Если во время отпуска в Египте вам на экскурсии предложат обойти три раза вокруг жука-скарабея, а в Индии возжечь ароматную палочку перед статуей Будды, — как поступить? О границах религиозной трезвости рассуждает протоиерей Дионисий ПОЗДНЯЕВ, настоятель прихода святых первоверховных апостолов Петра и Павла в Гонконге, сотрудник Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата.
— Трудно почтить чужую мудрость, не зная чужого языка. Но если вы собираетесь просто «посмотреть на чужие храмы», спросите себя: зачем я иду? И если вы не сочтете свой интерес праздным любопытством, вам действительно интересна другая культура, обычаи, то почему не посмотреть, как люди выражают свои религиозные чувства? Почему не узнать, какова была и есть степень попытки познания Истины или отклонения от нее?
Но здесь есть свои границы: недопустимо принимать участие в религиозных церемониях, совершать поклонения или жертвоприношения. Формы богопочитания в силу единства человеческой природы везде примерно одинаковы: это процессии, возжжение светильников, подношение ладана, благовоний, свечей (лепестков цветов, зернышек риса и пр.), а также вкушение жертвенной пищи. Если вы сомневаетесь — религиозный это обряд или «культурная традиция», вооружитесь принципом грибника: не знаешь — не бери.
Не стоит также жертвовать деньги на храм и покупать в чужих храмах религиозные символы и предметы, даже если они преподносятся как «сувениры». В таком случае вы также приносите жертву этому храму.
Как правило, в языческих странах проблем не возникает: в язычестве с его религиозным синкретизмом человек может быть сразу последователем двух, трех, четырех учений. Вам надо четко сказать, что вы – человек другой веры, просто зашли посмотреть, и при всем уважении чувств верующих этой религии не можете принять участие в обрядах, потому что вам ваша вера это запрещает. Обычно к этому относятся уважительно. Никто не станет настаивать, тем более вас заставлять.
Из своих впечатлений о языческих странах я могу сказать об Индии. Индусов много, они достаточно самодостаточны, поэтому пропагандой своей религии среди чужих не занимаются, в обряды не вовлекают. Есть направления в некоторых формах индуизма, где «работают с европейцами», но это не мейнстрим. Но эта страна резко враждебна к христианству, причем не на уровне государства, законодательно, а в народе, его самосознании. В Христианстве они видят угрозу именно потому, что Христианство нарушает их принцип синкретизма. Оно говорит, что целиком обладает Истиной, а значит, не оставляет места для их веры. Индуисты совершенно не терпят случаев обращения в христианство среди своих; если это происходит, такой человек становится полным изгоем на уровне семьи и всего народа.
Конечно, главное, где бы вы ни оказались, особенно в храме чужой веры, молиться — Богу Творцу, Создателю всяческих, Христу, Матери Божьей, святым. В своем сердце вы можете обращаться к Богу независимо от того, где вы, а тем более нужно молиться в местах особого религиозного измерения. В чужих храмах или развалинах древних, уже не действующих храмах хорошо обратиться к Богу с молитвой, прославляющей Его как Правду и Истину, которая вам открылась. Можно помолиться и о тех людях, которым Истина еще не явлена, но которые ее искренне ищут, может быть, в этом языческом храме.
Если православный человек сознательно участвует в поклонении языческому идолу, он совершает тяжкий грех, по сути – отрекается от Христа. Тезисы типа «Бог один» здесь будут лукавством и самообманом. «Ты еси Бог наш, разве (кроме) Тебе, иного (другого) не знаем», — поем мы в песнопении «Воскресение Христово видевши» каждую субботу и на Пасху.
Если христианин участвовал в религиозном обряде другой веры неосознанно, без трезвого понимания, что происходит, конечно, это нельзя считать отречением от Христа. Отречение от Христа не может быть невольным, оно обязательно подразумевает участие воли и сознания. В случае, если вы, сами не понимая того, участвовали в религиозной церемонии чужой веры, вам надо обязательно рассказать об этом священнику, покаяться. Не стоит пренебрегать такими вещами.
Но бывают случаи, когда определить границы религиозной трезвости не так просто. Я это ясно почувствовал в Китае. Например, границы допустимости для христианина занятиями восточными единоборствами или использования традиционной китайской или тибетской медицины еще нигде четко не сформулированы. В своей основе и восточные единоборства, и восточная медицина имеют мировоззренческие, религиозные корни, исходят из того, что человек в своей духовной и физической составляющей един, целостен, и потому они в аутентичной версии представляют не только физическую, но и духовную практику. А если мы начинаем пытаться отделить одно от другого – духовное от физического, медицину от идеи или единоборства от идеи, мы уже имеем дело не с восточной медициной или восточными единоборствами по сути, а с суррогатом или откровенным шарлатанством. То, что сейчас предлагается под названием «йога» в качестве фитнеса, конечно, не имеет отношения к настоящей йоге. Но если вам предлагают упражнения на концентрацию сознания, на дыхание, вот здесь я бы посоветовал остановиться. Потому что сфера сознания, — то нейтральное поле, на котором могут действовать самые разные силы, которые вы можете не оценить и тем более не проконтролировать.
