Погребение умерших не является догматической темой. Воскресение мертвых, в которое верует наша Церковь, не будет зависеть от того, погребены они были или сожжены. Но с другой стороны, погребение мертвых имеет отношение к догматическим верованиям Церкви. Предпочтение погребения и негативное отношение к сожжению умерших тесно связаны с верой Церкви в человека и его предназначение.
Церковь не отворачивается от тела, а напротив, чтит его. Человек являет собой образ Божий не только с точки зрения души, но и с точки зрения тела. Образ Божий – это душа и тело вместе. И цель человека как существа, отображающего Бога, состоит в том, чтобы хранить Его в себе. Все остальное входит в состав этой цели или подчиняется ей. И если бы сожжение мертвых каким-то образом служило этой цели, оно было бы не просто приемлемым, но даже желательным.
Христиане, которые приговаривались к смерти путем сожжения, не отказывались от него, а терпели, видя в этом путь к объединению с Богом. Показательной является молитва, где святой Игнатий Богоносец запечатлел свою судьбу: «Огонь и крест, толпы зверей, расчленение, рассыпанные кости, отрезание частей, раздробление всего тела… все мне пришлось испытать, только чтобы с Иисусом Христом повстречаться». Это желание полного уничтожения не является следствием враждебности по отношению к телу или материи, но любовью к Христу. Это стремление явить истинность Божественного образа.
Неприязнь к телу наблюдается в восточных религиях и язычестве. Церковь не смотрит на тело с презрением и не считает его «гробницей», как это делал Платон, желая его уничтожить. Человеческое тело – это храм Святого Духа. Это живая церковь, внутри которой человек призван славить Бога. И те, кто истинно служит Богу, основывают на своих мощах настоящие церкви, укрывающие живых. Поэтому церковь и почитает мощи святых и хранит их как драгоценные богатства.
Для Церкви человеческая природа настолько свята и сродни Богу, что она может составить с Ним неделимую сущность. Так, во Христе человеческое тело неразрывно и нерушимо объединено с Его Божественностью, в то время как в человеческой сущности тело принимает нетварную Божественную благодать и принимает участие в Божественной жизни. Поэтому христианин не отвергает свое тело и не желает избавиться от него, как от врага, но стремится к его обновлению во Христе и избавлению от тленности.
Тот, кто смотрит на мертвое тело, как на мощи, честные останки человеческого существа, желает воздать ему почести. И в таком случае погребение или хранение останков приобретает священный смысл. Кроме того, мы знаем, что даже высохшие кости хранят живое биологическое своеобразие умершего, в отличие от пепла. Но человек, видящий в мертвом человеческом теле лишь мрачный труп, конечно, захочет его уничтожения. Такой человек не различает духовных символов, его интересует лишь физическая сторона предметов и их потребительское или материальное значение. Он забывает сердце и мыслит логически. Зная о проблемах больших городских центров, он считает более разумным и практичным кремацию умерших.
На протяжении всей ветхозаветной и неделимой христианской истории сжигание мертвых ассоциировалось с языческой традицией и считалось позорным деянием. В частности, смерть посредством огня в Ветхом Завете связана с тяжкими преступлениями. Новый Завет считает погребение мертвых самим собой разумеющимся, в то время как в истории Церкви только гонители христианской веры прибегали к кремации тел христиан, чтобы предать их забвению и пошатнуть надежду на их воскресение. Наконец, в новейшее время сожжение мертвых приобрело вид некоего очищения мира от их присутствия.
Стремление к уничтожению или сохранению мертвого тела в могиле непосредственно связано с отношением человека к смерти. Когда он хочет забыть о смерти, естественно, он захочет стереть с лица земли все, что как-то связано со смертью или напоминает о ней. И в этом ему помогают соответствующие установки нашего общества. Все направлено на молчание о смерти. Естественным следствием этого является стремление к уничтожению мертвого тела. Надгробный камень хранит память не только об умершем, но и о смерти. И чтобы человек хранил эту память и это не причиняло ему боль, необходимо верить в победу над смертью.
Христианин верит в эту победу и ожидает воскресения: «чаю воскресения мертвых». Это воскресение целиком затронет психосоматическое естество человека. Христианин ждет воскресения обновленного человека из тела, склонного к тлению – нового колоса, произрастающего из семени, гниющего в земле. Когда человек обладает этой верой и этим чаянием, его отношение к смерти и к мертвому телу становится соответствующим. Такая позиция поддерживает мораль, сформировавшуюся веками, в то время как кремация – это атрибут новой морали.
Сожжение мертвых не оспаривает непосредственно веру в воскресение. Оно оскорбляет чувства и нравственность, которые рождает эта вера, изменяя ожиданиям Церкви, касающимся человека. В свою очередь, это затрагивает и закон, органично связанный с моралью и жизнью Церкви. Когда была распространена практика сожжения мертвых, утвердилось христианское вероучение, закрепившее впоследствии традицию погребения умерших. Это символический акт, который уже Апостолом Павлом сравнивается с пшеничным зерном и непосредственно связывается с ожиданием вечной жизни. Когда это чаяние угасает, погребение мертвых утрачивает свое символическое значение.
(отрывок)
Источник: журнал «Параклис».
Перевод с новогреческого: редакция интернет-издания «Пемптусия».
|