Статьи - Церковь и Общество

Протоиерей Владимир Вигилянский об информационной весне 2012 года, о своей новой книге, критике Церкви, либерализме, интеллигенции, протестном движении и цензуре.

Протоиерей Владимир Вигилянский в течение многих лет руководил пресс-службой Патриарха Московского и всея Руси, до этого — трудился в ряде светских изданий. Недавно в издательстве Сретенкого монастыря вышла его книга «Что это было?»

Информация о Церкви из либеральных СМИ: как не соблазниться?

Отвечу реальной историей, случившейся со мной, которая ныне звучит как притча.

Это было в феврале-марте 1995 года, когда я был еще диаконом. В некоторых либеральных СМИ, чуть ли ни в каждом номере, стали появляться статьи, коллективные письма, репортажи о том, как Церковь выгнала на улицу труппу студенческого театра МГУ на Моховой.

К печатным СМИ подключилось и ТВ – там известные актеры и режиссеры возмущались сложившейся ситуацией и обвиняли во всем Церковь. Журналисты рассказывали о том, что церковники наняли охрану этого помещения из бойцов общества «Память», что актерам театра негде играть свой репертуар, что «Церковь показала свое агрессивное лицо». Ну и так далее и тому подобное…

Я тогда подумал, что нет дыма без огня, что Церкви нельзя было доводить конфликт до противостояния с интеллигенцией, что с передачей помещений театра церковной общине надо было подождать, что общество «Память» — это не та организация, с которой надо иметь дело.

Через несколько месяцев патриарх Алексий меня рукополагает во священника и направляет на служение – куда? – в храм мученицы Татианы при МГУ на Моховой. Чтобы быть кратким, скажу, что здесь в первые же дни я узнаю истинную картину противостояния Студенческого театра и Церкви.

1. Решение о передаче Церкви помещения было принято голосованием Ученого совета МГУ еще в 1993 году, то есть тогда, когда из-за катастрофической аварийной ситуации театру было запрещено использовать сцену и зрительный зал (т.е. алтарь и помещение храма). С этого момента и началась информационная атака.

2. Ко времени пика конфликта (март-апрель 1995 года) на Воробьевых горах уже был построено здание нового театра, размеры которого превосходили помещение театра на Моховой в 3 раза.

3. Никаких бойцов общества «Память» среди прихожан храма, естественно, не было.

4. Студенческий театр уже несколько лет не играл на своей сцене спектакли, но за-то очень успешно занимался коммерческой деятельностью – сдавал помещения для разных контор, например, туристических, ваучерных фондов, даже под выставки-продажи «элитных пород собак».

Помню, что мне стало неловко за себя, что я – опытный журналист — поддался на провокации либеральной пропагандистской машины. Я же прекрасно знал, что эта машина может работать только тогда, когда играют только в одни ворота. Ее питательная среда – клевета, тотальная цензура, агрессия. И вот тут мне Господь послал человека, который меня окончательно вразумил.

Чуть ли не в первые месяцы моего служения в храме ко мне подошла женщина, которая рассказала мне о том, что была свидетельницей знаменательного разговора И.М. Смоктуновского с пришедшими к нему людьми, которые принесли коллективное письмо театральных деятелей против Церкви в связи с конфликтом на Моховой.

К слову сказать, там были подписи очень известных и талантливых людей культуры, которые, надеюсь, сейчас стыдятся этого. Это было незадолго до смерти знаменитого актера – летом 1994 года.

Иннокентий Михайлович Смоктуновский неожиданно для всех стал кричать: «Скажите, какую я подлость совершил, что вы подумали, что я могу поставить свою подпись под письмом против Церкви? Что я сделал такого, что вы посчитали меня негодяем? Неужели я выгляжу в ваших глазах человеком, который может хулить Бога и Его Церковь?»

Пользуюсь случаем, чтобы благодаря этой публикации найти женщину, рассказавшую эту историю. Помню, она сказала мне, что она, кажется, киновед, что находилась в квартире актера, когда или брала у него интервью, или обсуждала с Иннокентием Михайловичем статью о нем.