Мне неизвестен такой опыт, когда какой-либо православный человек, который молится, исповедуется, причащается, занимается духовным деланием, — одновременно начинает глубоко входить в сферу восточных единоборств. На какой-то стадии он должен остановиться. Потому что когда вы поднялись до предельной ступени физической практики, ваши восточные учителя начинают ставить перед вами задачи духовного порядка. Выращивание каких-нибудь «внутренних зародышей», «пилюль бессмертия». Возникает вопрос: зачем вы этим занимаетесь? Какой результат вам нужен? Если ваш учитель не шарлатан, он вас даже учить не станет, если вы сразу не согласитесь на то, что ваш путь будет духовной практикой, а не просто физическим упражнением.
Люди, которые живут глубокой, подлинно духовной жизнью, упражняются в молитве, обычно сами достаточно легко чувствуют, в какие моменты им нужно останавливаться, потому что некое занятие начинает мешать молитве. Их душа в результате собранности ума и воли, мысли и дела более целостна и чувствительна к инородному.
Вот христиане первых веков в этом отношении были намного целостнее нас, они не так резко, как мы сегодня, разделяли духовное и физическое, потому что в те времена абсолютно все стороны жизни человека неразрывно были связаны с той или иной религиозной линией поведения. Для них вопрос: заниматься ли йогой, даже не стоял бы.
Мы живем в другое время, у нас огромная часть жизни проходит в совершенно секулярной сфере, никак не связанной с религией, с духовной жизнью. Наверное, это не очень хорошо для современного сознания, но это некая данность. Современный человек раздроблен, для него вполне органична, по сути, шизофреническая ситуация, когда физически он пребывает в одном учении, а духовно — совсем в другом. Наверное, это должно приводить к оскудению сил. Я думаю, что единство человека в его сфере духовной и физической дает ему и большие силы. В том числе и для выражения своей веры. А в ситуации раздробленности человек слабеет, мельчает.
В этом контексте можно размышлять и о причинах интереса наших туристов, которые у себя дома «ни в каких богов не верят», к разного рода религиозным обычаям в других странах. Такой интерес достаточно парадоксален как культурный феномен. Но он подтверждает, что человеку свойственно тянуться к чему-то необычному и узнавать то, чего он не знает. Я думаю, что в основе такого интереса все равно лежат религиозные мотивы. И если у себя дома у него «на религию» не остается времени, то в отпуске такой человек начинает этот, часто подспудный, бессознательный религиозный интерес реализовывать. Правда, в достаточно поверхностной форме.
Но необязательно ездить за языческими традициями в языческие страны, их можно встретить и в православных. Например, когда зажигают олимпийский огонь, воссоздается целый ритуал, призываются «благословения» олимпийских «богов». Конечно, это только имитация ритуала, и все же это более чем сомнительно.
У христианства есть опыт воцерковления разных языческих традиций, например, Масленицы (на западе – карнавала). Конечно, в основе здесь действует принцип икономии (снисхождения). Но надо признать, что далеко не всегда икономия оправдана, и далеко не все можно воцерковить. Стоит задуматься: для чего воскрешать античные языческие традиции, которые сами по себе уже умерли? Я думаю, что нужно идти по пути уменьшения языческого компонента в сознании человека.
Традиция не ценна сама по себе, отнюдь. Я думаю, что вот этот акцент, который есть в нашей современной жизни – противопоставление традиционного и современного, — немножко неудачный, ложный. Если мы говорим о традиционных религиях России, то ведь можно и вспомнить, что для России шаманство — одна из самых традиционных религий, — у народов Сибири, Севера, якутов. Но какова ценность этой традиции? Ведь разные религиозные традиции имеют совершенно разную ценность, которая измеряется только положением этой традиции по отношению к Истине.
Есть традиции, в которых нет религиозного ядра, это просто социальные феномены. Но когда мы говорим о духовных традициях, мы говорим о том, что формирует все окружающие традиции, в том числе и культурные, социальные, народные и корпоративные. И главный вопрос здесь — содержание. Скажем, народные советские традиции, на мой взгляд, лишенные религиозного содержания, по формам все же заимствовали то, что есть в форме любого богопочитания. Это и мавзолей, и демонстрации, и красные уголки. И в этом смысле их можно назвать язычеством, потому что происходило обожествление сотворенного. Но разве надо это поддерживать?
Подготовила Ирина ЛУХМАНОВА
|