А БЫЛ ЛИ ЗМИЙ? ЗАГАДОЧНЫЕ МЕСТА «ПОВЕСТИ О ПЕТРЕ И ФЕВРОНИИ МУРОМСКИХ»

Крылатый змей, чудесный «Агриков меч»… Что такое «Повесть о Петре и Февронии» – красивая сказка или повествование о реальных событиях? И как относиться к «фантастическим» деталям этого жизнеописания? Что значит требование Февронии жениться на ней? Почему «Повесть…» умалчивает о детях благоверной четы муромских князей? Можно ли сравнивать повествование о Петре и Февронии с легендой о Тристане и Изольде?

О том, что свя­тые Петр и Фев­ро­ния Му­ром­ские яв­ля­ют­ся по­кро­ви­те­ля­ми се­мьи и су­пру­же­ства, а день их па­мя­ти объ­яв­лен фе­де­раль­ным празд­ни­ком се­мьи, люб­ви и вер­но­сти, из­вест­но по­чти каж­до­му жи­те­лю Рос­сии. И это не мо­жет не ра­до­вать. Но с тех пор, как был уста­нов­лен осо­бый празд­ник в их честь и по­чи­та­ние Пет­ра и Фев­ро­нии при­об­ре­ло ши­ро­кий раз­мах, не смол­ка­ют спо­ры во­круг их имен. Боль­ше все­го недо­уме­ний и во­про­сов вы­зы­ва­ет не их ка­но­ни­че­ское жи­тие, вклю­чен­ное в Че­тьи-Ми­неи свя­ти­те­ля Ди­мит­рия Ро­стов­ско­го, а зна­ме­ни­тая «По­весть о Пет­ре и Фев­ро­нии Му­ром­ских». Од­ни счи­та­ют ее един­ствен­ным и без­ого­во­роч­ным ис­точ­ни­ком све­де­ний о бла­го­вер­ных кня­зьях, дру­гие – вы­мыс­лом и кра­си­вой ле­ген­дой, не име­ю­щей ни­че­го об­ще­го с их ре­аль­ной био­гра­фи­ей. Да­вай­те по­про­бу­ем разо­брать­ся, та­ким ли ле­ген­дар­ным и фольк­лор­ным яв­ля­ет­ся этот за­ме­ча­тель­ный па­мят­ник рус­ской пись­мен­но­сти. Кста­ти го­во­ря, да­же со­вер­шен­но свет­ские ис­сле­до­ва­те­ли счи­та­ют «По­весть…» од­ним из луч­ших об­раз­цов древ­не­рус­ско­го твор­че­ства, вер­ши­ной оте­че­ствен­ной ли­те­ра­ту­ры XVI ве­ка.

Сие ска­за­ние есть тво­ре­ние со­бор­но­го свя­щен­ни­ка Ер­мо­лая-Ераз­ма, на­пи­сан­ное им по за­ка­зу мит­ро­по­ли­та Ма­ка­рия по­сле ка­но­ни­за­ции свя­тых бла­го­вер­ных Пет­ра и Фев­ро­нии на Мос­ков­ском Со­бо­ре 1547 го­да. Од­на­ко мит­ро­по­лит Ма­ка­рий не стал вклю­чать дан­ное про­из­ве­де­ние в свои зна­ме­ни­тые Ве­ли­кие Че­тьи-Ми­неи. Ви­ди­мо, он счел ее не со­всем под­хо­дя­щей по сти­лю и со­дер­жа­нию к при­выч­но­му агио­гра­фи­че­ско­му жан­ру.

На­сколь­ко мы мо­жем до­ве­рять «По­ве­сти о Пет­ре и Фев­ро­нии»? Де­ло в том, что отец Ер­мо­лай во­все не был ка­ким-то ска­зи­те­лем, под­ви­за­ю­щим­ся в ху­до­же­ствен­но-ли­те­ра­тур­ном жан­ре. Он был вы­да­ю­щим­ся бо­го­сло­вом, пи­са­те­лем, пуб­ли­ци­стом, че­ло­ве­ком вы­со­ко­об­ра­зо­ван­ным. На тот мо­мент он уже на­пи­сал зна­чи­тель­ное ко­ли­че­ство про­из­ве­де­ний, по­это­му свя­ти­тель Ма­ка­рий, сам весь­ма уче­ный муж, и по­ру­чил ему со­ста­вить жи­тие му­ром­ских чу­до­твор­цев. В том, что он, ко­неч­но же, не сам вы­ду­мал дан­ное ска­за­ние, но лишь об­ра­бо­тал су­ще­ству­ю­щие пре­да­ния о бла­го­вер­ных Пет­ре и Фев­ро­нии, не со­мне­ва­ют­ся да­же са­мые жест­кие кри­ти­ки «По­ве­сти…». К со­жа­ле­нию, Ер­мо­лай-Еразм, ви­ди­мо, дей­стви­тель­но опи­рал­ся в сво­их ис­сле­до­ва­ни­ях толь­ко на уст­ные на­род­ные пре­да­ния о му­ром­ском кня­зе и его су­пру­ге. Но так ли да­ле­ко он ушел от ле­то­пи­сей, и мож­но ли счи­тать «По­весть о Пет­ре и Фев­ро­нии» дей­стви­тель­ным ис­точ­ни­ком све­де­ний об их жиз­ни?

