Итальянское солнце как-то незаметно для всех уже вознеслось в самую свою высокую точку, угасило все земные звуки, превратило море в ослепительное зеркало и, казалось, вот-вот уже окончательно расплавит белый песок. Даже многочисленные на пляже дети как-то сникли, угомонились и перешли к тихим играм, копая песок разноцветными совочками, складывая им одним известные пазлы из ракушек и просто бесцельно пересыпая песок из ладони в ладонь под своими семейными зонтиками.
К свободному шезлонгу под зонтиком, издавая звуки, типичные для посетителя русской парной бани, по раскалённому песку босиком устремился ещё не обжаренный солнцем и не омытый морской водой белокожий крепенький мужчина в расцвете своих примерно тридцати лет. Чтобы определить его национальность, не требовалось ни трёх, ни даже двух попыток. Из него искренне выпирала непосредственная и открытая натура российского бизнесмена средней руки. Аккуратная стрижка, круглые плечи, наливные щёки, вздёрнутый нос, улыбчивые губы и абсолютная уверенность в том, что всё вокруг прекрасно и ситуация контролируется им лично ещё на много веков вперёд.
– Ух-х! Ых-х! Опа! Опа! Опа! – свежеприбывший достиг наконец зоны прохладного песка в тени зонта. Дружелюбно глядя на владельца соседнего шезлонга – седоватого мужчину предпенсионного возраста – и нимало не комплексуя, произнёс громко и отчётливо:
– Хэлло! Бон джорно!
– Хэлло-хэлло, располагайтесь! – спокойно ответил ему по-русски сосед, приспустив чёрные очки. Сам он сидел на песке, а его место на шезлонге занимал ноутбук.
– Нормально! – даже и не удивился новенький. – Везде наши люди!
Деловито отрегулировав положение своего шезлонга относительно солнца и зонта, одним выверенным движением застелил его своим ярким огромным полотенцем и с удовольствием водрузился в нём, небрежно бросив рядом полиэтиленовый пакет. Видно было, что он в своей тарелке, и солнце и тёплое море ему совсем не в диковинку.
– Судя по вашему загару, – обратился он к соседу, как бы продолжая давний разговор, – вы тут уже с недельку...
– Да, пятый день сегодня. И два – впереди.
– Вы тоже без семьи отдыхаете?
– Я – холостяк. Может, как раз потому, что не люблю суету и шум...
– А я – люблю, но вместе с женой отдыхать не получается: кто-то из нас должен оставаться в лавке! – засмеялся новенький. – У нас фирмочка своя небольшая. Стеклопакеты делаем. Нормально так себе. Я – Леонид. – Он протянул крепкую руку. – Лёнчик, короче. И можно на «ты».
– Хорошо. А я – Иван. Короче – Ванёк, – в тон ему сказал новый знакомый, отвечая на рукопожатие.
Лёнчик, чистая душа, даже не уловив иронии в голосе пожилого соседа, воспринял это непосредственно, как ребёнок.
Отлучившись ненадолго в море, Лёнчик вернулся ещё более добродушным. Не обращая внимания на то, что Иван целиком ушёл в общение с ноутбуком и никак не реагирует на уходы-приходы нового знакомого, Лёнчик, будучи явным экстравертом, как ни в чём не бывало спокойно продолжил будто бы давний неоконченный разговор со старым добрым другом:
– Вообще-то, конечно, несправедлива природа как-то! Как-то всё плохо продумано в этом мире! Вон, смотри, какое солнце! Жарища! И ни одного облачка! А у нас в Питере и солнца не дождёшься, и небо без облаков редко когда увидишь! Ну где правда-то Божья! – театрально возмутился он, шлёпнув себя двумя руками по коленям.
Иван оторвался от экрана, снял свои тёмные очки и с интересом посмотрел на оратора:
– Так вот в этом-то, Лёнчик, и состоит справедливость природы и правда Божья. Всё именно продумано до деталей.
– Ты чё, Ванёк! – изумился Леонид. – Что продумано? Кем?
– Ты ведь прилетел сюда, верно? – Вместо ответа продолжил Иван. – А место в самолёте у тебя какое было?
– У иллюминатора, ясное дело! Я всегда прошу у окна, – потряс тот головой.
– Ну вот, взлетал ты из своего Пулкова, в окно смотрел. И что видел?
– Дак что там увидишь! Как обычно. Пробили один слой облаков, потом второй, третий... А там – солнышко! Вот как здесь! Красота!
– Слушай, Лёня, а из чего облака-то сделаны?
– Ваня, ты чё, думаешь, я в школу не ходил! – наигранно обиделся Леонид. – Из воды, ясное дело они сделаны.
– Ну и я так думаю, – согласился собеседник. – Только вот интересно, если все эти слои облаков образованы одним и тем же веществом, то почему они не смешиваются в один толстый слой? Почему между ними остаются чистые промежутки? Что за сэндвич такой? Слой облаков – слой чистого воздуха. Слой облаков – слой воздуха. Слой облаков – слой воздуха... Слушай, Лёня! – он изобразил внезапное озарение. – А ты по какому принципу свои стеклопакеты-то делаешь?
Лёня начал что-то подозревать:
– Ну по какому! Три слоя стекла с прослойками воздуха... Слушай, прикольно, а правда похоже!
– А что ж ты стекло-то не экономишь? – продолжал Иван. – Что, одного слоя не хватает, чтобы отгородиться от питерской непогоды?
– От дождя и снега – хватает, а от холода – нет. Тут воздушные прослойки нужны. А ещё лучше – вакуум. Иначе тепло не сохранить.
– Ну так вот тебе и ответ. Ваши питерские многослойные облака – это природный стеклопакет, защищающий вашу и так нежаркую землю от космической непогоды. А здесь, в Италии, стеклопакет сейчас не нужен: пусть избытки тепла уходят наверх! А когда придёт зима, тогда появятся и облака. И будут они пытаться удержать тепло остывающей земли. Так что всё продумано не хуже, чем у тебя в лавке!
– Никогда бы не подумал, что облачное небо – это стеклопакет.
– А я тебе ещё скажу. Представь, кочан капусты, или простая луковица, или почки деревьев устроены по тому же тебе известному принципу. А как перезимовать капусте без воздушных прослоек между многочисленными листьями! Вот огурцу, например, не надо зимовать, так он и не заморачивается на стеклопакетах. Вообще человек только и делает в своём так называемом прогрессе, что изобретает уже давно изобретённое. Вот посмотри на те черепичные итальянские крыши. Хорошо придумано, чтобы вода стекала? Хорошо. Только до человека это уже было придумано и реализовано. Чешуйки и наших родных еловых шишек, и шишек здешних пиний расположены по принципу черепицы. А чешуя рыб разве не так? А чешуйки на крыльях бабочки? Есть даже зверь такой – панголин,– так он тоже на шишку похож.
– Насчёт панголина не знаю, не знаком, – живо отреагировал Леонид, – а вот с рыбами и шишками – это точно! Я ж рыбак!
– Да-а, – протянул Лёнчик после непродолжительной паузы, – мудра природа, раз изобретает такие вещи раньше человека.
– Лёня, ну ты, извини, рассуждаешь, как дошкольник, – снял очки Иван. – Ну как природа может быть мудра! Ну вот она перед тобой – природа, – он обвёл рукой вокруг. – Вот это море, вот это небо, вот этот песок, вон те скалы – ну кто из них мудр? По отдельности или сообща? Что они вообще могут намудрить?
Лёне захотелось поспорить.
– Ты, я вижу, умный, Ваня. Но не станешь же ты оспаривать наличие законов природы. Это же всем понятно: у природы есть свои законы, и она живёт по ним! За днём следует ночь, за летом – зима, за приливом – отлив. Всякий подброшенный предмет падает на землю. Сила действия равна силе противодействия. Угол падения равен углу отражения. Достаточно или продолжить?
– Молодец, Лёня! Ты совсем не дошкольник. Ты – школьник, причём старшеклассник. Уроки ты выучил, но только не понял!
– Почему это? – попытался обидеться Леонид.
