«Заповедь новую даю вам: да любите друг друга» (Ин.13:34)
В красном углу небольшой хатки на краю села висел почерневший от времени образ Николая-Угодника, по старой украинской традиции бережливо укрытый вышитым белым рушником. Рядом, за покосившимся столом, застеленным какой-то несуразно цветастой клеёнкой, сидел Георгий – молодой человек лет около тридцати в выцветшем и кое-где порванном камуфляже и застиранной растянутой майке с надписью «BAND EROS». Его чёрные волосы пышной шевелюрой укрывали голову. Небольшая щетина и одуловатость физиономии выдавали очередной запой. На столе высилась почти допитая бутылка самогона, зеленоватая рюмка и какие-то объедки.
- Í в вас, í в нас хай буде гаразд[1], - негромко напевал Георгий. Эту старую песню любил напевать его дед, и она врезалась в память с детства. Часто в минуты тяжёлых раздумий о своём житье-бытье он самозабвенно выводил её и дома и на улице, вспоминая поучения деда. Мать Георгия была единственным ребёнком в семье, и потому внуку всегда уделялось изрядное внимание, - кому-то нужно было передать навыки и опыт жизни. И если с обучением ремёслам кое-где внук оказался способным учеником, то с воплощением в жизнь дедовских принципов у Георгия пока выходило не очень.
Пыхкая беломориной, он водил глубоко посаженными на чернявом лице глазами по убогому, но чисто прибранному жилищу и, казалось, вынашивал несбыточные планы. В его мыслях мелькали давно грезившиеся картины пышной женитьбы. Вот он в щёгольском костюме подкручивает ус, а на него с любовью и преданностью смотрит ненаглядная Оксана. Он целует её в губы, а вокруг веселится разношерстная толпа односельчан и родственников с бутылками, стаканами и все почему-то в начищенных сапогах…Заиграла музыка. Георгий открыл глаза, выглянул в окошко, - это соседский пацан снова врубил культовый «Океан Эльзы».
В дом вошла мать. Согбенная старушка с выбившимися седыми волосами из-под красного в цветок платка грустно посмотрела на сына.
- Í чого ото сидíти без дíла?[2] – дежурно произнесла мать и завозилась у печки.
- Та, мамо…
- Що, «мамо»? – пародийно пробасила старушка, - Он, люди грошí якí у Москвí заробляють, та вже придбали скíлькí, а ти все висижуϵш, лобуряка![3]
И рано постаревшая от тяжёлой работы женщина снова завела свою пластинку о неустроенности, бедноте, необходимости жениться и завести детей, «як усí»[4], и взять себя в руки. Это было стандартное, повторяющееся годами поучение-мольба, которую Георгий последнее время слушал, как естественный фон.
Он резко посмотрел на икону Николая Чудотворца, хлопнул ладонями по коленкам, вскочил и вдруг неожиданно для самого себя «отрезал»:
- Досить![5] Трэба у Москву ïхати!
Мать тихонько заголосила и перекрестилась на образ.
Вечером того же дня Георгий, он же Жорик, сидел в плацкартном вагоне проходящего поезда Ужгород-Москва.
Соседями путешественника в Москву оказались мужики постарше его с заматеревшими лицами и руками. Георгий вначале даже подумал, что все трое в купе и двое на боковых полках – родственники. Он разместился на своём месте, приладив джутовый баул под нижнюю кушетку, и огляделся вокруг. Попутчики лениво перебрасывались игральными картами, изредка вставляя одиночные фразы, оценивающе поглядывая на попутчика. По проходу расхаживал чей-то ребёнок, напевая что-то под нос. Вагон был наполнен гомоном, женскими смешками, матерком и непередаваемым запахом необходимости ехать за лучшей долей.
Георгия немного удивило, что пассажиры поезда с какой-то нескрываемой намеренностью общались между собой либо на русском, либо на «суржике». Никто не желал демонстрировать принадлежности к малороссийскому роду-племени. Некоторое время он прислушивался ко всему, что происходит вокруг, будто попал в совершенно незнакомый мир. Но уже через полчаса ему начало казаться, что так оно и должно быть.
Как это обычно бывает в дороге, сколько бы ты не съел перед отъездом, тряска, нервы и блуждающие по вагону запахи быстро разжигают аппетит. Искатель заработка вздохнул и стал рыться в пакете, собранном матерью в дорожку. Искать там особо было нечего: добрая мама приготовила кусок буженины по своему рецепту, положила нарезанный чёрный хлеб, пару луковиц и литровую банку маринованных огурцов. Всё это оказалось на столе, как заведено с незапамятных времён. Мужики в отсеке молча переглянулись.
- Чи далеко едешь? – спросил тот, который поважнее.
- У Москву, - уверенно ответил Георгий.
- Да ну! А мы думали у Ню-Йорк, – и все дружно захохотали.
Георгий тоже неловко улыбнулся и добавил:
- На работу.
- И кем же ты робыш? – поинтересовался один из попутчиков.
- Шукать буду…
- Ну, что, - с выразительным «Ч» многозначительно произнёс «главный», - може и мы пошукаем, - залез куда-то под стол в разместившийся там рюкзак и извлёк оттуда под одобрительные возгласы бутылку водки. Карты собрали в колоду, из сумок стали доставать съестные припасы, которыми вскоре были заполнены оба столика: и в купе и в «боковушке».
Первая бутылка была выпита также незаметно, как проскочивший перелесок за окном. Появилась вторая, потом третья…далее на двух стоянках покупали ещё. После Киева Георгий смог продержаться минут двадцать. Ему чудилось, будто неведомая сила поднимает его на верхнюю полку, вверху яркое солнце, играет гармошка, вокруг гости, вертится свадьба, только невеста почему-то с усами и голым волосатым торсом…
Очнулся гастарбайтер от толчка в плечо:
- Эй, Жора, вставай, а то у Сибирь поедешь, - услышал он знакомый голос и хмурые смешки своих попутчиков, - на, похмелись, голова ж теперь болит?
Георгий молча осушил полстакана, занюхал подушкой и, как бодливый козёл, замотал головой. За окном бурлила Москва.
После остановки поезда вагон довольно быстро опустел. Жорик никак не мог отважиться выйти в неизвестность. Перед ним стоял баул, молнию которого он механически то расстегивал, то застёгивал. Сначала было решено направиться в то место, которое посоветовали бывалые люди.
В конце перрона Георгия остановил милицейский патруль:
- Э, хохол, постой, - документики покажи.
- Сейчас, он…тут…- Георгий стал рыться по карманам, но ничего похожего на характерную выпуклость не обнаруживалось, - ой, шо то никак не могу знайти, - и вновь прибывший в Москву гастарбайтер сделал испуганно-придурковатую физиономию. В документах были деньги «на первое время». Но ни документов, ни денег в карманах не нашлось.