Де­ло в том, что на­род­ное по­чи­та­ние и сви­де­тель­ства о жиз­ни и чу­де­сах свя­тых яв­ля­ют­ся и по­ныне очень се­рьез­ным ис­точ­ни­ком при со­став­ле­нии жи­тий ка­но­ни­зи­ро­ван­ных свя­тых. А в XVI ве­ке и, ко­неч­но, в бо­лее ран­ний пе­ри­од уст­ное твор­че­ство бы­ло са­мым глав­ным ис­точ­ни­ком ин­фор­ма­ции. Царь Иван Ва­си­лье­вич Гроз­ный ре­шил про­ве­сти ка­но­ни­за­цию бла­го­вер­ных Пет­ра и Фев­ро­нии, но из­вест­но, что на­род­ное по­чи­та­ние этих свя­тых на­ча­лось еще за­дол­го до их цер­ков­но­го про­слав­ле­ния. Для со­ста­ви­те­ля жи­тий свя­тых на­род­ные уст­ные рас­ска­зы, пре­да­ния о жиз­ни по­движ­ни­ков бла­го­че­стия та­кой же ис­точ­ник, как и ле­то­пи­си. О мно­гих свя­тых мы узна­ём по­чти ис­клю­чи­тель­но из их жи­тий, дру­гих пись­мен­ных ис­точ­ни­ков про­сто не со­хра­ни­лось.

Жи­тия свя­тых – это осо­бый жанр, очень близ­кий к ли­те­ра­тур­но­му. Так, свя­ти­тель Ди­мит­рий Ро­стов­ский вклю­ча­ет в свой мно­го­том­ный сбор­ник жи­тия му­че­ни­ков, на­пи­сан­ные на ос­но­ва­нии му­че­ни­че­ских ак­тов, ко­то­рые ве­лись в Рим­ской им­пе­рии, но мы ви­дим, что вме­сте с тем в эти жиз­не­опи­са­ния вклю­че­ны так­же мно­го­чис­лен­ные диа­ло­ги и по­дроб­но­сти, ко­то­рые ни­как не мог­ли со­дер­жать­ся в су­хих су­деб­ных до­ку­мен­тах.

За­слу­га свя­щен­ни­ка Ер­мо­лая в том, что он бе­реж­но со­брал все, на его взгляд, до­сто­вер­ные ска­за­ния и пре­да­ния о свя­тых Пет­ре и Фев­ро­нии и, от­ре­дак­ти­ро­вав их, до­нес до чи­та­те­ля. Имен­но бла­го­да­ря ему мы име­ем не толь­ко ле­то­пис­ные дан­ные о них, но и со­хра­нен­ные уст­ные све­де­ния о свя­той му­ром­ской че­те. И за это ему боль­шое спа­си­бо от бла­го­дар­ных по­том­ков. Ошиб­ка же это­го древ­не­го пи­са­те­ля в том, что он не со­еди­нил уст­ные пре­да­ния с дан­ны­ми ле­то­пис­ных ис­то­ри­че­ских до­ку­мен­тов.

