Душеполезное чтение

Гуси-лебеди

Эта история случилась так давно, что некоторых её участников нет уже в живых. Но отчего-то воспринимаю её так, словно произошла она со мной и буквально вчера. В разное время ушли из жизни её главные участники – Володя, Таисия и Валера, которым и пришло в голову внести некое разнообразие в загородный отдых. Идея, если это вообще можно было назвать столь возвышенным словом из философского словаря, была предложена ими и заключалась в том, чтобы…  

Однако обо всём по порядку. Представьте себе компанию взрослых людей, связанных между собой помимо родственных ещё и дружескими узами. Однако взрослыми их можно было считать весьма условно, хоть и обзавелись уже собственными детьми, пусть и малолетними в ту пору. Но мог ли назвать их вполне взрослыми сторонний человек, узнав об их проделке? Вот тут, признаться, не ручаюсь. А всё началось с того, что приехали они, «вырвались» из двухмиллионного города, напоённого июльским зноем, от которого не спасало, казалось, и море, в деревню, за сто семьдесят километров, к самому подножью гор. Где ночью, если не забыл укрыться марлевым пологом, мог наконец-то крепко выспаться. И даже слегка продрогнуть к утру, о наступлении которого возвещали здесь не грохот трамвая и бибиканье нетерпеливых автомобилей, не смолкающие, казалось, никогда, а жизнеутверждающее пение здоровенных кочетов, виртуозные рулады индюков и мычание коров, влекомых после дойки в сочные луга. Да ещё непередаваемое благоухание свежеиспечённого деревенского хлеба и терпкий аромат угля из дымящегося самовара.  

Наверное, это случилось с нашими героями ещё и потому, что (вспомните-ка сами!) стоит взрослому солидному человеку оказаться на природе и вдохнуть полной грудью здешнего озона, как тянет его на всякое озорство. На то, что в собственных детях вызывало бы бурю праведного родительского негодования, не иначе. Так и тут. Отведав наваристого деревенского  зелёного борща со щавелем и ароматного жаркого из молодого барашка в весьма уместном обрамлении дедовского самогона, настоянного на перегородках грецкого ореха… ну, казалось бы, чего ещё желать душе, уютно расположившейся сейчас в расслабленном теле, измождённом бестолковой городской сутолокой, а ныне наслаждающейся свежей малиной и крепким душистым чаем, круто настоянном на чабреце, в животворной прохладе огромного тутовника. Да, чуть было не забыл: и ещё нарды, конечно же, нарды, когда игра не на интерес, а так, для удовольствия, только усиливает ощущение дивной неги. А мягкое постукивание крошечных костяных кубиков да голос соседки, скликающей кур к вечерней кормёжке, это умиротворяющее «цыпа-цыпа-цыпа», только подчёркивает воистину божественную тишину. Хорошо-о-о…  

Как могла вызреть эта идея в расслабленном от кушаний и обильных возлияний мозге Таисии (все ж потом кивали именно на неё), непонятно. А только она, судя по всему, и подбила всю заезжую компанию разнообразить отдых, для чего решено было взобраться ранним вечером на «кручу» – именно так, с ударением на последнем слоге, называли этот пригорок за огромным яблоневым садом местные жители – и направиться к реке, чтобы искупнуться. А заодно полюбоваться дивным видом, что открывается отсюда на поле, засеянное пшеницей, и гору Шахдаг (что в переводе Царь-гора), вершина которой, круглый год увенчанная снежным покровом, так завораживает взор. Помнится, кто-то ещё посетовал на то, что река в этом месте мелковата и после сказочных каспийских пляжей нырять в эту лужу – ну совсем не уважать себя. В ответ послышалось возражение, что соседские мальчишки ещё вчера выложили из речных камней запруду, в которую ныряли, взобравшись на огромный, согретый солнцем валун, когда-то, ещё в незапамятные времена, в буйное весеннее половодье пригнанный сюда мощным течением. Да и вода в этой чаше была всё же прогрета палящим зноем, не то что в самом бурлящем потоке, и сейчас это как раз то, что надо. Словом, двинулись.  

Когда подошли к реке, то обнаружили неожиданное препятствие в виде огромной стаи крупных гусей, у которых, похоже, были свои планы относительно нагретых солнышком камней у самой кромки водной прохлады. И тут… Понимаете, какое дело, можно довольно легко согнать с места – да ещё учитывая, что вас целая ватага, – бодливую, с норовом, корову, огромного и мохнатого, с массивными рогами и вечно налипшими комьями сухой глины буйвола, стаю собак, грозя им камнями и палками… Но если гуси решили не покидать облюбованного ими  места, не думаю, что вас ожидает скорый успех. Если ожидает вообще. И не обольщайтесь: на первых порах под давлением человека они, возможно, и отойдут в сторонку, издавая недовольные вопли. Да-да, именно вопли. А как ещё прикажете называть эти жуткие звуки?! Ну не нравится «вопли», назовём это «возгласами». Не сравнивать же эти громкие и скрежещущие, терзающие слух звуки с нежным (ибо всё относительно) кряканьем милых уточек, как и перечисленные выше Божьи твари, неизменно демонстрирующие приятную покладистость при контактах с сынами Божиими. Но то утки…  

Помнится, ещё подумалось: а не потому ли в русских народных сказках гуси-лебеди, собственно, и не являются добрыми персонажами,  скорее, наоборот. А кто-то, кажется Володя, припомнил прочитанное где-то, в каком-то научно-популярном журнале, что у диких гусей наличествуют даже некие элементы интеллекта. Во как. Ну насчёт интеллекта спорить не берусь, но вот упёртости хоть отбавляй! Ну и, конечно, ни намёка на восточное гостеприимство. Словно не видят, что бедные горожане пришли сюда специально искупнуться чуток, освежиться. Чтобы потом, в городе во время обеденного перерыва с лёгкой снисходительностью, так отличающей от массы иных людей капитанов дальнего плавания, высокогорных альпинистов и лётчиков-истребителей, поведать обомлевшим сослуживцам, всем этим «гражданским», о том, как плавали наперекор течению бурного ледяного горного потока. А тут на тебе – гуси!  