- Ну, пошли в отделение, посмотрим, что у тебя в мешке, - вяло прогудел сержант и подал знак рукой. Георгий на «ватных» ногах пошлёпал за нарядом. По дороге ему почему-то вспомнилась дедовская армейская присказка «деревья умирают стоя».
Жорик сидел в коридоре, по которому бесконечно двигались люди в форме и без таковой, молодые и не очень, но никому до него не было дела. Откуда-то доносились обрывки казённых разговоров, ропотливых заявлений посетителей, криков, хлопаний дверцами сейфов и ящиков столов. Всё это звучало немыслимой какофонией и задержанному казалось, что голова его скоро разорвётся на мелкие кусочки. Но на «счастье» к нему довольно скоро вышел незнакомый лейтенант и пригласил войти в кабинет неподалёку.
После стандартных «фамилия-имя, куда-откуда» милиционер будто невзначай и в полголоса задал сакраментальный вопрос: «Что же мне с тобой делать? Документов нет, денег нет…А может ты террорист?» Георгий отрицательно закачал головой и замычал.
- Чё мычишь, от вас бендеровцев можно чего хошь ожидать…Подумай, как следует, может заначка где осталась.
Незадачливый гастарбайтер молчал. Он вспомнил, что деньги у него действительно должны быть, только это была сумма на самый крайний случай и есть ли она на самом деле? Георгий, ничего не говоря, стал копошиться в своём бауле, и рука нащупала заветный свёрток, - НЗ был на месте. Тем временем, лейтенант, нагнувшись над открытым ящиком стола, тоже что-то тщательно перебирал.
- О! Слушай, а это не твой паспорт у меня тут завалялся? – и страж порядка развернул прямо перед носом Георгия документ, со страниц которого смотрела довольная и при галстуке физиономия …Георгия.
- А-а…, а откуда он тут появився? – вопросом на вопрос недоумённо ответил Жорик.
- Да вот коллеги мои на перроне нашли, может, обронил кто.
- Так Вы ж вернёте мне его?
- Можем вернуть, а можем посадить тебя вместе с ним…в обратный поезд и ту-ту до дома, до хаты, депортируем, в общем, - и лейтенант смешливо хекнул.
- Не надо, мне ж на работу трэба, - понурился задержанный.
- Да мне тоже много чего «трэба»: и машину новую, и квартиру, и жену красивую, - и представитель органов громко захохотал.
- А я тут при чём? – наивно воспротивился Георгий.
Лейтенант какое-то время посидел молча, а потом решительно произнёс:
- Слушай, хохол, у нас так, если потерял чего, надо обратно выкупать, а иначе никакой работы не получается.
- И сколько?
- Чего сколько?
- Ну, сколько надо грошей, шоб паспорт забрать?
- Во-от, другой разговор. А сколько есть?
- Зараз посмотрю, - и Георгий «под прикрытием» баула стал шелестеть купюрами, периодически поглядывая на милиционера, - тут ваших пять тысяч, - глаза задержанного по-собачьи преданно остановились на хозяине положения.
- М-да, маловато, конечно, ну, да ладно, синий не красный и за столько сойдёт, - и милиционер снова захихикал, - давай «наши» пять тысяч, вот документ и мы друг друга не видели, понял?
- Поняв, шо ж не понять, - вздохнул гастарбайтер и пошлёпал к выходу.
- Эй! Хохол, стой!
Георгий стал, как вкопанный, и по всему телу поползли мурашки. Пальцы сами по себе разогнулись, и здоровенная сумка перевернулась на полу. Из неё высунулся свёрток в облезлом пакете. Владелец пакета с безнадёгой обернулся.
- Тут у меня адресок есть одного центра реабилитационного, там рабочая сила нужна и кормят хорошо. Денег, правда, немного платят, но прожить можно. Ты как, согласен?
- А шо ж делать, пока можно и так, - Жорик обречённо вздохнул. Он был согласен на всё, лишь бы скорее обрести свободу и возможность как-нибудь самому определиться в дальнейшем направлении движения, по крайней мере, по Москве.
Лейтенант куда-то позвонил, сказав «встречай клиента», и неожиданно выяснилось, что в этом направлении «как раз направляется уазик из отделения». На шумные и суетливые улицы Москвы «хохол» впервые посмотрел из зарешёченного окошка задней двери милицейского уазика. Случайный прохожий наверняка не видел более печальных глаз.
У светофора перед пешеходным переходом стояла молодая женщина. Если бы не длинная юбка и платок, которые внешне поднимали возрастную планку, то её вполне можно было бы принять за студентку. Светлана и взаправду не так уж давно окончила медицинский институт. Жила одна с мамой – коренной москвичкой и трудилась в хирургическом отделении одной из столичных больниц.
Из-под платка прохожей выбивались тёмно-каштановые локоны, от чего она начинала часто моргать своими длинными ресницами. Словно васильки, на лице вспыхивали голубые глаза. Светлана не была, как нынче принято говорить, модельной внешности, но в ней было то, что не может оставить равнодушным. И модное словечко «харизма» здесь, вероятно, будет неуместно. Это был свет. И имя было ей под стать.
С детства Светлана тянулась к Свету, к Божественному Свету. И сейчас она шла домой после Божественной литургии, которая уже много лет являлась неотъемлемой частью её жизни. В самом начале они ходили в храм с мамой, а когда маме стало тяжело передвигаться, продолжила одна. Но всё же два раза в год: на Пасху и на Рождество Христово, прилагая неимоверные усилия и искушения, они выбирались в храм вместе. Затем приходили домой и накрывали праздничный стол. Заботливой дочери эти минуты казались подлинным счастьем, потому что маму было не узнать, и болезнь будто отступала. После разговоров о том, о сём умудренная сединами женщина снова начинала издалека о внуках, устройстве личной жизни и далее уже недвусмысленно намекая на замужество. Часто заводил об этом речь и духовник Светланы – отец Димитрий.
Отца Димитрия в Москве знали многие и не только в Москве. Он был частым гостем на православных каналах и его проповеди собирали многочисленную аудиторию.
Вот и сегодня, как всегда с «жёстким» юмором, знаменитый проповедник с крестом в руке поинтересовался: «Ну, что, раба Божия Фотиния, когда венчание состоится?» На что прихожанка только смущённо отвела взгляд и многозначительно промолчала. А духовник продолжил: «Смотри, сколько в храм народу приходит, а ты всё «харчами перебираешь». Давай-ка, чадо моё возлюбленное, определяйся».
