеи, обвивающей чашу (современная медицина также использует этот символ).

С утверждением христианства Асклепион продолжал функционировать ещё долгие века. Церковь, принимая достижения античной медицины, очистила её от языческих составляющих. Языческие храмы комплекса превратились в христианские, а врачи, приняв христианство, продолжали лечить больных.

После издания в 392 году императором Феодосием указа о запрете языческих собраний христиане превратили в церкви и многие другие языческие храмы — на это указывают вырезанные кресты на входах в святилища храмов Сераписа, Изиды, Артемиды, Аполлона. Только в храмах императорского культа никаких христианских символов археологи не обнаруживают — по всей империи эти постройки либо уничтожались, либо унижались каким-то подчёркнуто низким использованием. Храмы императоров в христианском сознании были действительно «престолами сатаны», ведь именно через них происходили кровавые столкновения Церкви и «зверя» — Римской империи. И если придерживаться версии, что Апокалипсис написан во время правления Домициана (90-е годы I века), впервые придавшего такое серьёзное значение культу кесаря и развернувшему настоящие «идеологические» гонения на христиан, то «престол сатаны» — это указание на новый, страшный для Церкви вызов.

***

В 713 году Пергам был разрушен арабами и ушёл в небытие. Теперь другой народ чувствует себя дома здесь, на руинах легендарного древнегреческого царства. Но, видимо, и современные хозяева этой земли — лишь гости в череде поколений и цивилизаций; таковы закономерности истории.

От эпохи первых христиан нас отделяют два тысячелетия. Современная наука всё яснее позволяет представить реалии их жизни, и вдумчивое прочтение апостольских обращений к первым общинам открывает внимательному читателю, сколь многое из сказанного напрямую относится к нам.

Пункт 4. Фиатира

Фиатира - современный Акхисар

Историки отмечают одну интересную закономерность. О тех памятники древности, что дошли до нас в самой лучшей сохранности, нам, как правило, известно до обидного мало. Вот так же из всех посланий семи Церквам, содержащихся в Откровении Иоанна Богослова, самое развёрнутое адресовано в город, о котором мы знаем очень мало и от которого почти не осталось следа на земле. Четвёртый город Апокалипсиса с поэтичным названием Θυάτειρα — «Врата жертвоприношения» — полностью превращён в пыль истории.

Выяснить местоположение Фиатиры удалось только в конце XVII века. Сделал это английский консул в Смирне. Исторические изыскания привели его к выводу: на месте древней Фиатиры стоит турецкий городок Акхисар.

Человеку первых веков имя «Фиатира» наверняка говорило несравнимо больше, чем нам. В римскую эпоху город процветал — расположенный в плодоносной долине реки Лик на перекрёстке важнейших путей, ведущих в Пергам и Сарды, Магнезию и Смирну, он был заметным промышленным и коммерческим центром. Здесь существовали многочисленные торговые гильдии: медники, кузнецы, кожевники, обувщики, красильщики, шерстянщики, ткачи... Фиатира была городом ремёсел и с религиозной и культурной стороны не была особо примечательна.

Сарды. Руины храма Артемиды

Славился город в основном текстильным производством и красильнями, в особенности пурпурными тканями (в Евангелии такая ткань называется «багряница»). В наш технологичный век трудно представить, что цветная одежда в древности была практически роскошью и ценилась дорого. Можно вспомнить эпизод из истории Иосифа Прекрасного и его отца Иакова: ...любил Иосифа более всех сыновей своих, потому что он был сын старости его, — и сделал ему разноцветную одежду. И увидели братья его, что отец их любит его более всех братьев его; и возненавидели его и не могли говорить с ним дружелюбно (Быт. 37:3­—4).

Производство багряниц было весьма прибыльным делом. Ткань окрашивали пурпуром, добываемым из моллюсков (эта технология применялась в древнем Тире), либо кармином, производимым кошенилью — неприметным насекомым. Третьим способом, которым пользовались в Фиатире, была окраска с помощью растительного пигмента — марены красильной. Интересно, что, несмотря на череду завоеваний, разрушений и полную смену населения, этот бизнес процветал в регионе до ХІХ века — до появления дешёвых искусственных красок. Большая часть местной продукции, кстати, шла на продажу Российской империи.