Ау, отзовитесь! Нам всем нужны любые подробности этой истории-притчи.

Негативное отношение к либерализму оправдано?

Это вопрос для многодневной научной конференции, поскольку в понятие либерализма многие вкладывают самые разные определения. Кроме того, либерализм определяют как философское, как экономическое, как правовое, как общественное направления.

Есть исторический подход, который учитывает, что либерализм в ту или иную конкретную эпоху, в том или ином государстве, в конкретной расстановке общественных сил означает разные вещи, поскольку в него вкладывают разное содержание.

Мне вспоминается мой давний (середины 90-х годов) разговор с моим другом, известным в Москве священником-монархистом, которому я критиковал группу либеральных священнослужителей неообнавленческого направления.

Неожиданно для меня этот священник (я его относил к консервативному крылу священнослужителей) заявил: «Отец Владимир, на самом деле это мы с вами либералы, а они вообще находятся за гранью дефиниций консерватизма и либерализма».

Тогда я отчетливо понял, что он имел в виду. Действительно, несмотря на мое явное консервативное мировоззрение, я (в отличие, кстати, от агрессивных либералов) вполне терпим к чуждым мне мнениям и направлениям мысли.

Более того, ко многим моим оппонентам я относился и отношусь с уважением, особенно если я вижу, что оппонент честно ищет истину, не преследует личных выгод, независим, в споре не переходит «на личности».

Ну, например, таковы у меня были отношения с покойным отцом Георгием Чистяковым. Друг друга мы называли не без иронии «уважаемый оппонент», хотя в публичных дискуссиях были иногда очень непримиримы. Впрочем, это не мешало нам несколько раз совершать совместную молитву.

Мог бы привести примеры своих уважительных взаимоотношений с представителями противоположного направления – т.н. «розовыми» консерваторами из «Русской на-родной линии».

Такой либерализм я называю «бытовым» либерализмом.

Литераторы о либерализме

Не скрою, мне нравятся своей точностью некоторые высказывания о либерализме литераторов и мыслителей XIX-XX вв. Люблю цитировать сатиру о либералах Петра Вяземского, написанную 150 лет назад:

У них на всё есть лозунг строгой
Под либеральным их клеймом:
Не смей идти своей дорогой,
Не смей ты жить своим умом.

Когда кого они прославят,
Пред тем — колена преклони.
Кого они опалой давят,
Того и ты за них лягни.

…

Скажу с сознанием печальным:
Не вижу разницы большой
Между холопством либеральным
И всякой барщиной другой.

Или едкие строки о либералах Федора Тютчева:

…Как перед ней (цивилизацией – В.В.) ни гнитесь, господа,
Вам не снискать признанья от Европы:
В ее глазах вы будете всегда
Не слуги просвещенья, а холопы.

Особенно актуально звучит высказывание С.Н. Булгакова:

«С интеллигентским движением происходит нечто вроде самоотравления… Интеллигенция, страдающая якобинизмом, стремится к «захвату власти», к «диктатуре», во имя народа, неизбежно разбивается и распыляется на враждующие между собой фракции, и это чувствуется тем острее, чем выше поднимается температура героизма…

Кто жил в интеллигентских кругах, хорошо знает это высокомерие и самомнение, сознание своей непогрешимости и пренебрежения к инакомыслящим… Вследствие своего максимализма интеллигенция остается малодоступна к доводам исторического реализма и научного видения…»

Или слова М.О. Гершензона:

«Что делала наша интеллигентская мысль последние полвека? Я говорю, разумеется, об интеллигентской массе. Кучка революционеров ходила из дома в дом и стучала в каждую дверь: «Все на улицу! Стыдно сидеть дома!» — и все создания высыпали на площадь: хромые, слепые, безрукие, ни одно не осталось дома.