– Да потому, что ты не понял главного: если есть законы, то есть и законотворец, законодатель! Вот скажи, здесь, в Италии, есть законы?
– Само собой!
– А кто их утвердил? Сама Италия? Вот этот пляж – это Италия. Эти дома – Италия. Эти деревья, кусты, люди, камни – всё это Италия. И это кафе, куда я сейчас пойду заряжать аккумулятор компа, – тоже ведь Италия. Ну и какой же частью Италии приняты законы Италии, по которым живёт Италия? – Иван поднялся на ноги.
– Не знаю я точно... Ну, может, парламент какой законы принимает. Ну ты – иезуит, Ваня! – озадаченно произнёс Леонид. – Ты по профессии-то кто? Философ, что ли?
– Да нет, программист. Но – думающий. Так вот и получается, Лёня, что законы, по которым живёт Италия, ей даны, скажем, парламентом. Соответственно, законы, которым подчиняется природа, даны ей тоже каким-то законодателем. Нормальные думающие люди называют его Творцом.
– Так вона ты куда! – подскочил Леонид. – Так ты верующий!
– Я, Лёня, – думающий. А верующий – это как раз ты. Верующий в то, во что поверить ну никак нельзя думающему человеку. Извини, Лёнчик, я не хотел тебя обидеть. Ну да я ведь и постарше тебя буду.
Иван надел свои шлёпки и, прихватив свой ноутбук, неспешно направился в сторону кафе, расположенного широкой террасой невдалеке. Вернулся он нескоро, всё так же в обнимку с компьютером и со стаканом какого-то яркого напитка со льдом.
«Вот уж настоящий компьютерщик! Даже отдыхает со своим железом!» – подумал про себя Леонид, но вслух без всякой даже тени обиды сказал:
– Так что же, Иван-думающий человек, ты всерьёз в двадцать первом веке считаешь, что все эти пять дней творения мира – это правда?
– Правда. – Таким тоном, как будто беседа не прекращалась ни на минуту, ответил тот. – Только не пять, а шесть. И продумано было всё до мельчайших деталей. Всё в мире состыковано без малейших зазоров и люфтов. Как каменные блоки в египетской пирамиде. Вот ты, Лёня, в каких предметах силён был в школе?
Леонид подёргал себя за чубчик:
– Да я везде как-то средненько... Ну химию любил, фокусы всякие.
Иван быстренько пробежался пальцами по клавиатуре, повернул ноутбук к собеседнику. Спустя мгновение экран расцветился компактными прямоугольничками, и Леонид сразу узнал давно оставленную где-то далеко в тинейджерском прошлом Периодическую систему химических элементов.
– Ага, вижу, знаком ты с этой штуковиной! – добродушно произнёс старший. – Так вот, Лёня, представь себе, что ты – Творец всей Вселенной.
Лёня дурашливо приосанился, упёрся в колени, нахмурил брови и изобразил из себя что-то вроде Зевса-громовержца.
Иван улыбнулся, но продолжал серьёзно и спокойно:
– Начнём не с самого начала, а наоборот, с конца. Ты, Лёня, создал почти сотню разных химических элементов, сформировал Землю, на ней – горы и океаны. Теперь ты размышляешь над тем, какой бы элемент взять за основу, чтобы создать бесконечное разнообразие живых существ, которые бы заселили эту планету. Все физические законы, заметь, Лёня, ты уже сам с собой обсудил, сформулировал и утвердил окончательно и бесповоротно. Ну начинай, Лёня.
Какое-то время Леонид всматривался в цветную таблицу и блуждал взглядом по знакам и числам.
– Не! Буду думать вслух. Так... Земное тяготение я уже создал. Теперь если взять за основу какой-нибудь тяжёлый элемент, атомов которого будет много в каждом живом организме, то всем этим существам будет трудновато. Из-за силы тяжести, которую я узаконил, ветки деревьев будут обламываться, сухопутные зверюшки не смогут быстро бегать, а морские – не смогут нормально плавать, а птицы и вообще не полетят. Так? Короче, ищем элемент полегче какой-нибудь, а значит, где-нибудь в верхней половине таблицы.
– Ну что, логично! – одобрил Иван. – Давай дальше.
– Ну что дальше... Живых организмов я планирую создать множество. В каждом будет много разных веществ. Следовательно, требуется, чтобы атом этого самого главного элемента мог образовывать несколько химических связей одновременно. То есть чем больше у элемента валентность (которую я долго не мог понять в школе), тем лучше.
Значит, не подходят для моих целей хотя и не тяжёлые, но маловалентные атомы – литий, натрий, калий, бериллий, бор, кальций, алюминий. Короче, первые три группы элементов забраковываю.
– Опять же логично! – кивнул Иван.
– Продолжаю. Пойдём теперь с другой стороны таблицы. Элементы восьмой группы – инертные газы – явно бесполезны. Они – «аутисты» и ни с кем контачить не хотят. Обитатели седьмой группы – фтор, хлор, ну и бром – имеют высшую валентность – семь. Ну вот и всё! Главный элемент жизни найден – это фтор. Нет, постой-постой! Он не бывает семивалентным! Его валентность-то обычно равна единице! Ну, значит, не фтор, а хлор! Правда, он бывает семивалентным, только если его очень попросит кто-нибудь очень авторитетный вроде кислорода! А обычно – тоже одновалентный. А ещё он немирный какой-то, неспокойный. Всё норовит у кого-нибудь электрончик урвать! Не, таких мне не надо! И вообще, ядовитые они! Поехали дальше... Шестая группа – кислород и сера. Ну кислород годится вполне: лёгкий и по крайней мере двухвалентный.
– Ну и молодец, Лёнчик! – Иван не скрывал радости. – А знаешь, кстати, что в живых организмах атомы кислорода составляют от шестидесяти до семидесяти процентов по массе. И вне живой природе – его полно: в воде, – он кивнул в сторону моря, – около девяноста процентов, а в этом вот песке – около пятидесяти.
– Круто! – изумился Лёнчик.
– Да, но ты продолжай размышлять. – Иван потыкал пальцем в экран ноутбука.
– А что, ещё не всё? Ну ладно. Значит, на очереди – пятая группа. Азот, например. Лёгкий. Максимум – пятивалентный. Нормально. Пойдёт!
– И пошёл! Творец тоже, видимо, так рассуждал. И теперь атомы азота составляют до трёх процентов массы живого вещества. Только азот тоже не очень мирный: всё стремится вступить в какой-нибудь химический конфликт. А вот элементы четвёртой группы – ну просто находка. Вот она, золотая середина! Четырёхвалентные, лёгкие. Итак, кого из них выбираешь, Лёня? Углерод или кремний?
– Выбираю углерод! Его атом в два с половиной раза легче атома кремния. Цифра убедительная, между прочим!
– Верно! Но при этом ещё учти, что соединения углерода мягки и пластичны, а кремния – тверды и хрупки. Сравни! – Иван водрузил на сиденье шезлонга уже опустевший стакан с торчащей из него пластиковой соломинкой. Завязал соломинку узлом, бросил её в стакан и звонко щёлкнул ногтём по стеклу. – Итак, Лёня, задолго до тебя Творец, наверное, рассуждал так же, как и ты, и принял решение: в основу главных веществ живых организмов положить химический элемент углерод. А что изучает, не подскажешь ли, Лёня, органическая химия?
Леонид ответил с готовностью и уверенностью:
– Я всё понял! Вот в чём дело! Органическая химия – это наука о соединениях углерода, многие из которых входят в состав органической, то есть живой природы. Вот они откуда – белки, жиры, углеводы, ферменты, гормоны, витамины. И в основе всего – углерод!
– Так и есть! Жизнь на Земле связана с углеродом: лёгким, способным образовывать несколько химических связей и пластичным в многочисленных соединениях. Вот, Лёня, почему у нас руки-ноги сгибаются-разгибаются! – Иван сжал и разжал кулак прямо перед носом Леонида. – Если бы мы были созданы на основе соединений кремния, то были бы хрупкими, как глиняные горшки! Правда, в качестве эксперимента Творец создал и живые организмы на основе кремния, например, диатомовые водоросли, но успеха в жизни они не добились. О них не все даже и знают. А вот те химические элементы, которые ты обсуждал, глядя в Периодическую систему, – азот, фосфор, сера, хлор, кислород и некоторые другие, Творец тоже не отверг. Они входят в состав живых организмов, и мы даже называем их биогенными, то есть рождающими жизнь.