«Хорошо сказать, определяйся, - думала Светлана, стоя у перекрёстка, - невольник-то – не богомольник». Вдруг в проезжающей мимо машине из-за какой-то решётки она заметила пару глаз, пристально смотревших в её сторону. В них была невообразимая смесь печали и любопытства. «Какой странный взгляд!» - подумала она и в который уже раз пришла к выводу, что всегда в этом мире есть человек гораздо несчастней тебя, какие бы беды у тебя не приключились.
Уазик съехал с шумных улиц и по узким улочкам заехал в небольшой дворик. Георгия выпустили из временного заточения, он спрыгнул на землю и вытащил свои пожитки. Территория вокруг была похожа на заброшенный завод. Кое-где в зданиях были выбиты окна, осыпался кирпич, но вокруг было прибрано и то строение, на котором было крупными буквами написано «Реабилитационный центр», выглядело вполне сносно, - даже окна были из современного пластика. Кое-где на них внутри висели занавески.
Пока Жорик в сторонке разминал свои руки и ноги, к перевозившим его милиционерам подошёл опрятно одетый человек средних лет. Он поздоровался, как с давно знакомыми людьми, завёл непринуждённую беседу. При прощании с одним из них незнакомец чуть дольше обычного задержал рукопожатие и ухмыльнулся. Довольные стражи порядка завели двигатель и автомобиль, изрядно надымив, скрылся в обратном направлении.
- Ну, что, давайте знакомиться, - обратился незнакомец к гастарбайтеру, - меня зовут Константин Михайлович, а Вас как звать-величать?
- Георгий…Жорик я, - понуро пробасил путешественник с характерным малороссийским выговором.
- А по отчеству? – живо поинтересовался местный.
- Иванович, Георгий Иванович.
- Ну, вот, Георгий Иванович, поздравляю Вас с прибытием в Реабилитационный центр духовного очищения «Лотос». Я здесь буду Вашим непосредственным руководителем.
Георгий заикнулся было что-то спросить, но руководитель продолжил:
- Братьев у нас немного, всего десять человек, Вы будете одиннадцатым. Надеюсь, что в скором времени пребывание в нашем центре окажет на Вас благотворное воздействие и все невзгоды уйдут в небытие. Вы как к вере относитесь?
Жорик многозначительно промолчал.
Казалось, что Константин Михайлович говорил, как «по бумажке». Его речь была правильной и манерной. Небольшая бородка и очки придавали ему вид почтенного интеллигента, который снизошёл до того, чтобы возиться с перевоспитанием маргинальных личностей, к коим без обиняков относил и вновь прибывшего.
- У нас чётко установленный распорядок: подъем в шесть, медитация, потом уборка территории и помещений, небольшой завтрак, а затем распределение по рабочим объектам. Питание на рабочем месте обеспечивает заказчик. Вечером помывка в душе, лекция о нравственности и духовности, о способах очистки кармы…
- Очистки чого? – успел вставить Жорик.
- Кармы, - удивлённо вскинул брови Михалыч, как его про себя успел окрестить вопрошающий, - Вы незнакомы с этим понятием? – и, не дождавшись и без того ожидаемого ответа, заключил, - мы Вас обязательно просветим! Так вот, после лекций, медитация на открытом воздухе, затем послушания по хозяйству, небольшой ужин, далее обсуждение насущных тем с братьями и воспитательные беседы, отбой в 23.30.
От поступившей информации Георгию стало немного не по себе. Единственное, о чём он сейчас помышлял, как бы раздобыть денег и поскорей отсюда улизнуть. Константин Михайлович будто читал мысли собеседника:
- Да, Георгий, вынужден Вас предупредить, побег от нас невозможен, - всюду охрана, технические средства, знаете ли…да, в общем, надеюсь, что у Вас не возникнет такого желания.
Руководитель хмыкнул и рукой пригласил раскрывшего рот Жорика последовать за ним.
Переступив порог главного здания на территории, собеседники оказались в неком подобии проходной. За столом сидел упитанный детина в чёрной форме и с дубинкой на поясе, который хмуро и безразлично одновременно оглядел пришельца. Стены помещения везде были выкрашены в причудливые цвета: розовый, голубой, зелёный, которые все вместе напоминали ползущую змеёй радугу. Повсюду на стенах были пёстрые плакаты, с которых кричаще вываливались «духовность, нравственность, карма, реинкарнация» и другие знакомые и не вполне знакомые для Жорика слова. Рядом с Распятием висели изображения многоруких существ, фотографии высохших стариков со скрещенными ногами. От такой пестроты у Геогия с новой силой разболелась голова. Пройдя по длинному коридору, в котором жутко несло от сгорбившегося линолеума, Георгий с руководителем оказались в приличном по размеру общем помещении, где стояло два десятка кроватей. Половина из них была не заправлена, на другой половине были нахлобучены одинаковые клетчатые одеяла, под которыми в изголовье горбились небольшие подушки.
- Вот так мы живём, - развёл руками Михалыч, - располагайтесь во-он на той кровати, - указал он и сразу же продолжил, - в девять часов начнут собираться братья, познакомитесь со всеми сами, а я пойду, - дела, знаете ли.
Георгий отрешённо подошёл к указанной сетчатой койке и бросил рядом свой баул. Боль в голове немного утихла, но состояние по-прежнему было неважнецким. Он присел на панцирь и не заметил, как растянулся на нём во весь рост. Ему снова снилась его любимая Оксана, рядом бегали их детишки, внутри дома было светло и уютно. Но он почему-то лежал на сырых досках и не мог с них подняться, а его желанная гладила чёрные волосы законного мужа, но при этом молчала.
Новенький открыл глаза и судорожно подхватился на кровати. Рядом с ним на табуретке сидел человек неопределённого возраста и именно его руку Жорик машинально сбросил со своей головы. Человек на табуретке был лысым, в ухе болталась серьга с побрякушками, брови были подведены чёрным карандашом, и губы явно подкрашены. При этом довольно жилистый габитус лысого и небольшая небритость не оставляла сомнений, что перед новеньким находился мужчина.
- Какая у тебя пышная шевелюра, - жеманно произнёс человек на табуретке. – Меня зовут Эдуард, можно Эдвард, а тебя мой новый друг, как зовут?
- Ты кто?! – очумело прохрипел со сна Георгий.
- Фу, неприлично отвечать вопросом на вопрос, - фыркнул Эдвард.
- Я Жорик…Георгий я…а чем Вы тутечки занимаетесь?
- Ты сразу много хочешь знать, брат. Мы творим добро и приобщаем к нему других, медитируем и очищаем карму своей прошлой жизни, которая прошла понапрасну.
- Ну, про карму я уже чув.
- Какой ты интересный! Никак по словам твоим ты с Украины?
- Да с неё с родимой, - опустил глаза вновь прибывший.