Полвека толкутся они на площади, голося и перебраниваясь. Дома — грязь, нищета, беспорядок, но хозяину не до этого. Он на людях, он спасает народ — да оно и легче, и занятнее, чем черная работа дома»

«Сонмище больных, изолированных в родной стране — вот что такое русская интеллигенция… в длинной веренице интеллигентских типов, зарисованных таким тонким наблюдателем, как Чехов, едва ли найдется пять-шесть нормальных человек.

Наша интеллигенция на девять десятых поражена неврастенией: между ними почти нет здоровых людей — все желчные, угрюмые, беспокойные лица, искаженные какой-то тайной неудовлетворенностью, все недовольны, не то озлоблены, не то огорчены…»

О либерализме — кратко

Но если все-таки кратко отвечать на ваш вопрос, то скажу:

1. Либерализм – это ярко выраженная идеология. В своей книге я обильно цитирую известную статью протопресвитера Александра Шмемана «Религия и идеология», в которой есть такое ключевое рассуждение: «Цель, сущность религии — в том, чтобы, найдя Бога, человек нашел бы себя, стал собой. Цель и сущность идеологии — в том, чтобы подчинить себе без остатка человека, чтобы человек стал исполнителем и слугой идеологии».

2. Либерализм с момента своего мировоззренческого оформления в XVII веке выбрал Церковь главным своим врагом. Именно низложение христианства как морального авторитета было главной задачей европейских революций.

3. Развитие либерализма в России было тесно связано, с одной стороны — с интеллигенцией, с другой – с буржуазными элитами. И те, и другие потерпели сокрушительное поражение в революции 1917 года. Причем, не только физически, но и морально.

Но главная беда заключалась в том, что вместе с ними был сломлен хребет русской нации с ее религиозностью и уникальной культурой, с ее аполитичной аристократией и жертвенным служением народу и родине.

4. 90-е годы XX столетия – это была пародия на реванш этих элит, сопровождавшийся агрессивным антихристианским дискурсом. Любопытно, что администрация Буша вынуждена была признать ошибку предыдущего режима Клинтона в отношении Русской Православной Церкви – недооценки ее роли и влияния в России.

То же самое можно было сказать и об администрации Ельцина, глупо и неумело пытавшейся организовывать информационные атаки против Церкви, используя либеральные СМИ. Смычка в вопросе о Церкви этих двух администраций – секрет Полишинеля.

5. Протестное движение либерализма сегодняшней эпохи – это вторая попытка реванша. Если так можно выразиться, реванш реванша. Здесь полное смешение интересов, обнаруживающее давнишние схемы: бизнес-элиты все также используют интеллигенцию, средний класс и леваков для собственного захвата власти, все также разыгрывается антицерковная карта для создания смуты и бродильной массы для мятежа. Однако если изъять из протестного движения группировки левого толка, то вообще что останется?

Об участии в протестном движении верующих людей

Думаю, пассивных протестующих верующих людей много. На улицу выходят единицы. Скоро их вообще не будет. Слишком явно, не стесняясь, показывает свое агрессивное лицо крикливое протестное движение.

Особенно ярые его представители уже неоднократно надругались над верой своего народа. Мировоззренческая фильтрация происходит перманентно, потому что в среде либералов инакомыслие неприемлемо. Если ты не думаешь как мы — ты враг.

Любому здравомыслящему человеку, ненавидящему ложь, вышедшему протестовать против фальсификации на выборах (по мнению протестующих, она была от 5 до 20 процентов), ложь и фальсификация, звучащая с трибун митингов, также должна быть отвратительна.

Когда я на Болотной в декабре услышал из уст Владимира Рыжкова, что здесь со-бралось 100 тысяч, хотя Болотная площадь по своим размерам рассчитана на 30-35 тысяч, мне стало всё ясно.

«Марш миллионов» 12 июня со слов Льва Пономарева уже насчитывал 200 тысяч. Для меня, честно говоря, что 20% лжи, что 100% или 1000%, разницы нет. И эти люди учат нас не ковырять в носу? Перед выборами 4 марта прочитал в одном из блогов: «Ненавижу оппозицию – она заставила меня голосовать за Путина».