Кро­ме весь­ма крат­ко­го ка­но­ни­че­ско­го жи­тия, вклю­чен­но­го в Ми­неи свя­ти­те­ля Ди­мит­рия, кро­ме дру­гих бо­лее позд­них, но ку­да бо­лее пол­ных жи­тий и непо­сред­ствен­но са­мой «По­ве­сти…» Ер­мо­лая-Ераз­ма есть еще од­но жи­тие Пет­ра и Фев­ро­нии. На мой взгляд, оно яв­ля­ет­ся са­мым объ­ек­тив­ным и ис­то­ри­че­ски вы­ве­рен­ным ис­точ­ни­ком. Это жиз­не­опи­са­ние со­став­ле­но свя­ти­те­лем Фила­ре­том (Гу­милев­ским), бле­стя­щим бо­го­сло­вом, очень ав­то­ри­тет­ным ис­то­ри­ком XIX ве­ка, и вклю­че­но им в кни­гу «Из­бран­ные жи­тия свя­тых». Чем для нас осо­бен­но це­нен труд свя­ти­те­ля Фила­ре­та? Он, как про­фес­сио­наль­ный ис­то­рик, опи­ра­ет­ся на ис­то­ри­че­ские ис­точ­ни­ки: рус­ские ле­то­пи­си (Ни­ко­нов­скую, ле­то­пи­си Пе­ре­слав­ля Суз­даль­ско­го и дру­гие), ро­до­слов­ную Му­ром­ских кня­зей, ис­то­рию Ря­зан­ско­го и Му­ром­ско­го кня­жеств, «Про­лог», со­чи­не­ния ис­то­ри­ков Та­ти­ще­ва и Ка­рам­зи­на. По­это­му его жи­тие мож­но на­звать са­мым до­сто­вер­ным с ис­то­ри­че­ской точ­ки зре­ния.

Но вер­нем­ся к «По­ве­сти…» Ер­мо­лая. То, что это про­из­ве­де­ние яв­ля­ет­ся так­же ис­точ­ни­ком све­де­ний о жиз­ни лю­би­мей­ших рус­ских свя­тых, несо­мнен­но, ведь да­же свя­ти­тель Фила­рет (Гу­милев­ский), несмот­ря на то, что под­хо­дит к «По­ве­сти…» кри­ти­че­ски, все же ши­ро­ко ис­поль­зу­ет ее при на­пи­са­нии сво­ей вер­сии жи­тия. Он кор­рек­ти­ру­ет неко­то­рые ме­ста и уби­ра­ет все, с его точ­ки зре­ния, лиш­нее.

Но по­ра уже об­ра­тить­ся к са­мой «По­ве­сти о Пет­ре и Фев­ро­нии». Очень ин­те­рес­но бу­дет разо­брать­ся в том, что в этом ска­за­нии мож­но при­знать вполне до­сто­вер­ным с ду­хов­ной и агио­гра­фи­че­ской то­чек зре­ния, а что вы­зы­ва­ет со­мне­ния. Про­ве­рить неко­то­рые со­бы­тия и мо­мен­ты с ис­то­ри­че­ской точ­ки зре­ния не пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ным за дав­но­стью лет и недо­стат­ком до­ку­мен­таль­ных ис­точ­ни­ков. Но раз «По­весть…» так проч­но во­шла в наш пра­во­слав­ный оби­ход и поль­зу­ет­ся та­кой из­вест­но­стью и ува­же­ни­ем у цер­ков­но­го на­ро­да, мы не мо­жем не при­зна­вать за ней пра­ва быть ис­точ­ни­ком све­де­ний о зем­ной жиз­ни небес­ных по­кро­ви­те­лей бра­ка. По­смот­рим же, ка­кие за­га­доч­ные ме­ста сра­зу бро­са­ют­ся в гла­за в Ер­мо­ла­ев­ской «По­ве­сти…».

Кня­же­ские име­на

В «По­ве­сти о Пет­ре и Фев­ро­нии» му­ром­ские кня­зья име­ют кре­щаль­ные име­на Петр и Фев­ро­ния, а в кон­це жиз­ни при­ни­ма­ют мо­на­ше­ство с име­на­ми Да­вид и Ев­фро­си­ния. Это, ко­неч­но, яв­ная ошиб­ка. Со­глас­но ле­то­пи­сям и ро­до­сло­ви­ям му­ром­ских кня­зей, в Му­ро­ме с 1205 по 1228 год пра­ви­ла кня­же­ская че­та Да­вид Юрье­вич и его су­пру­га кня­ги­ня Ев­фро­си­нья. Свя­ти­тель Фила­рет (Гу­милев­ский), опи­ра­ясь на «Ро­до­слов­ную кни­гу кня­зей и дво­рян рос­сий­ских и вы­ез­жих» и дру­гие ис­точ­ни­ки, пи­шет: «Ко­гда князь и кня­ги­ня до­стиг­ли глу­бо­кой ста­ро­сти, то в од­но вре­мя об­лек­лись в ино­че­ское оде­я­ние, один с име­нем Пет­ра, дру­гая с име­нем Фев­ро­нии». В при­ме­ча­ни­ях к сво­е­му тру­ду свя­ти­тель Фила­рет го­во­рит, что в «По­ве­сти…» мир­ские име­на свя­тых пе­ре­пу­та­ны с мо­на­ше­ски­ми и что ошиб­ка эта пе­ре­шла и в пе­чат­ный «Пол­ный ме­ся­це­слов».