- Вот вы там к Европе вроде ближе, а всему вас учить нужно, - Эдуард встал и странной походкой удалился в неизвестном направлении.
Через несколько минут, когда Жорик уже более внимательным взглядом осматривался вокруг, Эдвард пришёл ещё с одним «братом». Тот был со смазливым личиком, лет сорока. Его фигура была женоподобной, он был явно толстоват. Через расстёгнутый ворот сорочки и короткие рукава бросалась в глаза белая гладкая кожа.
- Вот, Николя, посмотри, какой красавчик к нам приехал, - показал мизинчиком Эдвард и будто покрутил невидимый хулахуп.
- Да уж, - прошепелявил новый «брат». И они дружно и неестественно засмеялись.
- Знакомься, Жорж, это Николя – наш старший брат, все его поручения и указания обязательно нужно исполнять.
Представленный, как Николя, продолжил за Эдвардом шепелявым гнусным голосом:
- Пока будут собираться все братья, с каждым познакомься. На вечернюю лекцию можешь не ходить, а вместо медитации сегодня у тебя будет обряд инициации, - и белокожий захихикал.
- А шо такое инициация? – недоумённо поинтересовался Жорик и добавил, - мне Михалыч про это ничого не говорил.
- Говорил-не говорил, - завозмущался Николя, - сказали тебе – слушай, вместо медитации – инициация. А что это, там и узнаешь, - ощерился в деланной улыбке старший «брат».
После того, как прошёл ужин, и Георгий понял, что больше ему знакомиться не с кем, в его сознании стала прорисовываться реальная картинка того, куда он на самом деле попал. Пока все были на так называемой вечерней лекции, неудачливый гастарбайтер ходил между кроватями и иногда у него прорывалось в полголоса: «Вот жеж пидорасы!». На какое-то время он останавливался, поднимал голову к потолку, и снова начинал вышагивать.
Жорик думал, что непременно нужно отсюда бежать, но как это сделать пока что не появлялось и малейшего представления. От этого было гадко на душе. Он проклинал тот день, когда сел в поезд, и не понимал, почему именно с ним всё это произошло. В голову приходили всяческие воспоминания: и наставления деда, и согбенная мать, и то, как он в детстве помогал по храму. На последнем Георгий почему-то остановился подольше. Никак не мог вспомниться тот момент, когда его церковная жизнь прекратилась. Это жуткое состояние прескевю, сопровождающееся сопутствующими терзаниями и поиском выхода из сложившегося положения, помноженные на измотанность от похмелья, создавали невообразимую ломку всего нутра неудачника.
И тут в его, дошедшем почти до истерии, сознании совершенно отчётливо всплыл образ деда: «Когда трудно бывает, помолись Николе Угоднику, он и допоможет». В памяти Георгия отрисовался старый образ, под которым он распивал «последнюю». Мать иногда напоминала ему, что вот-де дед тебе и образ завещал и молиться наставлял… Георгий вдруг приободрился и решил, что помощи больше ждать не от кого, если только Угодник Божий, не взирая на все грехи просящего, сможет помочь. И отступник стал шептать слова помнившихся с детства молитв, - сначала робко, а затем всё увереннее.
Тем временем в общежитии стало собираться разношерстное «братство», среди которых один был даже в оранжевом балахоне. Последним вошёл Николя.
- Ну, что, Жорж, ты готов стать нашим братом? – лукаво спросил он.
Георгий молчал, насупив брови. Он уже отчётливо понимал, что ничего хорошего его не ждёт.
- Что ж, молчание – знак согласия, - промямлил старший «брат» и кивнул кому-то в сторону.
Внезапно Жорика повалили на одну из кроватей без второго яруса и стали срывать с него одежду. Чьи-то липкие руки затыкали ему рот, а десяток других выполняли решение старшего. Георгий взмолился всем сердцем, взмолился так, что из глаз брызнули слёзы. Заметив это, кто-то из нападавших промурлыкал: «Смотри, какой чувственный». Новенький пытался отбрыкиваться и отмахиваться, но силы были не равны и они стремительно покидали Георгия. Но его не покидала молитва. В своём обращении к Николаю Чудотворцу он поклялся своей жизнью, что бросит пить, что вернётся в храм, что перестанет обижать старенькую маму и ещё много чего пообещал.
Когда ласкающие руки оставили его в одном исподнем, Георгий вдруг заметил, что позади нападавших появилась фигура какого-то седого старика с клюкой. Гастарбайтера охватил животный страх, он предпринял последнее неимоверное усилие вырваться и не поверил своим глазам. Участники инициации будто по воздуху отлетали от Жорика, оказывались в руках старика, который тюкал каждого своим посохом по голове и укладывал тут же на полу.
Освободившийся стремительно подскочил, схватил попавшийся под руку стул и со всего размаху ударил им по стойке кровати. В руках у него осталась только заострённая часть спинки. На полу в невменяемом состоянии возилась куча нападавших «инициаторов», Николя и Эдвард по-идиотски стояли, взявши друг друга под руки, и безумными глазами водили по сторонам. Старик исчез, будто его и не было.
- Убью, твари!!! – неистово заорал Георгий и бросился на двоих недавних знакомцев. Словно выйдя из ступора, они громко завизжали и бросились на пол под кровати. В общежитие вбежал охранник с дубинкой в руке. Это был не тот амбал, который встретил новенького, а худосочный парень высокого роста, коротко стриженный. Рассмотрев ситуацию, он немного замешкался.
- Не подходь! – громко скомандовал полуголый человек с деревяшкой в руке, - глаза выколю!
Перекладывая палицу из одной руки в другую, Георгий впопыхах натягивал штаны и рубаху. Кое-как застегнувши одежду, гастарбайтер стал обходить спиной к стене охранника. По пути прихватив свой баул, он резко расстегнул его и достал оттуда небольшой кухонный нож. Жорик отбросил сломанную спинку стула и медленно, озираясь по сторонам, стал продвигаться к выходу, держа ножик в вытянутой руке. Охранник, словно опомнившись, ринулся наперерез. В этот момент из-под кровати показался оголённый зад старшего «брата» и резко высунулась его нога. Охранник, задев на бегу жирную конечность подопечного, как подкошенный стал заваливаться вниз и раздался приглушённый звон удара лбом о металлический уголок незастеленной кровати. Охнув, догонявший рухнул без чувств. Георгий развернулся к выходу и опрометью кинулся бежать.
Выскочив из здания, он что было мочи бросился к ближайшему забору. Раздался звук, похожий на школьный звонок, и периферийным зрением спасённый видел бегущих откуда-то сбоку двух людей в чёрной форме. Машинально Жорик схватил с земли четвертушку кирпича, развернулся и со всей оставшейся силы запустил в настигающих его охранников. И надо же такому случиться, угодил одному из них прямиком в голову. Георгий бежал, тяжело дыша и издавая непонятные всхлипывания, похожие то ли на смех, то ли на готовые начаться рыдания. Уже будучи верхом на бетонном заборе, он понял, что, кроме одного лежащего на земле и второго склонившегося над ним охранников, больше преследователей нет.