***

Из книги Деяний нам известно, что первое на европейской земле крещение, совершённое апостолами во время их миссионерских странствий, косвенно связано с Фиатирой. Когда Павел и Сила (и, видимо, также Тимофей) прибыли в Филиппы, они встретили там женщину по имени Лидия: И одна женщина из города Фиатир, именем Лидия, торговавшая багряницею, чтущая Бога, слушала; и Господь отверз сердце её внимать тому, что говорил Павел (Деян. 16:14). Лидия приняла крещение, а вместе с ней крестились и её домашние. Гостеприимная Лидия настояла тогда, чтоб апостолы жили в её доме всё время их пребывания в Филиппах.

Сарды. Здание античного гимнасиума

В Откровении Иоанн Богослов от имени Воскресшего Христа возвещает Фиатирской Церкви похвалу за её добродетели: за её любовь, за верность Христу, за служение бедным, за терпение как свидетельство твёрдой христианской надежды.

Но и в общине Фиатиры не обошлось без искушений. Язычество здешнего разлива было бытовым, практическим. Каждая торговая гильдия имела своего покровителя в обширном римском пантеоне, и важное место в общественной жизни населения занимали профессиональные празднества, посвящённые богам-патронам. Эти праздники сопровождались пирами в храмовых трапезных, где участники вкушали идоложертвенную пищу. Для христиан-ремесленников, входивших в состав гильдий, отказ от участия в таких празднествах был, по понятным причинам, в профессиональном смысле неудобен. В нём усматривался вызов обществу, традициям; таким работникам мог грозить бойкот и невозможность заниматься своим делом. Потому находились среди христиан такие, кто пренебрегал апостольским запретом вкушать идоложертвенное. Именно это приспособленчество к обычаям языческой среды и обличается в послании к фиатирской общине.

Однако основной повод к упрёку, который высказывает Христос христианам Фиатиры, — это терпимость общины к некой лжепророчице с символическим именем Иезавель (истинное её имя нам неизвестно). Имя отсылает к книге Царств, к временам царя Ахава, чья жена Иезавель насаждала культ Ваала в Израиле, совращая народ Божий. Тем же занималась и «новая Иезавель» в Фиатире, и её последователям грозит «великая скорбь» и смерть.

Членам Церкви, не последовавшим за лжеучительницей, обещано утешение и сказано, что на них не будет возложено никакого «иного бремени», то есть никакого дополнительного ограничения помимо тех правил, что установлены Апостольским Иерусалимским собором 49 года (воздерживаться от идоложертвенного мяса, крови, удавленины и блуда).

Интересна символика обетования Христова верным Фиатиры: Дам власть над язычниками, и будет пасти их жезлом железным; как сосуды глиняные, они сокрушатся (Откр. 2:26–27). Архимандрит Ианнуарий (Ивлиев) поясняет: «Этот образ берёт начало в древнеегипетском царском ритуале, когда фараон разбивал глиняные сосуды, символически демонстрируя таким образом власть над народами земли. В обетовании христианам всё это не означает рабского послушания или даже истребления язычников. Это просто символ для изображения великой власти тех, которые примут свою власть вместе со Христом».

Сарды. Остатки синагоги

Церковь получает также одно из самых красивых и поэтичных обетований Откровения: И дам ему звезду утреннюю. Под утренней звездой, которую даст Господь побеждающему, подразумевается Сам Христос. Этот образ, видимо, происходит из книги Чисел — «звезда от Иакова» упомянута там как образ Мессии.

***

Сегодня в Акхисаре мало что напоминает о Фиатире — четвёртой Церкви Апокалипсиса. Христиане давно покинули эти места. Дань истории город отдаёт в рамках небольшой археологической зоны. Но кое-где и за её границами находишь материальные свидетельства прошлого. Вот античная капитель, встроенная в стену дома, а вот — древнейшая из мечетей Акхисара, которая до XIV века была византийской церковью, а ещё прежде — каким-то общественным зданием, а до того — римским языческим храмом... Очередной «слоёный пирог» истории, обычный в этих местах.