О нападках на интеллигенцию

Я не раз сам говорил много горьких слов об интеллигенции и ее роли в развале и уничтожении России, о ее предательстве Церкви. В интернете существуют едкие подборки высказываний известных людей о русской интеллигенции, люблю их читать и цитировать.

Но есть интеллигенция и интеллигенция. Та, которая, по меткому высказыванию Георгия Федотова, «идейна» и «беспочвенна». И та, которая узнаваема по таким качествам, как честность, бескорыстие, совестливость, независимость, благородство, жертвенность, милосердие.

Первые – это и есть либералы русского разлива, ищущие вокруг себе подобных, организующие мироззренческую корпорацию и зависящие от этой корпорации, вторые – это отнюдь не только «люди умственного труда», не «интеллектуалы», а, скорее, принципиальные одиночки-идеалисты.

Среди первых есть люди творческие, но среди вторых – талантливых больше, они есть везде: и даже среди пахарей, и среди рабочих, и среди ученых, и среди священнослужителей.

Первые в Церкви не уживаются – всем они недовольны, пытаются все реформировать, изменить все на свой вкус и лад, приспособить под свою корпорацию, навязать свою идеологию. Вторые в Церкви чувствуют себя в естественной среде, все для них узнаваемо, все родное. Но их не только в Церкви, но вообще мало. И становится все меньше и меньше.

Если кого-то травят либералы – это в первую очередь истинную интеллигенцию.

В моей книге методы травли – это особая тема. Вспомним, как травила либеральная печать пророческий сборник о судьбах русской интеллигенции «Вехи» (1909 г.) — не на жизнь, а на смерть, — за год около 200 разгромных статей. Лидер партии кадетов Петр Милюков даже совершил турне по России с лекциями, посвященными разгрому «Вех».

Если в начале ХХ века интеллигенция (в том, федотовском определении) предала Церковь, то сейчас, уверен, совершается акт нового предательства – предательства культуры.

Это тема особого обстоятельного разговора, связанного с границами культуры. Ведь никто не будет отрицать, что уничтожение в последние два десятилетия всяческих табу в сфере культуры (так же, как и в сфере нравственности) привело к тому, что элементы распада, всяческая гниль (которая всегда существовала в культурном процессе и занимала свое место в иерархической структуре культуры) сейчас начинает агрессивно занимать главенствующую роль, диктовать свои тоталитарные законы, загонять в подполье «традиционное» искусство.

Несмотря на то, что государство практически уничтожило все институты экспертного регулирования культуры, оставалась надежда на творческую интеллигенцию, которая во все, даже более тяжелые времена, оставалась негласным экспертным сообществом, регулирующим процессы в сфере культуры. Но эта надежда оказалась тщетной.

Истории со скандальными богохульными выставками, с государственной премией группе «Война», с попустительской реакцией на выходку хулиганок-феминисток в Храме Христа Спасителя, с деятельностью всякого рода галеристов показывают, что интеллигенции скоро будет вообще на все наплевать – кроме, пожалуй, демонстративных прогулок по московским бульварам…

В своей книге я обильно привожу выдержки из, не побоюсь этого слова — выдающегося выступления Патриарха на заседании Патриаршего Совета по культуре, и сетую, что наша интеллигенция полностью проигнорировала этот важнейший для нее документ.

Идеологизация, политизация нашей интеллигенции превратила их в брейгелевских слепцов: «Оставьте их: они – слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» (Мф. 15, 14).

О цензуре

Литераторы, жившие еще в советскую эпоху, не понаслышке знают, что такое политическая цензура. Каждый из нас может рассказать сотни историй, до какого маразма она доходила.

Я, например, работал в журнале «Огонек» в те годы, когда произошло ослабление цензуры, тем не менее, я был одним из «переговорщиков», которых главный редактор отправлял в Главлит отстаивать журнальные материалы. В 1990 году я читал даже лекции в США по истории русской и советской цензуры. Поэтому нюх на цензуру у меня отменный.