Георгий спрыгнул с забора на улицу и снова побежал в сторону городского шума. Минут через десять изнурительного бега он сам не заметил, как выскочил на оживлённую дорогу, и последнее, что он услышал, стал оглушительный визг тормозов.
На тротуаре, как это часто бывает при виде чего-то необычного, стала собираться толпа праздных зевак. Со времён Древнего Рима (а может и ещё с более ранних) мало что изменилось в жизни людей, кроме появления «гаджетов». И если потребность в хлебе насущном многими в той или иной степени удовлетворена, то со зрелищами ситуация немного сложнее. Современный мир приучил человека к тому, что они (зрелища) должны меняться с фантастической скоростью и присутствовать рядом постоянно. Когда отсутствует зрелище, человек словно выпадает из реальности и при отсутствии Бога (точнее, изгнании Его), начинает не понимать, что происходит, наступает фрустрация сознания. В бессознательной борьбе с нежелательной ломкой каждое выходящее за рамки быта действо тут же привлекает внимание и приносит желаемое облегчение. В общем, зачастую в необычных, катастрофических и прочих подобных ситуациях современный информационный наркоман вместо оказания необходимой срочной помощи или проявления деятельного участия вынимает из кармана смартфон и, ничтоже сумняше, «любуется» на действо через видоискатель, чтобы потом выставиться в опутавшей всё и вся Сети.
Однако нашлись среди прохожих и те, кто, не мешкая, бросился на помощь пострадавшему в аварии. На дороге мигала аварийными огнями видавшая виды «девятка», из которой опрометью выскочил водитель, - мужчина в возрасте. Его голова «бликовала» сильными залысинами, которые причудливо переливались в стёклах роговых очков. Никто, конечно же, не мог увидеть в глазах владельца машины сильной растерянности. Это было понятно только по его дерганым движениям. От этого немного великоватый поношенный пиджак ещё больше перекосился. На обуви, давно не видавшей щётки, развязались шнурки. Как рыба, выброшенная на берег, он глотал ртом воздух и силился что-то произнести. А по движению выпирающего кадыка кто-нибудь мог бы сравнить его с пеликаном, который в свою очередь никак не может рыбу проглотить.
Рядом с Георгием уже возилось два человека: мужчина и женщина. Одна туфля слетела с ноги сбитого, а по народным приметам это было явным признаком того, что душа пострадавшего отлетела вместе с «тапком». Под головой жертвы ДТП образовалась лужица крови. Водитель то подбегал к пострадавшему, недвижимо распластавшемуся на асфальте, то к его вещам, а то и вовсе махал руками и, в конце концов, запричитал во всё горло, заглушая транспортный поток: «Тюрьма, тюрьма!».
Участливый прохожий приложил руку к сонной артерии и радостно выкрикнул: «Живой!».
- Что ты заладил, как ненормальный, - обратился к причитавшему неравнодушный, - я же тебе сказал: «живой», а ты не слышишь что ли ничего? Звони лучше в милицию и скорую! Или телефоны забыл?
- Гоняют, как сумасшедшие, а потом не знают, что делать, - куда-то в сторону констатировала женщина, пытавшаяся привести в чувство Георгия. - Людей убивают, - уж совсем холодно процедила она.
- Ой, да кто гоняет, кто убивает? – воспротивился водитель «девятки», - я ехал просто…тут же нет перехода! А он как выскочит! Посмотрел бы я на тебя!
Внезапно Георгий открыл глаза и присел на асфальте. «Дэ я?» - на характерном наречии произнёс несчастный.
- О! Гастарбайтера подбили, - кто-то нарочито удивился из толпы и начал снимать пострадавшего «крупным планом».
Водитель, немного успокоившись, осторожно подошёл к Георгию и пристально стал его разглядывать. На затылке кровоточила небольшая ссадина, на лице были кровоподтёки, но как они появились было непонятно. Руки вроде работали, глаза моргали. Автолюбитель немного успокоился.
- Слушай, брат, давай я тебя в больницу отвезу. А то сейчас пока прождём всех, ну, там …скорую, милицию…это ж вся ночь пройдёт, а мне на работу…в «ночную»…в общем, ты ж живой, давай я тебя в больницу отвезу...а? Брат, давай, посмотрят там тебя, подлечат…
Улицы Москвы наполнялись майскими сумерками, которые словно растворителем смывали сочные краски. Зажигались фонари. Где-то вдалеке, казалось, собирается гроза.
Пока водитель лепетал свою тираду, Георгий с полубезумным взглядом ворочал головой по сторонам, а затем предпринял попытку встать на ноги, но резко вскрикнув, снова уселся. В его глазах стало проясняться.
- Вот видишь, брат, у тебя что-то не то, а я же не виноват… поехали в больницу, Христом тебя молю!
- Та який ти менi брат? – выпалил пострадавший.
- Ну, хорошо, товарищ, господин или как там тебя? Да, тебя как зовут?
- Георгий, - понуро ответил пострадавший.
- Вот и прекрасно, Георгий, поехали в больницу.
- Ну, добре, поехали, - после затяжной паузы ответил сбежавший от погони.
- Давай, цепляйся за меня рукой, - водитель нагнул свою тощую выю и общими усилиями Жорика подняли с асфальта. Тот, прихрамывая и периодически ойкая, с поддержкой пошёл к машине. Последняя особо ничем не выдавала участие в произошедшем ДТП, только слегка треснула радиаторная решётка и на капоте образовалась небольшая вмятина. Но, учитывая общее состояние авто, мало ли от чего и когда могло всё это образоваться?
Георгия усадили в «девятку», бросили в багажник его валявшийся поблизости баул, и через полминуты на месте происшествия как будто ничего и не было. Только двое из расходившейся толпы то ли иронично, то ли всерьёз обсуждали: «Он ему «брат, брат», а тот ему «иди ты на …», а в больничку-то поехал, вот те и «брат»».
Приёмный покой травматологии встретил прибывших туда участников ДТП непривычной для таких мест тишиной и безлюдностью. На календаре были майские праздники, и, видимо, даже травмироваться в это время было пока некому и некогда. Многие разъехались по дачам, активно отдыхали и в «праздной суете» проводили положенную по закону неделю выходных. Как поётся в одной известной песенке, «а только бродят в суете разнообразные не те». Зачастую это касается не только «друзей», но и занятий, посещающих рядового обывателя. Как это всегда и бывает, всё «хорошее» плохо заканчивается либо ближе к концу, либо едва начавшись. Число «больничных» после праздников и накануне таковых, как правило, возрастает. Поэтому никого, кроме дежурной медсестры, Жорик и водитель в приёмном покое не увидели.