Пункт 5. Сарды

В дневниковых записях Марины Цветаевой есть такое рассуждение о свойствах воспитанного человека. «Мастерство беседы в том, чтобы скрыть от собеседника его нищенство. Гениальность — заставить его, в данный час, быть Крёзом».

Имя Крёза, легендарного лидийского царя, самого богатого человека своего времени — в веках стало нарицательным. Щедрый, склонный к философствованию, довольный собой, но, в общем, симпатичный — таким предстаёт его образ из древних легенд. Геродот, которого с лёгкой руки Цицерона зовут отцом истории, начинает свои рассказы о древних народах как раз с повести о царстве Крёза (VI век до Р. Х.) и его печальном конце.

Как гласит легенда, однажды Крёз принимал у себя прославленного афинского законодателя Солона. Радушный хозяин не скупился на угощения, демонстрировал гостю свои несметные богатства и под конец не удержался. «Друг Солон, ты мудр, ты объездил полсвета; скажи: кого ты считаешь самым счастливым человеком на земле?» К его удивлению, Солон назвал имя простого афинского гражданина. Объясняя свой ответ, философ сказал: «Он жил и видел, что родина его процветает, что дети и внуки его — хорошие люди, что добра у него достаточно, чтобы жить безбедно, а умер он смертью храбрых в таком бою, где его сограждане одержали победу. Разве не в этом счастье?» Солон и дальше продолжал с подобными примерами, но не это хотел услышать Крёз. Он даже слегка обиделся: «Выходит, моё счастье ты ни во что не ставишь?» Тогда Солон произнёс свою самую известную фразу: «Если ты хочешь услышать мудрый совет, вот он: никакого человека не называй счастливым, пока он жив».

Эти слова царю пришлось вспомнить, когда в решающем сражении с персидским властителем Киром Крёз был побеждён. Крёза должны были сжечь заживо. Увидев приготовления к жуткой казни, он воскликнул: «Как ты был прав, Солон!» — «Что говоришь ты?» — спросил его Кир. — «Я говорю о человеке, которому следовало бы сказать всем царям то, что он сказал мне», — ответил Крёз. Кир стал его расспрашивать и, выслушав урок, смутился. Оптимистическая версия легенды гласит, что он приказал освободить Крёза и сделал его своим советником. Крёз же своими советами спас своё бывшее царство и народ от разграбления и гибели.

Всё это нельзя не вспомнить, приближаясь к Сардам, или Сардису, — столице Крёзовой державы. Руины великого царства располагаются в окрестностях Измира. Здесь, в Сардах, находилась пятая из Церквей Апокалипсиса. Церковь, не удостоенная от Христа ни единым словом похвалы...

Самый богатый в мире город утратил своё величие ещё тысячелетия назад. Уже ко времени создания книги Откровения Сарды, разрушенные мощным землетрясением и отстроенные заново, потеряли прежнее значение и жили в основном благодаря производству шерстяных тканей. Периоды расцвета и упадка сменяли друг друга, пока в XV веке для города не пробил час стать достоянием истории.

А природа здесь по-прежнему завораживает. Живописный фон для этого кладбища мирской славы составляют два высоких горных хребта со снежными вершинами. Обширную равнину омывает некогда золотоносная река Пактол. Говорят, и сегодня на его берегах можно найти сардоникс — камень, названный по имени города. И в центре этой природной роскоши — вечная поэзия руин.

Ещё с VI века до Р. Х. в Сардах существовала значительная еврейская община, в римские времена получившая большие привилегии от государства. Частично отреставрированное здание синагоги III века считается самым крупным из тех, что построены за пределами Палестины.

Во II веке Церковью в Сардах управлял святитель Мелитон Сардийский. Помимо богословских споров о Пасхе, он известен своим обращением к Марку Аврелию, в котором изложены аргументы в защиту христиан и христианства. Не исключено, что доводы святителя оказали воздействие на императора-философа; хроники доносят до нас его слова, обращённые к подданным по случаю крупного землетрясения. «Вы приходите от этого в отчаяние, — а христиане утверждаются в вере своему Богу. Когда вы не имеете никаких опасений, — вы нерадеете к богам, не приносите жертв бессмертному Богу и гоните до смерти христиан, поклоняющихся Ему».