– Ну дела-а! – только и протянул Леонид.
– Вот так вот. – Смиренно согласился Иван и потянулся за ноутбуком, намекая, что разговор подошёл к завершению и теперь хорошо бы заняться своим делом.
Леонид же, как оказалось, этого мнения разделять не собирался. Мгновенно всё поняв, он вдруг закричал:
– Э-э-э! Постой! Давай ещё чё-нибудь обсудим! Ты интересно рассуждаешь. Не то, что мужики на рыбалке!
– Ну ладно, – покорно согласился тот, убирая руки от ноутбука. – Давай продолжим, если тебе интересно. Создал ты, Лёня-Творец, живые организмы. Всё здорово, но есть проблема. Вещества на основе углерода всем хороши, но очень неустойчивы термически по сравнению с соединениями кремния, которые ты отверг. При повышении температуры всего лишь до пятидесяти градусов белки, например, уже начинают денатурироваться, то есть терять свою природную структуру. Ты же знаешь, что на медицинском ртутном термометре даже не предусмотрено измерение температуры выше сорока двух градусов. При такой горячке человек уже умирает. А как легко плавится жир на сковородке! И наоборот – при всего лишь минус пяти тараканы, например, поголовно умирают. Ну в общем, все живые организмы очень чувствительны к жаре и холоду. Что предлагаешь, Лёня? Что делать Творцу в такой ситуации? Может, подумать о Солнце?
– Понял. Думаем о Солнце, – деловито откликнулся Леонид. – Если вещества в составе живых организмов такие нежные и неприспособленные к суровой правде жизни, придётся мне, как Творцу, отрегулировать дистанцию между Землёй и Солнцем. Водрузить его на небо не очень далеко, чтобы земная живность не замёрзла, но и не очень близко, чтобы не померла от жары.
– Так вот, Лёня, таким оптимальным расстоянием оказались те самые пресловутые сто пятьдесят миллионов километров, известные нам ещё со школьной скамьи. Даже в разгар полуденной жары в африканской пустыне никто из обитающих там растений и животных не умирает. И в полярной тундре местные растения и животные не гибнут даже в сильнейшие морозы.
– А ведь точно, так и есть! – восхитился Леонид. – Я служил в Забайкалье! Но никогда об этом не думал.
– Но всё-таки постоянная жара здорово утомляет. Я вот здесь всего несколько дней, а уже устал от жары и то и дело хожу в кафе за ледяными напитками.
– А я в Питере так устаю от холода, что при малейшей возможности оставляю свою лавку на жену и – в тёплые края!
– Вот видишь! А как прикажешь быть животным и растениям?
– Ну надо им какое-то послабление сделать, что ли, – предположил Леонид.
– Лёня, я тебя поздравляю! Ты идёшь по стопам Творца! Не зря ты создан по Его образу и подобию! Ну да об этом потом, если захочешь. Так вот Творец придумал два послабления живой природе. Для маленького отдыха Он заставил Землю вращаться вокруг своей оси со строго заданной скоростью и тем самым установил день и ночь. Правда, сделал Он это предусмотрительно заранее, ещё до растений и животных. Зато теперь даже в Африке живая природа после двенадцатичасовой жары имеет двенадцатичасовой отдых от неё. А для большого отдыха Он отправил Землю в путь вокруг Солнца, не забыв дополнительно наклонить её ось. Получились два сезона – жаркий и холодный. Лето и зима. А чтобы успеть приготовиться к тому и другому, между ними – ещё два промежуточных – весна и осень. Да что это я тебе рассказываю! Ты всё это изучал.
– Изучал, но никогда об этом не задумывался! Слушай, Ваня! Как стройно-то всё разрулил твой Творец! Уважаю! Респект!
– Не мой, Лёня, а наш. Он у нас общий. У этого моря и этого неба, этого песка и всех растений, животных и бактерий. Мы это знаем. Только вон та девочка, – видишь? – которая радостно умучила краба, пойманного заботливым папочкой, не знает, что у неё самой и у краба – общий Создатель. Но это не её вина, а папочкина...
Повисла долгая пауза. Мужчины молчали, думая каждый о своём. Прервал тишину Иван:
– Ну вот, Лёня, помянули мы невинно убиенного краба минутой молчания. Я пошёл купаться, а ты присмотри, будь другом, за моей игрушкой, она нам ещё пригодится. – Он кивнул на компьютер. – Здесь хотя и не Россия, но и не менее знаменитая Италия.
Он ушёл и отсутствовал почти полчаса. В голове Леонида всё это время шла завоевательно-освободительная война. Давно устоявшиеся в своём уверенном благополучии местные материалистические представления об устройстве мира вступали в конфликт с только что занесёнными извне идеалистическими идеями. Борьба шла с переменным успехом. За свежеприбывшими идеями интуитивно чувствовалась окончательная, самая последняя, не подлежащая сомнению правда, но прежние пока ещё хозяева Лёниного мозга свои позиции добровольно сдавать отказывались, требовали новых аргументов и фактов. Только переброска дополнительных сил в место конфликта могла повлиять на исход борьбы. Поэтому возвращения Ивана Леонид ждал уже с нетерпением.
Иван ещё не успел дойти до тени своего зонта, а Леонид издалека уже начал наседать на него:
– Ваня! Вот я, Творец неба и Земли и всего живущего на ней, пока ты купался, терзаюсь сомнением: зачем это я Луну-то создавал? С Солнцем – всё понятно, а с Луной я погорячился! Не надо было тратить время на изготовление этого фонарика. Для кого этот ночник? Для боящихся темноты детей? Ночью надо спать божьим тварям, а не колобродить. Я вот тоже, когда не женат ещё был, ночную жизнь вёл по клубам. Ну и что! Одна головная боль потом!
– Ну, Лёня, из всех Божьих тварей только люди ходят по ночным клубам, да и то далеко не все! – улыбнулся Иван. – А со зверюшками опять же всё продумано. Для одних ночь – время отдыха, как мы уже говорили, а для других – время активно жить. Представь себе, как могло бы быть: днём все бегают и суетятся, а ночью – никого. А так – одна половина бегает и суетится днём, а вторая – ночью. И хотя у них имеются и слух, и обоняние, но и слабенький ночник в виде Луны им тоже не помешает. Вот представь, если бы у нас в Москве половина народа работала днём, а вторая – ночью, так и пробок по городу бы не было. А то – днём все давятся в метро и автобусах, машинами забиты все улицы и переулки, везде конфликты и ссоры, нервные срывы и инфаркты... Зато ночью – никого. Все набираются сил для дневных битв. Хотя в Москве и ночью тоже непросто!
– Иван, у вас когда очередные выборы мэра в городе? Я буду поддерживать твою кандидатуру. А борьба с пробками путём возвращения к замыслу Творца будет сильным пунктом твоей программы! – залился радостным смехом Леонид.
– Спасибо, но я уж лучше – с компьютером, – искренне и просто ответил тот. – А вообще Луна – это не просто ночник. Скажу тебе по секрету: Луна задумана в том числе и для уборки итальянских пляжей! – Иван округлил глаза. – Вращаясь вокруг Земли, Луна дважды в сутки вызывает приливы и отливы. Во время приливов вода заливает пляж, и крабы, например, съедают весь пляжный мусор, начиная с чипсов и крошек хлеба и заканчивая окурками. А с отливом уходят обратно в море, оставляя нам чистый песок.
– Ну ты шутник, Ваня! – кривая ухмылка наползла на лицо собеседника.
– Ну какие тут шутки! А вот будь Луна расположена чуть ближе к нам, то два раза в день были бы не приливы-отливы, очищающие пляжи, а цунами, смывающие приморские города! Сам же видишь – всё вокруг продумано до мелочей! Вот почему, например, ветер днём всегда дует с моря? Чувствуешь, откуда сейчас дует? Всегда, понимаешь!