- Сестрёнка, вот тут у меня…э-э-э, родственник на даче пострадал, упал со стремянки. Надо бы посмотреть его, - и незадачливый заявитель быстро заморгал.
- Ни «здрасте», ни «пжалста», а только «надо, надо», - заныла в ответ медсестра и надула свои пухлые губки, впадая в явное противоречие со своей миловидной внешностью. – Напьются, а потом «со стремянки упал».
Она привстала и оценивающе посмотрела на «родственника», похлопала излишне подведёнными ресницами и снова плюхнулась на стул.
- Да, никто не пил, смотри – трезвые оба…мы. Да ты, сестрёнка, не обижайся, я просто очень за …товарища переживаю.
- Переживает он… «за товарища». Фамилия есть у товарища? Давайте оформлять. Документы с собой?
- У тебя документы есть? – внутренне поёжившись, спросил шофёр у Георгия.
- Та е у мене документы, - как-то горестно простонал Жорик.
- О, он что у вас с Украины? – немного удивлённо спросила женщина.
- Угу, вот в гости приехал…и на тебе.
- Какие гости! – завозмущался гастарбайтер, но «девяточник» с силой наступил ему на ногу. Георгий замычал и сел на один из стульев в ряду.
- Давай паспорт, друг, - обратился к нему водитель.
- Держи.
Паспорт перекочевал в руки к медсестре.
- О-о, да он у вас точно с Украины. Полиса же нет, как принимать-то?
Водитель стал переминаться с ноги на ногу, покашливать. Затем он резко полез во внутренний карман затёртого пиджака и достал оттуда тысячу рублей.
- Сестрёнка, пожалуйста, - растянув последнее слово, обратился он. – Давай его оформим как-то, не могу ж я так всё оставить, это ж родственник мой…дальний.
Медсестра пристально посмотрела на деньги, затем на заявителя, снова на деньги и пробурчала:
- Ну, ладно. Но только на осмотр, госпитализировать не сможем, если что…, - и добавила зачем-то, немного помедлив, - а в Европе, между прочим, за такие деньги и на порог бы не пустили.
- Хорошо, хорошо, - затараторил шофёр.
Георгий в это время безучастно сидел на стуле и занимался своим излюбленным делом – проклинал свою судьбу и выстраивал несбыточные планы бунта против такой «несправедливости».
- Я в машине подожду, слышь, - то ли к медсестре, то ли к «брату» обратился водитель и потихоньку вышел за дверь.
Через несколько минут из дверей отделения показался врач – мужчина средних лет, казалось, с немного невыспавшимся и невесёлым лицом. Он обратил свой взгляд на медсестру, глаза едва заметно, хищно заиграли, и, скривив рот в подобие улыбки, штампованно спросил:
- Ну, что тут у нас?
- Да вот, привезли «падучего», говорят, со стремянки свалился, посмотреть надо, - ровно ответила медсестра.
- Оформили?
- Конечно, Семён Борисович, - и подчинённая уверенно кивнула ухоженной головкой в белом чепчике.
- Ну, пойдём, горемыка, - позвал доктор Георгия.
Пострадавший, еле волоча ноги, поковылял за врачом. Следом тянулся знакомый запах. Жорик исподволь почувствовал неприязнь и тошноту, - в его сознании всплыло слово «спирт».
После стандартных врачебных процедур Семён Борисович констатировал, что пациент совершенно здоров, конечности и голова целы, - жизни ничего не угрожает. А посему тот может отправляться восвояси и далее помогать своей родне на даче, в процедурной сделают обезболивающий укол. На возражения Георгия, что его сбила машина, доктор удивлённо вскинул брови, посмотрел в карточку, затем на Георгия, надул щёки, громко выдохнул и устало произнёс:
- Иди-ка, брат, проспись лучше.
- Брат, брат… «напьются»… «на стремянке», - прогудел Жорик и, повернувшись, побрёл к выходу из отделения.
- Чего?! – подскочил врач, но пациент, не обернувшись, только походя махнул рукой.
Выйдя снова в приёмный покой, он уселся на стул подле своего баула и стал что-то в нём искать. Медсестра не обращала на него ровным счётом никакого внимания, лишь только периодически подводя помадой губы и поправляя накрахмаленную шапочку. Утром был конец её смены, и мыслями она уже находилась на долгожданной встрече.
В бауле Георгия из съестного нашлась только бутылка воды. Он сделал несколько жадных глотков, просидел недвижимо час (или два) да так сидя и уснул. Ночью периодически кто-то входил и выходил, но он был словно вне времени и вне пространства, - никому не была дела до смирного человека с большой сумкой, тем паче, что его внешний вид свидетельствовал в пользу естественности положения.
Рано утром, при сдаче смены вопрос напарницы о находившемся в помещении человеке был проигнорирован. Вновь заступившая на дежурство медсестра не стала домогаться ответа, - сидит себе мужчина, ничего плохого не делает, вопросов не задаёт, ну, и пусть сидит, не при ней же он появился.
А Георгий и рад бы был задать вопросы, но понимал, что никто на них не даст ответа. Он размышлял над тем, куда и как ему идти и пока в голову ничего толкового не приходило. «Дальнего родственника» в лице водителя «девятки» за дверью обнаружено не было. Но и присутствие такового врядли бы что-то изменило. Жорик, насколько возможно ласково, спросил о местонахождении туалета. Дежурившая немолодая медсестра, разговаривая о чём-то своём по телефону, только указала рукой направление. Пострадавший и натерпевшийся гастарбайтер побрёл в указанном направлении. Он не понимал, почему врач ничего не выявил, а боль только усилилась. Однако, что предпринять в его положении, он тоже не представлял. Вернувшись на место у сестринского поста, он скорчился и медленно присел. На лице отразилось глубокое страдание и маска отчаяния.
Именно в этот момент в приемном покое появилась Светлана. Сегодня у неё был рабочий день и она вышла поприветствовать коллегу по работе и справиться о состоянии дел. Когда она встретилась взглядом с Георгием, то вначале даже остановила свой шаг. Это были знакомые глаза и знакомый взгляд! Но откуда?! В храме она точно не припоминала таких прихожан, а больше, кроме работы, она нигде и не бывала. Георгий тоже, забыв о своём положении, уставился на молоденькую «врачиху». Так они несколько мгновений смотрели, не отрываясь, друг на друга. Прервала «контакт» дежурная медсестра:
- Светлана Георгиевна, Вы чего?
- А, - повернулась в ответ Фотиния, - а-а-а кто этот человек? – и она указала на сидевшего неподалёку Жорика.