По­че­му отец Ер­мо­лай до­пу­стил эту неточ­ность? Не све­рив­шись с ле­то­пи­сью, он бо­лее до­ве­рил­ся уст­ным рас­ска­зам, ко­то­рые не смог­ли упом­нить точ­но­го име­ни кня­зей. В на­ро­де они бы­ли бо­лее из­вест­ны как Петр и Фев­ро­ния, вот на­род­ное со­зна­ние и ре­ши­ло, что та­кие име­на свя­тые име­ли до мо­на­ше­ства. Ду­маю, что ошиб­ка эта до­воль­но про­сти­тель­на, осо­бен­но для древ­не­рус­ско­го че­ло­ве­ка. Ведь на Ру­си мно­гие лю­ди, а кня­зья в осо­бен­но­сти, име­ли ино­гда по несколь­ку имен. На­при­мер, свя­той кре­сти­тель Ру­си рав­ноап­о­столь­ный Вла­ди­мир про­слав­лен со сво­им сла­вян­ским име­нем, а его кре­щаль­ное имя – Ва­си­лий – из­вест­но да­ле­ко не всем. Бы­ли кня­зья, ко­то­рые во­шли в ис­то­рию под двой­ным име­нем, к при­ме­ру стар­ший внук Вла­ди­ми­ра Мо­но­ма­ха свя­той бла­го­вер­ный князь Все­во­лод Мсти­сла­вич, ко­то­ро­го ча­сто на­зы­ва­ют Все­во­лод-Гав­ри­ил.

Во­об­ще го­во­ря, ес­ли свя­той при­ни­ма­ет по­стриг, то, как пра­ви­ло, мы про­слав­ля­ем его уже с мо­на­ше­ским име­нем (хо­тя ис­клю­че­ния из это­го пра­ви­ла то­же встре­ча­ют­ся). Мы мо­лим­ся пре­по­доб­но­му Сер­гию Ра­до­неж­ско­му, а не Вар­фо­ло­мею, свя­то­му Се­ра­фи­му Са­ров­ско­му, а не Про­хо­ру Мош­ни­ну. Так, ду­маю, и на­род­ное по­чи­та­ние, ко­то­рое на­ча­лось еще за­дол­го до ка­но­ни­за­ции XVI ве­ка, вос­при­ня­ло имен­но мо­на­ше­ские име­на му­ром­ских пра­вед­ни­ков.

Еще од­но кня­же­ское имя вы­зы­ва­ет во­прос в «По­ве­сти о Пет­ре и Фев­ро­нии». Со­глас­но ей в Му­ро­ме до кня­зя Пет­ра (Да­ви­да) кня­жил его брат Па­вел. Ле­то­пис­ные ис­точ­ни­ки, дей­стви­тель­но, го­во­рят о том, что князь Да­вид при­нял му­ром­ский пре­стол по смер­ти сво­е­го стар­ше­го бра­та, ко­то­ро­го очень ува­жал. Но там он на­зван не Пав­лом, а Вла­ди­ми­ром. Что тут мож­но ска­зать? Ско­рее все­го, мы здесь опять стал­ки­ва­ем­ся с кня­же­ским обы­ча­ем да­вать и ис­поль­зо­вать в оби­хо­де сра­зу несколь­ко имен. Имя Вла­ди­мир – чи­сто сла­вян­ское, зна­чит «вла­де­ю­щий ми­ром». Ви­ди­мо, при рож­де­нии ему бы­ло да­но имен­но это, из­вест­ное и слав­ное на Ру­си имя. А при кре­ще­нии он при­нял уже вто­рое, в честь сво­е­го небес­но­го по­кро­ви­те­ля апо­сто­ла Пав­ла.