Сарды. Фрагменты пола синагоги

Сарды оставались епископской кафедрой до XIV века. Христиане построили здесь немало храмов, остатки некоторых видны до сих пор. Среди артефактов, доступных взгляду редкого здесь туриста, наиболее представительные относятся к византийскому времени. Комплекс бань и гимнасий, торговые ряды, театр... Уцелели и остатки святилища Артемиды, уже знакомой нам по Эфесу. Здесь можно себе представить, как выглядели построенные римлянами улицы с мраморными колоннадами. А с самых древних времён, от великой столицы Лидии, описанной Геродотом, сохранилось немного: остатки оборонительной стены, мастерских и жилого квартала.

И, конечно, могилы. Их здесь тысячи, разбросанных на склонах акрополя, холмах и скалах по обе стороны реки. Эллины и иудеи, готы и арабы, персы и турки. Сказочно богатые цари и скромные прядильщики шерсти. Безвестные солдаты бесконечных войн и матери, растившие новое поколение солдат. Язычники, счастливые своим простым земным счастьем, — и христиане, чаявшие жизни будущего века. Двадцать семь веков все они ложились в эту сухую горячую землю. Ложились, чтобы встать однажды по звуку архангельской трубы на последний Суд, который выше суда человеческого, выше суда истории.

Пункт 6. Филадельфия

Церковь Филадельфии пережила практически все общины Малой Азии. По выражению писателя XIX века, побывавшего здесь, этот небольшой христианский городок, как последняя сторожевая башня, уединённо стоял среди магометанских областей.

Лаодикия. Сирийская улица

Когда вся Малая Азия была покорена оттоманами, у Византии оставалась здесь лишь одна последняя твердыня. «Потеряв Эфес, христиане оплакали первый погасший светильник, упоминаемый в Апокалипсисе. Там разрушение было всеобщее; капище Артемиды и храм Пресвятой Девы погреблись под развалинами. Цирк и три театра Лаодикии сделались логовищем шакалов и волков, Сардис сделался ничтожной деревушкой, в Пергаме и Фиатире видны только одни мечети вместо памятников; а Смирна обязана своим народонаселением только чужеземной торговле франков и армян. Одна Филадельфия спаслась чрез свою твёрдость. Отдалённая от моря, забытая византийскими императорами... Её сограждане защищали свою веру и свободу в продолжение почти целого столетия и исторгли от кичливейшего из всех оттоманов достославную капитуляцию. После разрушения греческих колоний и церквей азийских осталась только одна Филадельфия, подобно столпу среди развалин».

Так пишет о Филадельфии Эдвард Гиббон, английский исследователь «предсмертного» периода Римской Империи.

Действительно, город шестой Церкви Апокалипсиса, получившей от Христа столь воодушевляющие слова ободрения и обетования победы, на протяжении своей долгой истории часто оказывался в роли последнего «бастиона» всего края. А греческая православная община Филадельфии — та самая Церковь Филадельфийская, — оставаясь второй по численности в Малой Азии после Смирны, существовала здесь вплоть до начала ХХ века.

Ни Баязид, ни Тамерлан, превращавшие в прах все города на своём пути, не смогли растоптать Филадельфию. После героического сопротивления город бывал захвачен, но не разрушен. Здесь во время нашествия Тамерлана укрывались и сардийские христиане со своим епископом, и еврейская община Сард. Некоторые исследователи проводят параллель между этим фактом и словами обетования филадельфийской общине: Вот, Я сделаю, что из сатанинского сборища, из тех, которые говорят о себе, что они Иудеи, но не суть таковы, а лгут, — вот, Я сделаю то, что они придут и поклонятся пред ногами твоими, и познают, что Я возлюбил тебя (Откр. 3, 9).

***

В окрестностях Филадельфии лежали плодородные сельскохозяйственные области, особенно местный климат и почва пригодны для выращивания винограда. По сегодняшний день местный виноград и изюм известны далеко за пределами Турции.