- Не знаю, - неловко ответила медсестра, - он тут уже был, когда я заступила, а потом чего-то то одно, то другое, да так и забыла спросить. А он сидел тихо, ничего не спрашивал…мало ли думаю…он тут был уже, когда я смену принимала.
- Та-ак, - протянула доктор и, обратившись уже к незнакомцу, спросила – Вы кто у нас?
Прямой вопрос немало озадачил гастарбайтера. Он хотел приподняться, но, застонав, снова опустился на кресло.
- Я-я… тут это, под машину попав, выскочил на дорогу…Георгий я…на работу хотел…- невнятно бормотал травмированный.
Тем временем Светлана просматривала журнал и, отыскав единственно подходящую запись, снова подняла глаза на пациента:
- Георгий значит…а тут написано со стремянки упал, бытовая травма.
- Та какая травма, болит усё.
- Понятно, значит с Украины прибыли?
- Угу.
- И что же Вы всё время со вчерашнего вечера так и просидели тут?
- Да я не знал, куда мне идти…
- Вы теперь и голодный небось? – Светлана с жалостью разглядывала Георгия. Его имя навеяло воспоминания о покойном отце, о том, как он любил её и маму, о том, что всё и всегда в их доме было пропитано Любовью. Она, забыв все обязанности по службе, невольно, можно сказать автоматически, переключилась только на волну участия и сострадания. Часто кажется, что все вокруг озлоблены и заняты только собой. Но стара, как мир, истина, что он (мир) всё же не без добрых людей. Все мысли Светланы неосознанно шли только в вопросительном направлении. «Как помочь этому несчастному с таким знакомым взглядом? Откуда он знаком? Неужели мы раньше встречались? Нет, исключено. Но сколько в этих глазах горя и потаённой доброты», - думала Фотиния.
- Слушайте, Вы никуда не уходите, я сейчас, - и она шмыгнула за дверь отделения.
Жорик только удивлённо пожал плечами и посмотрел на медсестру, та едва заметно улыбнулась. На душе пострадавшего впервые за много лет стало как-то отрадно, и он сам не понимал, отчего это произошло. Снова вспомнился дед, храм…
Вскоре Светлана вернулась и развернула перед Георгием какой-то свёрток:
- Вот, поешьте, а я побегу, меня там срочно вызывают, - и добрый ангел в белом халате скрылся так же молниеносно, как и появился. Георгий только успел открыть рот, но не вымолвил ни слова.
Подкрепившись, он изрядно повеселел и, забыв на время о боли, даже стал что-то напевать под нос. Медсестра, услышав мелодию знакомой старой песни, спросила:
- Ты, с Украины, что ль?
- Да, - коротко ответил Жорик.
И у них завязался разговор о том, о сём, который позволил скоротать время и одному, и другому. В это время жизнь больницы шла своим чередом. На ночь добросердечная медсестра разрешила несчастному расположиться на кушетке в осмотровой. Так прошли ещё сутки.
В следующую смену начиналась рабочая неделя, народу, в приемном покое, как и ожидалось, стало заметно больше. Новая дежурная медсестра в какой-то момент обратила внимание и на Георгия:
- А Вы что сидите?
- Да я тут…это…- замялся Жорик.
- Чего это? Вы с травмой или с кем-то?
- Да не-е, я…
- Так, Ваша фамилия? – безапелляционно спросила медсестра.
После трудоёмкого и маловразумительно выяснения всех обстоятельств нахождения Георгия в приёмном покое, медсестра стала куда-то звонить. Минут через десять в помещении появилось двое охранников, которые всем своим обликом напомнили незадачливому гастарбайтеру охранников из «реабилитационного» центра. Может быть, они были даже из одной фирмы.
- Кто? – коротко спросил один из них. Медсестра указала пальцем. Георгий непроизвольно вжался в спинку кресла и уцепился за подлокотники, но это его не спасло. Двое в чёрном с лёгкостью подхватили Жорика под руки и молча потащили к выходу. На крыльце тот же охранник сопроводил подзатыльник стандартным и, наверное, привычным «а, ну, пшёл отсюда!». Вслед за Жориком полетел его баул. Надо было уходить и Георгий, сильно прихрамывая и превозмогая боль, пошёл прочь из больничного двора.
Выйдя на оживлённую улицу, Георгий наряду с болью почувствовал сильное жжение. Ему казалось, что от самой макушки до пят в тело воткнули раскалённый штырь, который в довершение всего ещё и вертится внутри. И всё же, волоча за собой свои пожитки, он неестественной походкой куда-то брёл, а куда и сам не знал. Жорик с трудом удерживал себя в вертикальном положении. В какие-то моменты ему чудилось, что он переламывается пополам. Он решил идти на видневшуюся вдали телебашню. Ему грезилось, что оттуда, прямо сверху он закричит на весь мир о своих несчастьях. Но страдалец сделал ещё несколько шагов и упал, как подрезанный ствол. Идти он больше не мог. Впереди им была замечена автобусная остановка. Пределом его мечтаний стало доползти до неё и разместиться на скамейке.
Жорик полз, подтаскивая свой баул, и в этот момент весь белый свет перевернулся в его глазах. На лбу выступили капли пота, в глазах стояли слёзы, сердце готово было выпрыгнуть на асфальт. Когда он выдыхался, то подтаскивал баул и ничком лежал на нём, впадая в забытье. Его внешний вид оставлял желать лучшего: кровоподтёки на забинтованной голове, ссадины и синяки на лице, измятая и местами порванная одежда. Он уже ничего не замечал, в голове крутились обрывки воспоминаний, фантазий и недавних событий. Никак не отреагировал Георгий и на издевки невесть откуда появившейся стайки гопников, которая стала снимать ползущего на телефон, сопровождая «фильм» различными комментариями.
- Смари, бомжара, наверное, глухой, не реагирует чёта никак. Вит, давай подтолкни его, чтоб побыстрей шевелился. Выложим в сети, назовём подвиг этого, как его, ну, лётчика в войну сбитого, мне отец рассказывал…он без ног остался…
- Мересьев что ли? – подсказал один из «наблюдателей».
- О! Точно, Маресьев! Вообще круто будет, «подвиг бомжа Маресьева».
Вышеозначенный Вит подталкивал несчастного ногами, Георгий жутко стонал от боли, молодняк «прикалывался». Вволю накуролесившись, «гопота» двинулась дальше, оставив «бомжа» в покое. Спустя час, Жорик дополз до остановки и кое-как из последних сил сумел взгромоздиться на скамейку. Находившиеся рядом, не сговариваясь, отошли от остановки в сторонку и сбились в кучу, будто перед ними был монстр, а не человек. Георгий, несвязно выговаривая слова, попросил «людей добрых» позвонить в «скорую», но в ответ услышал только молчание и недоверчивые взгляды.