Кры­ла­тый змей

Из «По­ве­сти…» мы узна­ём, что у кня­зя Пав­ла (Вла­ди­ми­ра) бы­ла су­пру­га. И вот «диа­вол, ис­по­кон ве­ку нена­ви­дя­щий бла­го че­ло­ве­че­ско­го ро­да, по­слал жене кня­зя на блуд­ное де­ло зло­го кры­ла­то­го змея» (здесь и да­лее «По­весть…» ци­ти­ру­ет­ся в рус­ском пе­ре­во­де. – прот. П.Г.). Этот змей по­че­му-то ви­дит­ся неко­то­рым ис­сле­до­ва­те­лям са­мым фан­та­сти­че­ским и нере­аль­ным пер­со­на­жем дан­но­го ска­за­ния. Скеп­ти­че­ски на­стро­ен­ные, они тут же на­чи­на­ют ви­деть здесь сказ­ки об Ог­нен­ном змии и про­во­дить па­рал­ле­ли с ка­ки­ми-то уже со­всем не сла­вян­ски­ми ми­фа­ми.

Змей, упо­мя­ну­тый в «По­ве­сти…», ко­неч­но же, про­сто некий вир­ту­аль­ный мо­рок, ли­чи­на, при­ни­ма­е­мая на се­бя вра­гом ро­да че­ло­ве­че­ско­го, ко­то­ро­го Свя­щен­ное Пи­са­ние на­зы­ва­ет «ве­ли­кий дра­кон, древ­ний змий…» (Откр.12:9). Диа­вол, как из­вест­но, пад­ший ан­гел, бес­плот­ный дух, но он мо­жет при­ни­мать вид лю­бо­го оду­шев­лен­но­го су­ще­ства или неоду­шев­лен­но­го пред­ме­та. В древ­ние вре­ме­на диа­вол лю­бил яв­лять­ся на­шим пред­кам (да и дру­гим на­ро­дам то­же) в ви­де чу­до­вищ­но­го, ча­сто ог­не­ды­ша­ще­го яще­ра. По­это­му-то в бы­ли­нах так и рас­про­стра­нен об­раз змея, дра­ко­на, с тре­мя го­ло­ва­ми или с од­ной.

Это чу­ди­ще в пред­став­ле­нии лю­дей про­шло­го бы­ло оли­це­тво­ре­ни­ем зла, нечи­стой си­лы. Неда­ром ле­шие, ру­сал­ки, все­воз­мож­ные баб­ки-еж­ки, змеи-го­ры­ны­чи, про­чие ог­нен­ные змеи крат­ко име­но­ва­лись нечи­стью – как пред­ста­ви­те­ли ин­фер­наль­но­го ми­ра. И для че­ло­ве­ка древ­но­сти весь этот мир был та­кой же ре­аль­но­стью, как для нас пол­тер­гейст и про­чие по­ту­сто­рон­ние па­ра­нор­маль­ные, тем­ные яв­ле­ния.

Итак, нечи­стый дух в ви­де змия при­ле­та­ет к су­пруж­ни­це кня­зя и со­вер­ша­ет с ней блуд. Что это не про­сто ка­кая-то реп­ти­лия, а тем­ная ду­хов­ная сущ­ность, вид­но из то­го, что змий яв­ля­ет­ся в двух об­ли­чи­ях: как ящер и как че­ло­век. Он при­ни­ма­ет об­лик кня­зя Пав­ла. При­том змей ско­ро на­столь­ко об­наг­лел, что уже не скры­ва­ет пе­ред кня­ги­ней сво­е­го мерз­ко­го ви­да, но при дру­гих в це­лях кон­спи­ра­ции яв­ля­ет­ся в ви­де кня­зя. «А по­сто­рон­ним лю­дям ка­за­лось, что это сам князь с же­ною сво­ею си­дит». На­ко­нец кня­ги­ня не вы­дер­жи­ва­ет и рас­ска­зы­ва­ет всё му­жу. Тот со­ве­ту­ет жене хит­ро­стью вы­ве­дать у змия, что мо­жет по­слу­жить при­чи­ной его смер­ти. В ми­ну­ту от­кро­вен­но­сти зло­дей про­бол­тал­ся, что «смерть мне суж­де­на от Пет­ро­ва пле­ча, от Аг­ри­ко­ва ме­ча».