Филадельфия находилась в сейсмоопасной области, и не так много осталось от древнего города. Не тронутое завоевателями поддалось землетрясениям и безразличному времени. То, что могло уцелеть от старинных зданий, похоронено, по большей части, под современным городом. Но вплоть до ХХ века в храмах Филадельфийской Церкви совершалась литургия. Свидетельствовать верность Единому Богу здешним христианам доводилось на протяжении всего существования Церкви. Основание её относится к концу первого века. По преданию, апостол Павел поставил в епископы Филадельфийской Церкви Лупия, своего родственника, упоминаемого Послании к римлянам; после него епископом был ставленник Иоанна Богослова по имени Димитрий. В начале ІІ века святитель Игнатий Богоносец, епископ Антиохийский, останавливался в Филадельфии по пути к месту своего мученичества — Риму. Из Троады он впоследствии написал письмо к Церкви в Филадельфии, поощряя народ Божий сохранять единство и поддерживать своего епископа. Позже, около 155 года, когда в Смирне на многолюдном празднике был замучен святитель Поликарп, вместе с ним приняли мученическую кончину некоторые члены Церкви в Филадельфии.

Филадельфийской Церкви принадлежал также мученик Димитрий, живший в XVII веке. Рождённый в христианской семье, в юности он был похищен турками и обращён в ислам. Житие святого Димитрия сообщает: «В двадцатипятилетнем возрасте, осознав, что был отторгнут от истинной веры, он открыто исповедал себя христианином, за что был изрублен турками на куски. Святой мученик принял страдания и смерть за Христа в 1657 году». Путешественник середины XIX века свидетельствует, что, несмотря на бедность Филадельфии, в ней действовало пять церквей — пять полноценных приходов. Старожилы помнили, что раньше храмов здесь было двадцать, а до прихода крестоносцев во многих из них покоились мощи святых. Жители города показывали гостю руины церкви, построенной на месте той, где некогда собирались адресаты послания апостола Иоанна. Сегодня опорные столбы древней храмовой конструкции (V–VI век) — практически всё, что можно увидеть из материальных свидетельств прошлого Филадельфийской Церкви. О жизни общины сохранилась такая история. В 1836 году протестантские проповедники, прибыв в Филадельфию, предложили греческим священникам в качестве пожертвования немалую сумму — с тем, чтобы они не мешали их миссии и не настраивали против них филадельфийских христиан. Но «сделка» не состоялась. Протестантам не удалось найти здесь ни единого последователя. Православные греки жили в городе из поколения в поколение вплоть до событий Первой мировой войны, перекроившей карты империй. Жители Филадельфии, бежавшие отсюда в Грецию, основали там Новую Филадельфию. Дивным Промыслом Божиим светильник Филадельфийской Церкви не погас во тьме исторических потрясений и доныне теплится.

Пункт 7. Лаодикия

Самое, наверное, страшное послание из всех семи обращено к седьмой Церкви — общине богатого, славного города Лаодикии. Пронзительные слова о теплохладности — «О, если бы ты был холоден или горяч!» — сквозь века звучат обличением христианам, не способным провести решительную черту между сокровищем своего сердца и сокровищами этого мира.

Остатки трубопровода древней Лаодикии

Лаодикия была известным финансовым и банковским центром — например, Цицерон советовал обменивать деньги именно здесь. В древнем мире Лаодикия широко славилась особо мягкой овечьей шерстью цвета воронова крыла — местная шерсть затмевала знаменитое милетское руно. Страбон пишет о большой медицинской школе, расположенной в Лаодикии, ему вторят археологи: на монетах из Лаодикии значились имена самых известных целителей школы. Однако славу в веках этот город обрёл через причисление его к семи Церквам Асийским, упомянутым в Откровении.

Во всех трёх городах этой местности — Лаодикии, Колоссах и Иераполе — существовали Церкви, известные Павлу, но основанные не им, а Епафрасом, от которого и знал Павел о делах этих общин. Очевидно, сам Павел не бывал ни в Колоссах, ни в Лаодикии (Кол. 2, 1). В Послании к колоссянам Павел просит прочесть его писание также в Лаодикийской Церкви. Там же упоминается, что собрания лаодикийской общины происходили в доме некой Нимфы.