Жорик волей судеб попал в отряд тех, кто навсегда вычеркнут из всех списков жизни и считается отбросами общества. Ни понять, ни тем более принять, это он не мог, поэтому и рассчитывал на помощь.
Ах, как часто мы надеемся на поддержку окружающих и даже близких людей, так и не дождавшись её. Либо дождавшись, но слишком поздно. Самое смешное и при этом противное, что помощь эта в общем-то ничего и не стоит тому, кто может её оказать, но…Но нам всё время некогда, жалко времени, сил, себя. Находится множество причин и оправданий: от куриной слепоты до врождённой немоты. Мы считаем, что помощь эта бесполезна ввиду бесперспективности, бесполезности и, соответственно, ненадобности, а где-то и надуманности. А уж если предполагаемая помощь совершенно точно подразумевает серьёзное вмешательство, то принцип «своя рубаха ближе к телу» срабатывает неизменно. И совсем тяжело обстоит дело, когда заведомо понятно, что придётся идти на жертвы. «Человек человеку волк» сегодня не совсем актуальное выражение, скорее «человек человеку – никто, пустое место». Выражаясь актуальным сленгом, большая часть индивидов превратилась в аватаров.
Человеку сегодня нужны слава и деньги, которые подразумеваются, как неотъемлемые спутники любой помощи. Сегодня каждый сам за себя. В мире, где исчезает Любовь не может быть по-иному. И то, что вышеперечисленное опровергается противоречащими и всё ещё встречающимися примерами, есть исключение, которое только подтверждает правило.
Проявилось исключение и в этот раз. Подошедший на остановку молодой человек, не говоря ни слова, оценил обстановку и стал набирать какой-то номер. Через какое-то время рядом с остановкой, на которой сменился уже не один десяток пассажиров, притормозил микроавтобус с надписью «Социальный патруль». Позвонивший помог втащить незнакомца в машину, а сам уехал на маршрутке, как будто его и не было.
Георгий пришёл в себя в уютной чисто прибранной палате. О том, что он находится в больнице, можно было догадаться по разным признакам. Хотя бы по тому, что правая нога лежала на шине и, соответственно, не могла согнуться. Единственное, чего не мог взять в толк Жорик, так это того, как он вообще здесь оказался? Ведь он уже обращался к врачам. Так, в раздумьях он просидел на постели некоторое время, разглядывая обитателей палаты. Георгий не решался завести разговор, а может у него и не возникало желания этого делать.
Неожиданно дверь распахнулась и в ней показалась рослая фигура доктора. Его убелённые сединами виски были коротко стрижены. В глубоко посаженных глазах проглядывалась какая-то неизбывная тоска. Острый нос на худощавом лице смотрелся точно клюв хищной птицы. Он сходу обратился к Георгию:
- Ну, что, молодой человек, как Вы себя чувствуете?
В его вопросе звучала неподдельная озабоченность, но выработанный годами характер позволил прозвучать фразе довольно ровно.
- Та ничего, - робко ответил Жорик, - только слабость какая-то…
- Слабость! Хех, - крякнул врач, - да у Вас, слабый Вы мой, перелом таза. В Вашем состоянии это неудивительно, особенно, учитывая, каким Вас доставили. Ну, ладно, будем надеяться, Вам больше ничего не угрожает. По крайней мере, пока. Месячишко у нас побудете.
Далее доктор обсудил с коллегами курс лечения вновь поступившего и пошёл с обходом по другим больным.
Был солнечный майский день, окошко палаты было приоткрыто. Откуда-то с улицы доносился весёлый крик детворы, раздавались гудки машин, хлопали двери, - жизнь мегаполиса шла своим чередом. Георгий на костылях прислонился к подоконнику и впервые увидел Москву без каких-либо желаний. Он просто смотрел на огромный город и на его обитателей. В голове проносились одна за другой разные мысли. От созерцания происходящего за окном нахлынула неловкость от того, что оскорбительно зовущиеся «москали», оказалось, такие же люди, как и «хохлы». Они тоже радуются и скорбят, спешат и нервничают, делают разную работу, любят и страдают, творят добро и поддаются искусам. В конце концов, думалось ему, везде встречаются люди разные. И кто тот парень, что меня спас? И кто та красивая девушка-врач, что меня накормила? Она так похожа на Оксану, но у неё другие глаза, - в них такое тепло, от которого растает любой лёд.
За день Георгий успел со всеми обзнакомиться, поведать о своих злоключениях и приключениях. Больше он стремился слушать и спрашивать, узнал много нового. К концу дня у незадачливого гастарбайтера сложилось впечатление, что он находится здесь всю свою жизнь и этих людей знает с рожденья.
На следующий день, рано утром дверь палаты приотворилась, и в ней показалось незнакомое женское лицо. Те, кто уже не спал, с интересом оглядывались, «к кому визитёр»? И только Георгий не оглядывался, потому что знал совершенно точно – это к нему. В дверях стояла Светлана с пакетом в руках.
- Ну, слава Богу! Наконец-то Вы нашлись! – выдохнула незнакомка и направилась прямиком к постели Жорика. Некоторые больные зашушукались между собой и заулыбались. «Раба Божия Фотиния» присела рядышком с кроватью пропавшего обитателя приёмного покоя и, зардевшись, замолчала. Они смотрели друг другу в глаза, и со стороны могло показаться, что идёт оживлённая беседа, только без слов. Георгий осмелился прервать тишину:
- У нас тут душно, может, под деревьями у дворе посидим?
- Да, конечно, - растерянно ответила посетительница и, оставив пакет, на постели, засеменила к выходу.
Георгий потянулся к своей рубашке и, не глядя на неё, схватился за карман, в котором что-то прощупывалось. Жорик с удивлением стал открывать клапан. В его руках через мгновение оказалась маленькая картонная иконка Николая-Угодника, на которой седые волосы святого были открыты. Дед когда-то говорил, что это Никола-вешний. Непроизвольно Георгий перекрестился и поцеловал образ. Затем посмотрел наверх и ещё раз перекрестился. «Спасибо тебе, святой Николай, за помощь и за всё спасибо», - мысленно прошептал блудный сын и заковылял на свободу вслед белому ангелу.
© Сергий Северъ 25 апреля 2015 г., св.Исаака Сирина
[1] И у вас, и у нас пусть будет всё хорошо (укр.) – строки из народной песни
[2] И вот чего без дела сидеть? (укр.)
[3] Вон, люди какие деньги в Москве зарабатывают и приобрели сколько, а ты всё посиживаешь, увалень! (укр.)
[4] Как все (укр.)
[5] Хватит! (укр.)
|