Но кроме политической и идеологической цензуры в советские времена была еще и «эстетическая» и иные виды цензуры, классификация которых не поддается определению.

Например, нельзя было писать о переживаниях человека, готовящегося к смерти. Цензору могли не понравиться в художественном тексте интонация, ирония, мрачные то-на в описании природы, подтекст и многое-многое другое, не подпадающие под политические требования.

Так вот я утверждаю, что цензура в том, советском ее обличии никуда не делась. Каждый из профессиональных журналистов и писателей знает, что может пройти и не пройти в том или ином издании или телеканале. Причем, совершенно неважно, контролируется это СМИ властными структурами или частными.

Особенно видно это людям, которые наблюдают за тем, как освещается в СМИ религиозная проблематика. В начале 2000-х годов я своим студентам давал задания анализировать в этом отношении конкретные периодические издания, провозглашавшие себя рупорами свободы слова и борцами с цензурой. Картина представлялась самая неприглядная.

Когда я стал руководителем пресс-службы Патриархии, а затем – Патриарха, ко мне очень многие агентства, издания и каналы обращались за комментариями, и очень часто мои комментарии не попадали в печать и эфир, поскольку опровергали ложь или вносили диссонанс в политику конкретных СМИ.

Приведу свежий пример. Недавно Общество защиты прав потребителей подало в суд на Подворье Храма Христа Спасителя, которое, по мнению истцов, нарушает правила торговли и предоставления услуг «шиномонтажа, автосервиса и автомойки, платной пар-ковки, химчистки, столовой, торговых павильонов» на территории Храма.

Практически всем, кто спрашивал меня, я говорил, что этой коммерческой деятельностью Церковь на территории Храма не занимается, что владельцем Храма Христа Спасителя является мэрия города Москвы.

Но помимо этого, всю эту историю с судебным иском я в комментариях вставлял в контекст той войны на уничтожение, которую вела советская власть с Церковью и во времена Сталина, и во времена Хрущева, чтобы лишить Церковь экономической базы. Мало того, в основном гонения на священнослужителей во времена советской власти маскировались не идеологическими, а экономическими обвинениями.

Кроме того, я еще говорил и о том, что мэрия (а также другие религиозные организации, ведущие коммерческую деятельность) истцов абсолютно не интересует и что, в конце концов, иск или будет отозван, или не будет иметь судебного продолжения.

Все эти рассуждения о войне против Церкви, о близости конъюнктурного антиправославного бренда с методами советской власти подпали под нынешнюю либеральную цензуру, и мои комментарии были благополучно оскоплены.

Книга «Что это было?»: какова главная цель, для кого написана, с кем борется

Я – не «политик», не «идеологический работник», не «боец информационного фронта», а просто священник. Я увидел, что, к сожалению, многие люди, особенно те, кто еще стоит у порога храма, соблазнены информационной атакой на Церковь, которая может обернуться новыми кровавыми гонениями на христиан.

Многие еще не научились подвергать сомнению публично произнесенное слово. Некоторые пока еще не умеют соотносить события действительности с тем, что читают в Священном Писании, в котором есть ответы на все современные недоуменные вопросы.

Я знаю, что многие мои рассуждения и выводы, спорны, но мне важно было заставить читателя задуматься и найти свое место в этом противостоянии. Ключевой в книге я считаю ту запись, которая разбирает страстные дни Иисуса Христа, именно здесь мы на-ходим всевозможные способы борьбы со Христом, актуальные для всех времен, для всех гонений на христианство.

С точки зрения современного мышления в решение о казни Иисуса Христа соблюдались все правовые нормы: было сформулировано обвинение со стороны самой авторитетной элиты израильского общества, был суд (и даже не один, а три суда), были свидетели нарушения закона, в конце концов, был плебисцит, то есть самый «демократичный» способ волеизъявления народа.

В результате – был казнен Создатель и Спаситель человечества. По этой схеме в истории происходили все гонения. Есть о чем задуматься…

Источник: Правмир

Ссылки по теме:


Назад к списку