«Свернуть бы вам ваши наглые крикливые бошки да зажарить! – сказал в сердцах Валера, добавив: – Счастье ваше, что мы сыты…» И сладко потянулся, громко хрустнув костяшками пальцев. И вот тут-то Тая и произнесла роковую фразу, короткую, как выстрел: «Пока». А следом заговорщически оглядела всю компанию. «Что пока?» – переспросил Валера. «Пока сыты», – многозначительно произнесла Тая, делая заметное логическое ударение на первом слоге. И эта её интонация красноречиво свидетельствовала сейчас о том, что неугомонная натура женщины просит, да что там просит, просто-таки настоятельно требует «продолжения банкета». И тут словно электричество разлилось в воздухе, и в глазах людей, ещё минуту назад казавшихся взрослыми и солидными, засверкали авантюрные искры. Про купание, ради которого и пришли сюда, все позабыли напрочь и мгновенно. И напрасно Валентина, моя жена, пыталась отговорить последователей известного литературного героя Паниковского, что это неудобно, что это ребячество, прознают соседи, будет скандал. Зарекалась никогда больше не привозить сестру к свекрови. И даже продемонстрировала шрам на щиколотке – знак, оставленный в далёком детстве разъярённым гусаком, буквально вырвавшим клок мяса. Да только зря.  

И вот уже пойманный гусь трепыхался в руках Володи, обёрнутый в красивый, очень  дорогой итальянский жакет, купленный недавно Таей с рук у одного моряка загранплавания. И что прикажете делать с пленённой птицей?! Следовало поскорее убраться отсюда, чтобы не попасться на глаза сельчанам, а то ведь не оберёшься позора. Но только куда? Не до гор же дальних идти в самом деле! Послышалось предложение укрыться с добычей в колхозном яблоневом саду и там наскоро приготовить шашлычок. Валя вновь попыталась разъяснить слегка ошалевшей ватаге, что летом гусей не едят, они ещё не нагуляли жиру. Мясо этой домашней птицы сейчас постное и наверняка отдаёт резким запахом. Какой-такой «шашлычок»?! Но словам её никто и не думал внимать. Ещё и шикнули за то, что «ломает кайф» всей компании. Со стороны вся эта возня наверняка выглядела довольно нелепо, но у похитителей чужого добра никак не получалось взглянуть на самих себя со стороны. И мешал им в этом не только охотничий азарт, но и всё усиливающийся гвалт стаи гусей, не пожелавших смириться с несчастьем собрата и, ни на шаг не отставая от людей, двигавшихся параллельным курсом, как выразились бы моряки и лётчики, вытянув шеи и растопырив крылья, и издавая при этом истошный  гогот. Словно каждого из них тащили сейчас на гильотину. В этом-то и состояла главная опасность для воров, потому как набедокурить втихую не получилось. Как хотите, но вот никак не рассчитывали гости села, среди которых были индивидуумы с высшим образованием и даже одна аспирантка, на такое вот непредвиденное осложнение...  

Сколько продолжалось это преследование птицами людей, несущих угрозу жизни их сородичу, сказать трудно. Может, и недолго, на часы-то никто не взглянул, не до этого было. Только так не казалось самим горе-охотникам за чужим добром. Время, как известно, категория весьма и весьма относительная. А потому каждая минута, проведённая под аккомпанемент яростного гусиного гогота, грозящего выставить компанию на всеобщий позор, казалась невыносимо долгой. Что только не предпринимали они, чтобы отвязаться от птиц, спасших некогда Вечный город: и шикали на них, и бросались камнями, и палками отгоняли – да только всё напрасно. Видно было по всему, что крупные сильные птицы скорее лягут костьми и перьями, нежели оставят товарища в беде.  

Всё когда-нибудь кончается, выдохлась и эта странная погоня. Вытряхнув пленника из окончательно ободранного и изгаженного дорогого жакета и сопроводив это действие словами, которые не решусь здесь привести, люди наконец отступили… Надо было видеть, с какой радостью встретила стая своего друга, оказавшегося на свободе! Они окружили его, и крылья их то и дело вздымались, словно обнимали. И только звуки, издаваемые ими, были теперь иными. Прислушайся к ним библейский царь Соломон, много интересного смог бы поведать нам. Но даже и эти обычные советские люди, неловкие искатели приключений, стояли теперь слегка ошарашенные и, не в силах уйти, улавливали, кажется, в этом птичьем языке что-то невыразимо трогательное...  

…Поздним вечером, сидя под навесом и попивая привезённое из города душистое полусухое вино, и заедая его местным пахучим козьим сыром с зеленью и лепёшками, и уже немного придя в себя, они были непривычно молчаливы. Наверное, каждый из них размышлял в эту минуту о том, о чём подумали и мы с вами: отчего мы порой ведём себя не так, как эти крикливые птицы? Отчего так легко сдаёмся нередко под натиском жизненных обстоятельств, придумывая всяческие оправдания и оговорки и прикрывая этим своё малодушие, не понимая, что на самом деле нам послано лишь испытание, которое надо пройти? Отчего всё чаще предаём забвению одно из самых драгоценных достояний наших, великий Божий дар – дружбу?  

А и в самом деле – отчего?  

Ирзабеков Фазиль Давуд-оглы, В Святом крещении Василий