Чем же заслужили лаодикийцы столь суровые слова обличения?

***

Как видно, многие утверждения послания отражают знание истории и специфических особенностей жизни города. В выборе апостолом тех или иных метафор нет случайных деталей, за его словами стоят конкретные бытовые реалии, хотя, конечно, все наши толкования могут быть лишь предположениями. Так, возможно, слова Я богат, мне ничего не надо напоминают горожанам о том случае, когда в 60-м году сильное землетрясение сокрушило город и гордые лаодикийцы отказались от финансовой помощи императора Нерона и отстроили Лаодикию за счёт собственных богатств, без помощи Рима.

Раскопки Лаодикии

Некоторые исследователи усматривают в тексте послания ещё и такую практическую параллель. Словами о том, что «ты ни холоден, ни горяч, но лишь тёпл», апостол Иоанн обыгрывает ситуацию с системой водоснабжения данной местности. В семи милях от Лаодикии расположен был город Иераполис, знаменитый своими целебными горячими источниками (среди его руин находятся знаменитые белоснежные травертины Памуккале с естественными термальными ваннами). В Колоссы, что в одиннадцати милях от Лаодикии, с гор доставлялась чистая холодная вода. А вот вода в Лаодикии была плохого качества, по температуре чуть тёплая. Покрытые известковой накипью трубы, подводившие воду к городу, — их остатки до сих пор видны среди руин — свидетели трудностей водоснабжения Лаодикии.

В 494 году город постигло землетрясение столь сильное, что он никогда уже не восстанавливался полностью. В меньшем масштабе он продолжал существовать под властью Византийской империи и турок, до тех пор, пока не был окончательно покинут в XV веке.

Руины Лаодикии — одно из самых захватывающих зрелищ для тех, кто едет в Турцию не только за отдыхом «всё включено». Попав в эти края, нельзя пропустить возможность столь качественного и глубокого погружения в историю. Ещё недавно эти груды камней мало о чём говорили несведущему путешественнику. С 2002 года раскопки, проводимые совместно итальянскими археологами и местным университетом Памуккале, вышли на новый этап. На сегодня уточнены месторасположения многих объектов, раскопаны новые улицы. Ту работу, на которую не способно воображение нашего современника, выполнили учёные. Здесь обеспечена прекрасная навигация и исчерпывающая информация по всем объектам. Два театра, бани, улицы с колоннадой, нимфеумы, ворота, мосты, остатки византийской церкви, руины языческих храмов... Туристов, к счастью, по-прежнему мало: Лаодикия остаётся в тени более массового объекта — Памуккале. Его сверкающие склоны прекрасно видны с Лаодикийской возвышенности. Вокруг — высокие, серьёзные горы. Сухая трава, камни, безмолвие. Только снизу, из соседнего селения, словно из другого мира, ветер доносит рваные звуки восточной музыки.

Травертины Памуккале

***

Завершим наше странствие словами Авраама Норова — писателя, предпринявшего в середине XIX века трудное и опасное путешествие по захолустьям Оттоманской империи, по всем памятным местам семи Церквей. «Великое назначение имели семь церквей Азийских, которые, находясь в самом средоточии язычества, среди гонений, блюдомые и назидаемые самими апостолами, хранили под своим кровом священный огонь веры, возжжённый ими и который беспрестанно распространялся оттуда далее... Но свет Христов не принадлежит ни какому месту, ни Иерусалиму, ни Византии, ни Риму, он освящает всякого человека, грядущего в мир. И апостолы не искали основать где-либо владычества, но всемирное братство Христиан или всемирную Христову Церковь. Свет Христов перешёл из мраморных городов Азии к омрачённым невежеством варварам, жителям степей, где возникли новые царства и грады под сенью спасшего их Креста».

А что до пророчеств самой загадочной из книг Нового Завета — «Пророчества окончательно исполнятся в вечности, когда таинственные семь Церквей вместе со всеми соединятся в одну нерукотворную Церковь Нового Иерусалима».

Екатерина Ткачёва

Православный журнал «Отрок.ua»

Ссылки по теме:
Каппадокия — христианская жемчужина Турции