Па­вел де­лит­ся сво­им го­рем с род­ным бра­том, Пет­ром. Через неко­то­рое вре­мя то­му во вре­мя мо­лит­вы яв­ля­ет­ся некий от­рок (ви­ди­мо, ан­гел) и ука­зы­ва­ет в рас­се­лине сте­ны ал­та­ря церк­ви Воз­дви­жен­ско­го мо­на­сты­ря ме­сто, где спря­тан меч. Петр бе­рет Аг­ри­ко­во ору­жие, на­хо­дит удоб­ное вре­мя, вры­ва­ет­ся в по­кои кня­ги­ни и уби­ва­ет ко­вар­но­го змея. Но пе­ред тем как уда­лить­ся к се­бе в пре­ис­под­нюю, змей обрыз­гал кня­зя Пет­ра сво­ей кро­вью. Князь тя­же­ло за­боле­ва­ет: на всем его те­ле по­яв­ля­ют­ся яз­вы.

Да­вай­те по­ка оста­но­вим­ся на этом мо­мен­те и по­раз­мыс­лим над тем, мог­ла ли та­кая ис­то­рия про­изой­ти в дей­стви­тель­но­сти. Ес­ли немно­го аб­стра­ги­ро­вать­ся от несо­мнен­но эпи­че­ско­го, по­э­ти­че­ско­го опи­са­ния чу­да со зме­ем, ко­то­рое да­ет нам «По­весть…», мы не ви­дим в дан­ном эпи­зо­де с точ­ки зре­ния агио­гра­фии и ду­хов­но­го опы­та Церк­ви ни­че­го ми­фо­ло­ги­че­ско­го. Же­на кня­зя, ви­ди­мо, по­дол­гу на­хо­ди­лась в раз­лу­ке со сво­им су­пру­гом. Кня­зья то­гда все вре­мя во­е­ва­ли и, от­прав­ля­ясь в про­дол­жи­тель­ные по­хо­ды, на­дол­го остав­ля­ли сво­их жен од­них.

Вос­поль­зо­вав­шись этим, диа­вол под­бра­сы­ва­ет ей ис­ку­ше­ние блуд­ной по­хо­тью. Враг все­гда сна­ча­ла на­хо­дит в че­ло­ве­ке сла­бое зве­но, чтобы про­бить брешь в его ду­ше и да­лее по­гу­бить, пле­нив ка­кой-ни­будь стра­стью. В дан­ном слу­чае он, ви­ди­мо, вос­поль­зо­вал­ся тос­кой по му­жу и свя­зан­ны­ми с ней блуд­ны­ми меч­та­ни­я­ми. Овла­дев умом жен­щи­ны, он пе­ре­хо­дит к вир­ту­аль­но­му блу­ду с ней, так как мо­жет при­ни­мать вид не толь­ко змея, но и ее за­кон­но­го су­пру­га. И хо­тя в «По­ве­сти…» го­во­рит­ся, что «змей си­лой овла­дел ею», но та­кое вра­же­ское воз­дей­ствие не мо­жет про­изой­ти без то­го, чтобы че­ло­век сам не под­дал­ся на ис­ку­ше­ние. Как та­кое мог­ло про­изой­ти? Мо­жет ли диа­вол, бес­те­лес­ный дух, со­вер­шать по­доб­ные блуд­ные дей­ствия? Да, диа­вол не име­ет пло­ти, но он мо­жет втор­гать­ся в наш ма­те­ри­аль­ный мир и со­вер­шать здесь некие дей­ствия. Он мо­жет да­же на­но­сить ре­аль­ные по­бои лю­дям, что опи­са­но во мно­гих жи­ти­ях, мо­жет пре­вра­тить­ся в ко­ня и пе­ре­не­сти че­ло­ве­ка на огром­ные рас­сто­я­ния, как об этом рас­ска­зы­ва­ет­ся в жи­тии свя­ти­те­ля Иоан­на Нов­го­род­ско­го, спо­со­бен и на мно­гое дру­гое. Неуже­ли са­та­на, мно­гие ты­ся­че­ле­тия упраж­ня­ю­щий­ся в об­мане и зле, глу­пее че­ло­ве­ка? Сей­час, ко­гда совре­мен­ные тех­но­ло­гии поз­во­ля­ют со­зда­вать ил­лю­зию пол­но­го при­сут­ствия, нас не мо­гут удив­лять по­доб­ные фо­ку­сы. На­при­мер, филь­мы в фор­ма­те 4DX, ко­гда ты, си­дя в крес­ле ки­но­те­ат­ра, по­лу­ча­ешь со­вер­шен­но ре­аль­ное ощу­ще­ние то­го, что на­хо­дишь­ся в гу­ще со­бы­тий, про­ис­хо­дя­щих на экране. Раз­лич­ные трех­мер­ные мо­де­ли с пол­ным эф­фек­том при­сут­ствия са­та­на на­учил­ся со­зда­вать уже дав­но.