– Ну там чё-то с неравномерным нагреванием суши и воды и перемещением воздушных масс из области какого-то одного давления в область какого-то другого давления... – неуверенно попытался объяснить Леонид.
– Да. Только ведь это всего лишь средство для достижения задуманной Творцом цели. А цель такая. В море полно воды. Но она ведь нужна и всем живущим вдали от моря. Причём нужна не солёная, а пресная. Так вот под действием Солнца вода испаряется из моря, причём, заметь, Лёня, соль-то не испаряется. Испарившаяся вода собирается в облака и тучи и отгоняется ветром именно туда, где в этой воде нуждаются, подальше от моря, а не наоборот – в просторы океана. Вода, собравшаяся в тучи, прольётся дождём где-то неподалёку. Облакам предстоит долгое путешествие, прежде чем за тысячи километров от моря так называемые законы природы заставят их пролиться на сухую землю... Видишь, Лёня, в школе нам с тобой добросовестно сообщили о наблюдаемых явлениях. Объяснили, какими законами природы эти явления вызваны. Но мне лично ничего не говорили о том, что всё, что мы видим вокруг, – это не случайность, а чётко продуманный и грамотно реализуемый план организации бытия на Земле. Приходится самому разбираться.
– Ну ладно, – деланно спокойно согласился Леонид. – С облаками, допустим, похоже на замысел. Но ведь не везде виден план. Или ты возразишь?
– Естественно, возражу. План разработан до мельчайших деталей и для всего, – спокойно пожал плечами Иван. – Я хоть и не профессор каких-нибудь естественных наук, но могу привести тебе примеры. Хочешь?
– Ну, конечно! Давай приводи. Я тоже не учёный. Но будь всё-таки готов, что я тебе такие аргументы против приведу, что... – он потряс кулаками.
– Твоё право, раз уж мы начали этот разговор. Ну с чего начинать, с растений, животных или человека?
– Да всё равно. Начинай хоть с растений, хоть с животных!
– Хорошо, я и начну и с растений, и с животных одновременно. Подожди секунду, – быстрые пальцы Ивана выдали по клавиатуре сухую барабанную дробь. На экране появилось что-то пока ещё не очень понятное. – Вот, смотри! Это дракея. Австралийская орхидея. Она, как и все остальные цветковые растения, должна же как-то опыляться. Опылителей кругом полным-полно. Но по плану Творца это растение опыляется только самцами одного из местных видов ос. Хочешь, посмотрю название осы?
Дракея
– Да ладно, какая разница! – нетерпеливо махнул рукой Леонид. – А в чём прикол-то? Ну оса – так оса! Где план-то творческий?
– Ну так ты перебиваешь, недослушав. Прикол и план в том, что цветки дракеи распускаются точно в те шесть недель, когда вылупляются и живут эти самые осы.
– Совпадение! – уверенно заключил Леонид.
– Ну так ты опять недослушал! Кроме того, цветок и по размерам, и по форме похож на брюшко осы! Тоже совпадение? А ещё он выделяет запах самки осы, готовой к спариванию. Это уже третье совпадение! Про феромоны слышал? А иначе самцов не привлечь! Шесть недель цветут эти дракеи и выделяют этот запах. А потом – как обрубает! Почему, Лёня?
– Сам отвечай! – буркнул тот.
– А потому, что не для кого больше пахнуть. Все самцы этого вида ос умирают через шесть недель, я уже сказал это.
– Ну что, забавно. Но только я эту орхидею и тех ос австралийских вряд ли увижу живьём. А верить картинкам и рассказам не приучен, – сказал Леонид. – Ты, Ваня, мне объясни свои идеи на тех объектах, которые мне хорошо известны. И тут-то я не дам тебе сочинять небылицы!
– Хорошо. Люпин знаешь? Растение такое.
– Люпин знаю. И что?
– А то, что семена люпина содержат более шестидесяти процентов белка. Очень питательные! И было бы очень много желающих в природе сожрать их! Сожрать и прекратить весь род люпиний! Да только никто не ест, потому что кроме белка в семенах накапливаются ещё и ядовитые алкалоиды... Это ли не план?
– Не, Ваня, давай другой пример! Вот объясни мне творческий план насчёт, например, слона. Да, хочу насчёт именно слона!
Иван расхохотался:
– Ладно, будем на слонах! И я даже про хобот тебе ни слова не скажу, хотя ты этого ждёшь. Вот представь, Лёня! Ты – Творец и среди прочих создал слона. Огромного. Теплокровного. И поселил его в жарких странах. Пришлось одеть его в толстенную грубую кожу, чтобы колючки всякие его не травмировали. Но тут возникла новая проблема: из-за этой толстокожести он и потеть не может. И язык как собака не высовывает. Вопрос: как уберечь слона от перегрева? Отвечаю сразу. Надо снабдить его большими ушами, но не для слушания, а для удаления лишнего тепла. Гениальное решение! Ходит себе слон и хлопает ушами, тепло испаряет. В Индии не так жарко, как в Африке, поэтому и уши у индийского слона поменьше, чему африканского.
– Ну что, логично... – согласился Леонид.
– Не просто логично, а гениально! А вот, кстати, о слонах. Представь, Лёня, ходят эти слоны и едят целый день. Каждый съедает по триста килограммов зелени в день. И производит при этом сравнимое количество навоза... Что делать со всем этим богатством? Даже зарывать, как кошка, не хотят. Эгоисты!
– Да-а, проблемка, – искренно согласился Леонид.
– Но не для Творца. На этот случай Творец создал жуков-навозников, скарабеев всяких. Не просто безропотно, а почитая за честь и благодаря Творца за милость к ним, собирают эти скарабеи навоз, лепят из него шарики и раскатывают во всех направлениях. Сами едят и детей своих кормят. А главное – безропотно подчиняются данному им закону природы! Не выходят на демонстрации скарабеи: «Требуем справедливости! Требуем разрешить нам и нашим детям собирать с цветков сладкий нектар! Хватит! Доколе! Пускай теперь пчёлы катают навоз, а мы отказываемся делать такую унизительную работу. Да здравствует равенство!» – нарочито писклявым голосом тихонечко скандировал Иван.
Леонид залился тонким детским смехом. Иван, выждав, продолжал:
– На первый взгляд – много в мире несправедливости. Но никто из животных, к их чести, не ропщет. Все терпят каждый свои проблемы вплоть до смерти, но законы природы не преступают.
Леонид оживился и согласно закивал головой:
– Ну да, и я тоже часто думал вот о чём. У нас в Питере зимой птицы разные, воробьи там, да голуби, да вороны очень страдают! Хорошо, что наши люди лучше других знают, что такое голод и холод – блокада ещё не забыта! Подкармливают. Так вот я всегда думаю: ну вам-то, ребята крылатые, ни визы, ни билеты, ни деньги не нужны! Да и видите же, как другие-то ваши сородичи улетают! Ну неужели не соображаете! Валите отсюда, вон хоть в Италию! Так нет же! До самой смерти терпят...
– Точно, Лёня! Кому-то Творец разрешил улетать, а кому-то – нет! И будьте добры выполнять предписание! Правда, всяким воробьям да воронам Он всё-таки послабление даёт: ваши питерские птицы зимой – это не ваши птицы, а чуть более северные. А вашим позволено чуть-чуть на юг откочевать, но недалеко. И с условием: как потеплеет – чтобы обратно возвращались, не задерживались!
– Да, по-другому-то и не объяснить. Теперь понял, – сказал Леонид.
Помолчали.
– И что же, – возобновил разговор Леонид, – ты, Иван, всё можешь объяснить вот таким же образом?
– Конечно, нет. То, что всё очень разумно придумано у нас на Земле, – вне всяких сомнений. Но объяснить всё мы не можем и вряд ли когда сможем. Какой-то замысел есть на всё, но нам не открыт. Вот, например, зачем нашим птицам яркое оперение. С южными птицами всё понятно, попугаями всякими. Там, где они живут, всё яркое – небо, цветы, плоды... А вот почему в нашей северной серой действительности яркое оперение у синицы? Или снегиря? Или иволги? Зачем снегирю среди снегов красная грудь? Может, он ядовитый для хищников, как божья коровка?
– Это вопрос! – согласился Леонид.
– Или, – продолжил Иван, – вот смотри! – Быстрые сухие щелчки по клавиатуре. – Смотри! Это – растение аморфофаллус. Каждый цветок его имеет высоту до двух с половиной метров при диаметре полтора метра! Представляешь?
– Конечно, представляю: вон на фотографии мужик стоит рядом. Нехило!
– Нехило. А кем опыляется этот цветок, знаешь?
– Ну не иначе, как носорогами, судя по размеру, – попытался сострить Леонид.
– Мухами, Лёня!!! Такой гигант – мухами! И вообще, представь, цветёт это растение всего-то пару-тройку раз за свою примерно сорокалетнюю жизнь. И ничего – не исчезло с лица Земли. Другие растения нервничают, лихорадочно размножаются, рассеивают десятки тысяч семян всеми мыслимыми и немыслимыми способами – только бы продлить род! Только бы не исчезнуть! А этому аморфофаллусу хоть бы что! Полюбуйся на него! Да он весь – как неприличный жест всему миру! Хочешь знать, как его название на русский язык переводится? Смотри!
Леонид с интересом придвинулся к экрану, и его брови поползли вверх. Глаза его округлились, в горле его забулькало, и вдруг он захохотал так, что все окружающие в радиусе пятидесяти метров оставили свои дела и обернулись, приспустив солнечные очки.
– Ну так вот и понятно, почему про этот аморфофаллус в школе не рассказывают! Представляю мою бывшую биологичку с такой картинкой и написанным мелом на доске переводом названия! – он опять громко засмеялся, хлопая себя по коленкам.
– Да, забавно, – поддержал веселье Иван. – Или вот тебе, Лёня, ещё вопрос: для чего такому растению, как тыква, – да-да, обыкновенной тыкве, – плоды массой по двести килограммов, иногда почти до семисот? Ну какому исполинскому зверю они предназначены? У всех плоды, как плоды: ну – вишенка, ну – крыжовник, ну – яблоко, ну – банан, ну – арбуз, в конце концов. Но семьсот килограммов ни в норку закатить, ни в дупло спрятать, ни в ямку закопать! Но просто так в нашем мире ничего не бывает... Живут все твари такими, какими были спроектированы, и вопросов Творцу не задают, и претензий не предъявляют... А что, Лёня, твои-то творения, – я имею в виду стеклопакеты, – тебе вопросами не досаждают? Претензии не высказывают: почему ты нас сделал такими, а не этакими. И не посоветовался даже! Единолично всё решил! Диктатор!
– Против меня не бунтуют. А вот как там они с женой – не знаю. Надо позвонить, узнать. Если что – приеду, разборки недолгие у меня будут, – с готовностью подыграл Ивану Лёня. – Всех превращу в осколки и обрезки!
– А вот теперь скажи, Лёня, как могут твои так называемые законы природы объяснить то, что животные наших широт дважды в год линяют? – продолжил Иван.
– Ну, не знаю, – пожал плечами Леонид. – Может, они чувствуют, что скоро будет холодно или, наоборот, тепло, и начинают линять. Усилием воли...
– Это как – «начинают линять усилием воли»? Вот ты, раз уж прилетел сюда в Италию, попробуй полинять на время, а то смотри – какая у тебя шерсть на груди. Тебе же жарко, бедняга! А вернёшься в свой холодный Питер – обратно отрастишь. Усилием воли!
– Да если бы я мог, я бы усилием воли у себя на макушке волос прибавил! – рассмеялся Леонид.
– Как же так! – притворно изумился Иван. – У зверьков мелких получается полинять, а у тебя – высшего звена эволюции и царя природы – не получается?
– Ну, может, когда-то была такая способность, но потом утратилась, – отражал наступление Леонид. – Эволюция ведь идёт в разных направлениях. Что-то утрачивается, а что-то образуется. Вон и у слона не сразу хобот появился. Это длительный процесс!
– А, всё-таки не обошлось без хобота! – засмеялся Иван. – Только нет, Лёня, хобот был сразу согласно замыслу.
– Ан нет, Ванёк! Тут ты меня не собьёшь! Учёные дяди раскопали всех предков слона. Сначала они были маленькие и без хобота, потом росли вместе с хоботом. У них даже названия есть, только не помню я их. Но есть точно! – начал закипать Леонид. – Может, ты скажешь, что не было таких находок?
– Находки были, – спокойно ответил Иван. – Только к слону отношения не имеют!
– Как! – подскочил тот.
– Да так! Так и быть, Лёня, подарю я тебе сюжет для рассказа. Сам собирался написать, нуда ладно, тебе дарю. Как я уеду, ты и напиши его прямо здесь на берегу моря.
– Какой ещё рассказ! Я свои сочинения ещё в школе все написал, – ухмыльнулся Леонид.
– Сюжет такой, – Иван поудобнее устроился в шезлонге. – Будущее. Земля в запустении. Люди то ли вымерли, то ли улетели на другие планеты. На Землю высаживается экспедиция инопланетных учёных. Ну, как полагается, начинают копать в поисках следов древней жизни. Копают в разных местах, и вполне успешно. Затем рассортировывают по каким-то им известным признакам. И вот в одном музее оказываются рядом останки таких вещей, как детский трёхколёсный велосипедик, подростковый велосипед, взрослые велосипеды разных моделей, легковые автомобили, грузовики... Понимаешь, к чему я?
– Пока нет, – честно признался Леонид.
– Ну, слушай дальше. Все эти бывшие средства передвижения, понятное дело, уже без шин, кожаных обивок и так далее. Короче – один металл со ржавчиной. И вот один очень башковитый учёный начинает выдвигать гипотезы об эволюции жизни на этой планете.
– Какой жизни? – удивился Леонид. – Они же не были живыми!
– А кто это может утверждать? Людей-то на планете давно нет! Ну, так вот, выдвигает этот инопланетный учёный гипотезу. В условиях Земли, по его мнению, самым удобным способом передвижения эволюционно оказались конечности в виде окружности. Мы-то с тобой, Лёня, знаем, что такое колёса! А он не знает... На его родной планете такого нет. Учёный раскладывает все эти экспонаты в нужном порядке, подтверждающем его гипотезу, плавно перетекающую в стройную теорию. Оказывается, раньше на Земле обитали маленькие такие существа с двумя ногами-колёсами. Потом они увеличивались в росте, попутно становясь четырёхколёсными и пошире в плечах. Если бы трёхколёсный велосипедик был побольше и по размерам занимал промежуточное положение между двухколёсными и четырёхколёсными существами, он был бы важным звеном в теории. Но в маленьком виде он мешает учёному потому, что, согласно гипотезе, все эти существа одновременно и росли, и увеличивали число конечностей. Велосипедик о трёх колёсах подлежит тайному выбросу из коллекции и – всё! Теория эволюции жизни на Земле поражает умы всех остальных инопланетян своей доказанностью и логичностью! А суть теории в том, что грузовик произошёл от велосипеда путём долгих самоусовершенствований в ходе эволюции. А легковые автомобили – это переходные формы. Понимаешь?
– Понимаю. Интересный сюжет. Но давай к слонам-то вернёмся, – покрутил головой Леонид.
– Лёня! Все эти средства передвижения, как мы знаем, во-первых, существовали одновременно и, во-вторых, имели одного общего творца – человека. Так же и со слонами! И никаких переходных форм нет! Во всяком случае – не найдены! У земноводных нету когтей, а у пресмыкающихся – уже есть. А животных с полукогтями не существует! Или с какими-нибудь точечками типа зачаточных когтей. Когти или есть, или нет... У лошади, например, желудок однокамерный, а у коровы – четырёхкамерный. А вот у верблюда, говорят, желудок трёхкамерный. И что теперь? Верблюд – промежуточное звено в эволюционном превращении лошади в корову?
– Ну, это глупость, конечно. Но ты хочешь сказать, что раз переходных форм нет, то и все предки слона жили одновременно! Как ты это докажешь? – спросил Леонид.