Эпи­зод со­блаз­не­ния кня­ги­ни зми­ем со­дер­жит несколь­ко очень важ­ных мо­мен­тов, ука­зы­ва­ю­щих на ре­аль­ность дан­но­го со­бы­тия. Та­кое, как го­во­рит­ся, на­роч­но не при­ду­ма­ешь. Де­ло в том, что опыт Церк­ви и свя­то­оте­че­ская ли­те­ра­ту­ра сви­де­тель­ству­ет: диа­вол, со­блаз­няя лю­дей, мо­жет яв­лять­ся в че­ло­ве­че­ском об­ли­чии и со­вер­шать с ни­ми по­чти ре­аль­ные блуд­ные дей­ствия. Блуд­ный де­мон мо­жет при­ни­мать вид как муж­чи­ны, так и жен­щи­ны. Как при­мер мож­но при­ве­сти слу­чай, опи­сан­ный в «Лав­са­и­ке» – про­из­ве­де­нии V ве­ка, по­вест­ву­ю­щем о жиз­ни свя­тых по­движ­ни­ков. Вот что рас­ска­зы­ва­ет ав­ва Па­хо­мий: «Враг при­нял вид эфи­оп­ской де­ви­цы, ко­то­рую я ви­дел в мо­ло­до­сти, ко­гда она ле­том со­би­ра­ла со­ло­му. Мне пред­ста­ви­лось, что она си­дит у ме­ня, и до то­го де­мон до­вел ме­ня, что я ду­мал, буд­то уже со­гре­шил с ней. В ис­ступ­ле­нии я дал ей по­ще­чи­ну, и она ис­чез­ла. По­верь мне, два го­да не мог я стер­петь нестер­пи­мо­го зло­во­ния от сво­ей ру­ки».

Ин­те­рес­но, что пред­став­ле­ние об ог­нен­ном змии – нечи­стом ду­хе, ко­то­рый спо­со­бен при­ни­мать то вид дра­ко­на, то об­лик че­ло­ве­ка и со­блаз­нять жен­щин на блуд, – мы дей­стви­тель­но на­хо­дим в древ­них во­сточ­но­сла­вян­ских ле­ген­дах. Со­глас­но им, змий яв­ля­ет­ся тем жен­щи­нам, ко­то­рые на­ру­ша­ли за­прет силь­но го­ре­вать по умер­ше­му или тос­ко­вать по на­хо­дя­ще­му­ся в от­луч­ке му­жу. Змий так­же по­лу­чал до­ступ к жен­щине, по­те­ряв­шей невин­ность до бра­ка. Ко­неч­но, кто-то мо­жет на­звать эти ле­ген­ды пе­ре­жит­ка­ми язы­че­ства. Но де­мо­ны очень ча­сто яв­ля­лись на­шим пред­кам в тех об­ра­зах, ко­то­рые бы­ли из­вест­ны еще с язы­че­ских вре­мен.

В за­пад­ной хри­сти­ан­ской де­мо­но­ло­гии де­мон блу­да, ис­ку­ша­ю­щий жен­щин, на­зы­вал­ся ин­ку­бом. Ес­ли бес, на­про­тив, при­ни­мал вид жен­щи­ны, его име­но­ва­ли сук­ку­бом. Кста­ти, в сред­не­ве­ко­вых ка­то­ли­че­ских трак­та­тах го­во­рит­ся, что де­мон ин­куб кро­ме че­ло­ве­че­ско­го об­ли­чия так­же при­ни­ма­ет вид коз­ла, со­ба­ки, оле­ня, бы­ка, змеи и дру­гих жи­вот­ных.