– А как ты докажешь, что я неправ? Докажи, что они жили последовательно и на одной территории. И вообще, что они родственники...
– Ну, есть же какие-то методы определения возраста, – предположил Леонид. – Абсолютно достоверные.
– Абсолютно достоверных методов, как оказалось, нет. Об этом, правда, школьникам не сообщают, чтобы у них мозги не забродили. Впрочем, их мозги совсем от другого бродят! Но и учителя не все знают, что даже радиоуглеродный метод, который считался главной подпоркой теории эволюции, благополучно провалился. Однажды в результате подводного извержения вулкана в океане в считанные дни вырос остров. Только что не было его и – вот он! Решили определить его возраст. Так вот этот хвалёный радиоуглеродный метод, за который его автору даже Нобелевку дали, знаешь, что показал? Показал, что возраст острова – сотни миллионов лет. А может, и больше, не помню точно. Представляешь! Вырос на глазах у всех – а ему, оказывается, миллионы лет!
– Ну и что? – не понял Леонид.
– Ну и ничего! – парировал Иван. – Просто все эти истории о происхождении слонов, лошадей разных – фикция. Каждое существо на Земле создано по конкретному, индивидуально для него разработанному плану. Всё чётко. Тебе – хобот, а тебе – рога. Тебе – зоркое зрение, а тебе – острый слух, а вот тебе – ни того, ни другого! Зато – обоняние! Тебе – красные перья, а тебе – полосатая шкура. Понял, Лёня?
– Я понял, что в изменяемость организмов ты не веришь. Так? – сказал Леонид.
– Так, – спокойно согласился Иван.– А вот, кстати, о полосатой шкуре, которую ты упомянул!
– Давай, – с тем же спокойствием кивнул Иван.
Леонид оживился. Было видно, что он собирается порассуждать о чём-то совершенно для него бесспорном и хорошо известном:
– Появились однажды здоровые такие кошки с огромными клыками и бурой шерстью. Ну как в мультике про ледниковый период. Согласен?
– Ты продолжай, Лёня, – кивнул Иван.
– Стало этих зверюг много, и стали они расселяться. Часть из них ушла жить в леса и тростники. В результате естественного отбора выживать стали те, у кого шкура случайно оказалась чуть полосатее, чем у других, и позволяла оставаться незамеченным. Так постепенно появились тигры. Согласен, Ваня?
– Продолжай, продолжай, я слушаю.
– Ну вот. Другая часть этих зверюг ушла в саванну, и их шкура приобрела цвет сухой травы. Так получились львы. Третьи – поселились в тропическом лесу, где лучи света пробиваются через дырявые листья деревьев. Такие звери стали пятнистыми. Теперь это ягуары. Ну как, логично? – Леонид торжествовал, как ученик, которому удалось без запинки изложить выученный с большим трудом урок.
– Лёня, скажи, а почему, например, леопард со своей пятнистой шкурой живёт на одной территории и со львами, и с тиграми? И не становится тут – полосатым, а там – жёлтым? А там, где ему место – рядом с ягуаром, – его вообще нет! А почему, скажи, тапир, живущий в зелёном лесу, окрашен наполовину в белый цвет и наполовину – в чёрный? И никакого у него камуфляжа! А как получилось, что окапи, живущему в глубине африканского экваториального леса, твой хвалёный естественный отбор выдал белые в горизонтальную полосочку ноги при буром теле? В горизонтальную!
Леонид задумался.
– Хорошо, Лёня. Давай я буду рассуждать сам так, как это делаешь ты, – предложил Иван. Быстро застучал по клавиатуре. Через мгновение развернул ноутбук к Леониду. – Ты ведь рыбак, Лёня, смотри – вот такая рыбина живёт в глубине Тихого океана. Её долго называли просто рыбой с прозрачной головой, а потом придумали название – бочкоглаз. Тело у неё обычное, а вот голова – прозрачная. Просто как лобовое стекло автомобиля! А внутри прозрачного черепа за лобовым стеклом – огромные зелёные бочонковидные глаза, смотрящие вверх. И дана этим глазам способность видеть проплывающих на поверхности медуз.
Леонид придвинулся, чтобы повнимательнее рассмотреть диковину.
– Питается она как раз этими самыми медузами. Так вот слушай историю этой рыбы, изложенную с позиций единственно верного для тебя учения в биологии – эволюционизма. Предки бочкоглаза были обыкновенными рыбами. Однажды они решили перейти на питание медузами. Но медузы, как известно, жалятся. И если заденут, к примеру, глаза, то сам понимаешь! У некоторых рыб, – случайно! совершенно случайно, – Лёня, тебе ещё не смешно? – кости черепа оказались слегка прозрачными в результате индивидуальной изменчивости, а глаза как бы утопленными в череп. Такие рыбы получили несомненное преимущество. Они уже не боялись получить ожог глаз. Прозрачность их головы всё увеличивалась, закреплялась в потомках, и вот – спустя сотни тысяч лет рыба приобрела современный вид. Те же предки бочкоглаза, у которых изначально не было чуть-чуть более прозрачного черепа, получили ожоги глаз и вымерли в страшных мучениях, не оставив потомства. А может быть, стали держаться подальше от медуз и пошли другим путём.
Иван закончил и пристально посмотрел на собеседника:
– Ну как, Лёня, всё логично? Убедительно?
– Логично, конечно, – согласился Леонид. – Но чувствуется какая-то... Какое-то... Ну не верится как-то в это. Не могло так быть, наверное!
– Вот и я так думаю! А представь себе другое объяснение. Творец для того, чтобы медузы не очень-то распоясывались в море, задумал бочкоглаза. Для того чтобы бочкоглаз не пострадал, его глаза пришлось убрать внутрь черепа. Но чтобы он всё-таки мог видеть, череп пришлось сделать прозрачным. Как это было сделано, мы не знаем, но результат-то – вот он!
– Что ж, так-то действительно более правдоподобно звучит, хотя и в это верится всё-таки с трудом, – покачал головой Леонид.
– Так это с непривычки! – засмеялся Иван. – Я вот приведу тебе ещё парочку примеров, и ты будешь вынужден согласиться, если ты, конечно, нормальный человек. Извини, не собирался тебя обидеть.
– Да я и не принял на свой счёт, – спокойно отреагировал Леонид. – Но ты действительно забавно рассуждаешь. Расскажи ещё что-нибудь такое, – попросил он.
– С точки зрения теории эволюции? – уточнил Иван.
– Ага.
– Ну слушай тогда. Я расскажу тебе, откуда взялись ядовитые змеи... Давным-давно уже существовали змеи. Были они все неядовитые. Зубы у них, конечно, были, но маленькие и неопасные, ну как у ужа, например. Но у некоторых змеюк зубы оказались попорченными, как бы с кариесом. То есть внутри зубов оказался канал. Это, кстати, тоже произошло по чистой случайности, так – мутации! Ну, ясное дело, в полостях испорченных зубов поселились разные бактерии. Неизвестно, страдали ли эти змеи от зубной боли, но вдруг – случайно – они обнаружили чудесное новоприобретённое свойство! Оказалось, что стоит им кого-нибудь укусить своими хилыми кариозными зубами, как бактерии из зубов попадают в рану укушенного и убивают его своим ядом. У самих змей уже выработалась устойчивость к яду. Змеи и бактерии стали жить в симбиозе. Позднее бактерии перебрались из зубов в специальное место в голове змей, которое сейчас называется ядовитой железой, но каналы в зубах так и не заросли, а сами зубы стали напоминать иглу шприца – такие же тонкие и дырявые внутри. Не то что у других зверей! Поскольку в зубах змей жили разные бактерии, то и яды у змей разные. Яд одних змей – нервнопаралитический, у других – гемолитический, то есть разрушающий кровь укушенного. У третьих – ещё какой-то, не знаю, найди сам в энциклопедии. Ну вот, собственно, и всё. А те змеи, которые изначально следили за состоянием своих зубов и регулярно их чистили, не допуская кариеса, остались неядовитыми. Так и живут они сейчас на Земле рядышком: ядовитые и неядовитые...
– А это действительно так думают учёные? – недоумённо спросил Леонид.
– Да я только что сочинил! – засмеялся Иван. – Хотя, наверное, официальная версия недалека от моей!
– Ну это же глупость какая-то! – облегчённо вздохнул Леонид.
– И я так думаю, – покорно согласился Иван.– А вот ещё вопрос, Лёня. Вот у меня тут на ноге прямо под кожей расширение какого-то кровеносного сосуда. Варикозное расширение. Ты не знаешь – это артерия или вена?
– Ясное дело – вена. Артерии где-то глубже,– уверенно ответил тот.
– Ну тогда слушай. Давным-давно у людей вены и артерии располагались в теле как придётся, у кого как. В процессе беганья в голом виде по лесам и кустарникам древние люди получали порезы, уколы и мелкие поверхностные повреждения. И какой тут начался естественный отбор! Те люди, у которых случайно прямо под кожей оказались артерии, получая порезы, истекали кровью и погибали, не оставляя потомства. Ты же имеешь представление, что такое артериальное кровотечение, Лёня? Те же, у кого волею судьбы и прихотью природы под кожей были только вены, а артерии были спрятаны глубоко, получая повреждения, всё-таки выживали и оставляли потомство. Постепенно в процессе эволюции получилось так, что у всех людей теперь артерии запрятаны поглубже от греха подальше, а вены – на поверхности. Видишь, вот как у меня на левой ноге.
– Ну ты, Ваня, прямо Киплинг какой-то! Как вдохновенно сочиняешь! – с досадой произнёс Леонид.
– Но ведь стройная теория получилась! И вполне научная, в русле теории эволюции, – притворно обиделся Иван, хотя глаза его лукаво искрились.
Леонид ушёл купаться и отсутствовал дольше обычного. Когда он вернулся, Ивана тоже не было на месте. Его яркая бейсболка виднелась на террасе кафе. Вернувшись, Иван ушёл купаться, оставив ноутбук под присмотром Леонида. До самого ухода с пляжа мужчины купались поочерёдно, и разговор больше не возобновлялся.
Когда следующим утром Иван приблизился к своему месту на пляже, там его уже поджидал Леонид, выказывая явные признаки нетерпения.
– Привет, Иван! Я сегодня всю ночь не спал!
– А чё так? Размышлял? – поинтересовался Иван.
– Какое размышлял! Эти цикады так орали на пиниях! Как будто паркет циклевали! И никак их не заткнёшь.
– Ну а что ж ты злишься? Значит, ты из вчерашнего разговора ничего не понял. На цикад свой план существует. Днём они должны помалкивать, а ночью – стрекотать. Может, они вообще здесь, у итальянцев, вместо собак. Сторожевые цикады, понимаешь?
– Нет, – озадаченно помотал головой Леонид.
– Ну собаки наоборот. Когда всё спокойно, они стрекочут, а как опасность на дворе – умолкают. Так что радуйся, Лёня, их стрекотанию. Значит, всё спокойно...
– Откуда ты, Ваня, всё это знаешь? Почему я не знаю? – заёрзал на шезлонге Леонид.
– Не переживай, Лёня! Я тоже этого не знал раньше. Когда компьютеров не было. А теперь знания доступны, Интернет открыт каждому, кто интересуется... – ответил Иван.
– И что, вот ты читал-читал и разуверился в теории эволюции?
– Ну примерно так, – согласился Иван.
– Но ведь нельзя же отрицать, что в природе постоянно происходят какие-то изменения! Изменяются и растения, и животные! Это и есть эволюция! – жестикулировал Леонид.
– Эх, а я-то думал купнуться сразу! – вслух произнёс Иван, но сразу взял себя в руки. – Ну ладно, надо же что-то полезное для людей делать. Ты вон стеклопакеты делаешь, людям комфорт создаёшь. А от моих знаний – никому пользы, кроме меня! Скажу тебе, Лёня, эволюции вообще не может быть! По крайней мере самопроизвольной, спонтанной.
– Как так! – вскинулся Леонид.
– Эволюция – это постепенное усложнение чего-то. Но без внешнего вмешательства, толчка извне ничто само по себе усложняться не может. Само по себе может быть только разрушение, упрощение, хаос. Люди более учёные, чем я, называют это законом увеличения энтропии. Короче, все изменения могут идти только в сторону увеличения беспорядка. Уже имеющаяся гора разрушается в песок, но песок с этого пляжа без посторонней помощи никогда не соберётся в гору! Бутылка может разбиться на осколки, но осколки сами никогда не превратятся обратно в бутылку!
– Если человек не поможет! – вставил торопливо Леонид.
– Именно! Если творец разбившейся бутылки – человек – захочет, то он может превратить осколки опять в бутылку. Кусок белой ткани, даже если лежит в одном ящике с цветными нитками и иголкой, никогда не вышьется узорами сам по себе, без помощи человека! А вот разрушиться сам по себе в дальнем ящике может! В пыль!
– Ага, и обезьяна без толчка извне стать человеком не может, а человек превратиться в обезьяну может запросто! – радостно засмеялся Леонид. – Так, что ли?
– Именно так! Ты не поверишь, но эту мысль до тебя уже высказывали серьёзные учёные! – невозмутимо ответил Иван. – Ничто не может самоусложняться просто так, само по себе! По крайней мере без чьих-то усилий извне.
– Ну а как же тогда объяснить наличие многих сложнейших структур? спросил Леонид.
– С материалистических позиций – никак! – живо ответил Иван. – Просто не получается! Ну вот давай возьмём, к примеру, – Иван потрогал себя за ухо, – ну вот ухо и возьмём. Только ненаружное, а поглубже. Вспоминай. Для того чтобы можно было слышать, необходима слаженная работа барабанной перепонки, трёх слуховых косточек: молоточка, наковальни и стремечка, а также улитки, слухового нерва и коры полушарий. Выбрось одно звено, и всё – глухота. Всё это не могло образовываться постепенно, эволюционировать миллионы лет. Ухо или есть в готовом виде, или его попросту нет. Нету полууха, или чуть-чуть недоуха, или почти что готового уха. Если выпадает только одно звено, то всё! – нет слуха. Нет стремечка, хотя всё остальное есть – а слуха нет! Срослись косточки эти маленькие – нет слуха! Или есть ухо и слух, или нет уха и слуха!
– А цикады? – ехидно спросил Леонид. – Ушей у них нет, а слух есть!
– Есть у них уши, только другого проекта. Одна и та же функция, например, слух, зрение или обоняние и так далее может осуществляться принципиально отличными по своему строению органами. Понимаешь? Вот ты, Лёня, вкус определяешь языком, а, например, бабочка – лапками. Ты нюхаешь носом, а жук – усиками. У тебя два глаза, а у паука – восемь. Ну и что? Просто вы сделаны по разным проектам! Листья, например, есть у большинства растений, но у каждого свой проект. Усики гороха – листья, колючки кактуса – листья, ловушки непентеса – тоже листья. И каждый тип листа образовался мгновенно, без всякой эволюции. Например, такое обыкновенное, хотя и диковинное растение, как венерина мухоловка. Знаешь такую?
– Слышал, – кивнул Леонид.
– Нет, это надо видеть! – пальцы Ивана в очередной раз пробежались по клавиатуре. – Смотри!
Открывшийся видеосюжет продолжался недолго. На лист с шипами по краям села муха. Через несколько секунд шипастые половинки листа мгновенно сошлись, и было видно, как муха задвигалась, перебегая от одного окошечка к другому и нигде не находя выхода... Видео закончилось.
– Серьёзно! – выдохнул потрясённый Леонид. – Это действительно надо видеть!
– Так вот сам видишь: лист венериной мухоловки захлопывается настолько быстро, что муха, севшая на этот лист, даже не успевает вылететь. Причём муха ничем не приклеивается! Просто не успевает взлететь! Можно ли предположить, что скорость захлопывания листьев изначально не была такой высокой, но постепенно увеличивалась в течение тысячелетий. Конечно, нет! С медленно закрывающихся листьев предков мухоловки насекомые без труда сбегали бы. Попробуй-ка поймать муху голыми руками! А если первые охотничьи опыты мухоловки были безуспешны, то и далее они наследоваться и совершенствоваться не могли. Одно из двух, Лёня, – либо листья венериной мухоловки изначально были сконструированы для ловли насекомых и захлопывались моментально, либо... – Иван задумался. – Собственно, второго «либо» и нет! Именно так: листья венериной мухоловки созданы для ловли насекомых!
– Ты, Иван, – покачал головой Леонид, – наверное, не компьютерщик, а проповедник какой-то! Всё-то ты знаешь, на всё-то у тебя объяснение! Домашние заготовки, небось, предъявляешь. Потому и картинки так быстро нужные находишь...
– Эх ты, Лёня! – огорчился Иван. – Разговор-то этот ты ведь начал и всё время подогреваешь. А картинки я так быстро открываю только потому, что я с компьютером дружу и даже в отпуске с ним не расстаюсь, как видишь. Но ведь каждый может открыть эти картинки и подумать о них. Если в телевизор поменьше пялиться будет! Да и вообще не надо искать экзотических примеров! Смотри вокруг себя и удивляйся результатам деятельности Творца. Ну и надо брать с него пример: самим творить на своём посильном уровне. Ты, Лёня, твори свои стеклопакеты, а я буду программы компьютерные творить. Нам предписано не просто жить, а ещё и творить. Недаром мы созданы по образу и подобию самого Творца!
– Это ты уже говорил, Ваня! Про образ и подобие, – отмахнулся Леонид. – Только сам ты что-то не отрастил себе бородищу, а-ля бог!
– При чём тут бородища! Под образом и подобием подразумевается ведь не внешнее сходство, а именно творческая сущность! – серьёзно сказал Иван. – И вообще, как ты знаешь, Бог вмещает в себя три личности. Он триедин!
– Это как принтер-сканер-копир? Три в одном? – засмеялся Леонид.
– Это ты священника спроси, богохульник. Это не моя область, – ответил Иван.
– Священника я увижу не раньше, чем через десять дней. А вот ты, Ваня, и объясни мне такую вещь. Мы с тобой, то есть люди вообще, тоже триедины?
– Не триедины, наверное, но во многом троичны.
– Это как – троичны? Вот тут-то ты уже промахнулся! Голова – одна, рук-ног – по две, пальцев – по пять, да? Сердце – одно! Печень – тоже одна. Что там ещё? Почки, лёгкие, – загибал пальцы Леонид. – Ну и где здесь чего по трое? Чего у нас три-то? Ничего такого у себя не знаю!
– Да, я думал об этом. Но тебе не расскажу. Боюсь, что сам что-нибудь неправильно понимаю, да и тебя не туда заведу, – после паузы сказал Иван.
– Нет уж, Ваня, про зверей высказывался, выскажись и про человека! – настаивал Леонид.
– Ну ладно, выскажусь. Только ты имей в виду, что это, во-первых, мои личные мысли, а во-вторых, не до конца додуманные. Может, священник меня и не похвалит за них. Но пока его среди нас нет, слушай. На первый взгляд, как ты и заметил, в человеке действительно ничего троичного нет. И я об этом не задумывался, пока не прочитал книгу одного крупного врача. Хирурга. Войно-Ясенецкий его фамилия. Так вот он говорил, что человек состоит из трёх взаимосвязанных частей: тела, души и духа. То есть троичен.
– Ну-у, – протянул разочарованный Леонид.– Из какой средневековой тьмы веков ты его выудил! Парацельсы всякие!
– Вот и нет, Лёня. Ты-то его не застал, а вот когда я родился, представь, он ещё жив был.
– Да ты что! – удивился Леонид.
– Да! Так вот после этого я и стал думать, а в чём же ещё троичность человека. И вот что я думаю. Ухо, о котором мы говорили, состоит из трёх частей: нaружного, среднего и внутреннего уха.
– Точно! У меня в детстве было воспаление среднего уха! – обрадовался Леонид.
– Кожа, – продолжал Иван, – тоже из трёх частей: эпидермиса, дермы и гиподермы. Дальше. Зубы у человека трёх видов: резцы, клыки и коренные. Кровеносные сосуды – трёх видов: артерии, вены и капилляры...
– А аорта? – поспешно вставил Леонид.
– Аорта – это самая крупная артерия. Так что – три вида. Дальше. В глазе – три оболочки: белочная, сосудистая и сетчатка...
– Э-э! Стой, стой, стой! – оживился Леонид. – А роговица – четыре. А радужка – пять! Что скажешь, Ваня?
– Скажу, что роговица – это белочная оболочка, только сделанная прозрачной в соответствии с творческим планом. А радужка – это продолжение сосудистой оболочки. Так что всё-таки три оболочки в глазе! Но я продолжу. Нервная клетка – нейрон состоит из тела, аксона и дендритов. Три части. Мышечная ткань бывает поперечнополосатая, гладкая и сердечная – миокард. Итого – три вида. Или вот, например, рука. Из трёх частей: плеча, предплечья и кисти. А кисть состоит тоже из трёх частей: запястья, пясти и пальцев. А каждый палец, правда, кроме большого, – из трёх фаланг. – Иван выставил растопыренную пятерню.
– А-а, вот видишь! Кроме большого! Как объяснять будешь? – Леонид принял позу шерифа, уперев ладони в колени.
– Ну, наверное, эта самая троичность ведь не самоцель, чтобы поразить нас с тобой. Там, где она не особенно нужна, она и отсутствует. Кстати, ещё одна фаланга на большом пальце действительно только мешала бы. А вообще не надо так буквально понимать троичность. Не стоит считать волосы на голове, чтобы проверить, делится ли их число на три... Ну так вот, я продолжаю. Нога тоже состоит из трёх частей. Интересно, что даже пища для человека тоже включает в себя три части: белки, жиры и углеводы.
– А витамины? – не упустил возможности придраться Леонид. – Без них никак нельзя!
– Нельзя, – согласился Иван. – Но это не пища, а всего лишь микродобавки. На одних витаминах не потянешь!
– Ну, это да, неожиданно смиренно сказал Леонид.
– Я ещё вот что думаю, Лёня, – задумчиво продолжил Иван. – Даже жизнь человеческая троична. Она состоит из прошлого, настоящего и будущего.– Но ведь всё это – с глазами, ушами, кожей, пищей и всем прочим – относится не только к человеку, но и к животным! – озарило вдруг Леонида. – Что, они тоже образ и подобие?– А почему нет? – ответил Иван. – Может, их это касается не в такой степени, как человека, но ведь всё имеет одного общего Творца. И его личные особенности поневоле отражаются в его творениях. Чем, например, яйцо хуже? Те же три части: желток, белок, скорлупа. А сама Земля? Ядро, мантия, земная кора – вот и тут три части! Но всё-таки человек – существо особое. Ни у кого, даже у ангелов, жизнь не подразделяется на три таких этапа, как короткая внутриутробная жизнь, несколько более длинная земная жизнь и вечная загробная жизнь. Такого – повторяю – нет ни у растений, ни у животных, ни у ангелов...
– А как же кармы всякие и реинкарнации? Следующие и предыдущие жизни? – недоумённо спросил Леонид.
– Если хочешь узнать об этом, отправляйся куда-нибудь в Индию-Непал. А вообще нам всем пора начинать уже понемножку взрослеть. А то как будто про нас сказано: имеют глаза – и не видят, имеют уши – и не слышат! Видят и слышат только то, что телевизор подсовывает. Если бы наши якобы дремучие предки вдруг смогли поговорить с нами на предмет устройства окружающего мира, они бы очень огорчились, видя, что подавляющее большинство современных людей напрочь сбито с толку... Вот как ты, Лёня!
Леонид насупился и промолчал.
Вскоре он ушёл купаться.
Вернувшись, он молча подхватил свой пластиковый пакет и полотенце и удалился.
На следующий день он расположился в другой части пляжа и весь день оживлённо беседовал с молодой парой его возраста.
Отпуск Ивана закончился, и место под зонтом заняли двое пожилых немцев.
Андрей Большаков, Голландия
Журнал "Переправа"
|