Но при­ве­ду два при­ме­ра уже не из сред­не­ве­ко­вья, а из на­шей, совре­мен­ной ре­аль­но­сти. Од­на моя зна­ко­мая, жен­щи­на сред­не­го воз­рас­та, по­те­ря­ла му­жа. Через неко­то­рое вре­мя по­сле смер­ти су­пру­га она рас­ска­за­ла мне, что муж стал при­хо­дить к ней и да­же ло­жить­ся с ней на по­стель. Вдо­ва эта бы­ла че­ло­ве­ком цер­ков­ным, ча­сто ис­по­ве­до­ва­лась и при­ча­ща­лась. Но у нее про­изо­шло ка­кое-то бе­сов­ское по­мра­че­ние. Она вро­де бы пре­крас­но по­ни­ма­ла, что при­хо­дя­щий к ней во­все не ее по­кой­ный су­пруг. Тем бо­лее что да­лее она рас­ска­за­ла мне со­всем уж жут­кие ве­щи. По­ве­да­ла о том, что этот мни­мый муж мо­жет по­том пре­вра­тить­ся в пса с го­ря­щи­ми гла­за­ми и, вско­чив на пе­ри­ла бал­ко­на, спрыг­нуть вниз. Но ви­дя на­яву все эти кош­ма­ры, осо­зна­вая умом, что тво­рит­ся что-то нелад­ное, она со­всем не ис­пы­ты­ва­ла стра­ха, бо­лее то­го – ее как буд­то за­вле­ка­ли все эти ви­де­ния.

Дру­гая ис­то­рия. Од­на по­жи­лая да­ма по­про­си­ла ме­ня освя­тить квар­ти­ру. Ее су­пруг скон­чал­ся неза­дол­го до это­го. При­дя к ней до­мой, я уви­дел, что че­ло­век она не слиш­ком цер­ков­ный, и по­это­му спро­сил: «По­че­му вы ре­ши­ли освя­тить свое жи­ли­ще?» И она при­зна­лась, что муж по­сле смер­ти стал яв­лять­ся ей: «За­хо­жу в ком­на­ту, а он вот в этом крес­ле си­дит. Бы­ва­ет, что по­про­сит что-ни­будь ему при­го­то­вить, на­при­мер рыб­ки по­жа­рить». «Но стран­ное де­ло, – до­ба­ви­ла она, – но­ги у него ка­кие-то не та­кие, не как у лю­дей, а как у ло­ша­ди, шер­стью по­кры­ты и с ко­пы­та­ми». Ска­жу чест­но, по­сле всех этих от­кро­ве­ний у ме­ня по спине про­шел очень ощу­ти­мый хо­ло­док. Но, са­мое уди­ви­тель­ное, жен­щи­на рас­ска­зы­ва­ла все эти ужа­сы со­вер­шен­но спо­кой­ным го­ло­сом, как нечто уже при­выч­ное для нее. Од­на­ко, сла­ва Бо­гу, она по­чув­ство­ва­ла опас­ность по­доб­ных яв­ле­ний и по­про­си­ла свя­щен­ни­ка освя­тить квар­ти­ру.

Дол­жен за­ме­тить, что и пер­вая зна­ко­мая мне жен­щи­на, и вто­рая на­хо­ди­лись на тот мо­мент в здра­вом уме и трез­вой па­мя­ти. Все ви­ден­ное ими ни­как не мог­ло быть бо­лез­нен­ной гал­лю­ци­на­ци­ей. Для се­бя я от­ме­тил ин­те­рес­ную де­таль: лю­ди, об­ща­ясь с де­мо­ном, при­ни­мав­шим вид их му­жа, не ис­пы­ты­ва­ли стра­ха. Хо­тя, несо­мнен­но, осо­зна­ва­ли ненор­маль­ность все­го про­ис­хо­дя­ще­го. За­меть­те: в «По­ве­сти о Пет­ре и Фев­ро­нии» же­на кня­зя Пав­ла то­же не ис­пы­ты­ва­ет осо­бо­го стра­ха, несмот­ря на то, что пре­крас­но осо­зна­ёт, кто яв­ля­ет­ся ей и со­блаз­ня­ет на блуд. Помни­те, змей уже на­столь­ко взял власть над несчаст­ной кня­ги­ней, что не скры­вал­ся пе­ред ней, яв­ля­ясь в сво­ем са­та­нин­ском об­ли­чии? Она спо­кой­но бе­се­ду­ет с ним, чтобы узнать, чем мож­но его одо­леть. Зна­ко­мым мне жен­щи­нам де­мон так­же яв­лял­ся, по­чти не та­ясь, то пре­вра­ща­ясь в пса с ог­нен­ны­ми гла­за­ми, то по­ка­зы­вая свои ко­пы­та. Эта­кий «смех са­та­ны». Пле­нив че­ло­ве­ка, диа­вол уже не пря­чет­ся, а от­кро­вен­но глу­мит­ся над сво­ей жерт­вой. В мо­мент это­го бе­сов­ско­го пле­на да­же за­ло­жен­ный в нас от Бо­га страх, ин­стинкт са­мо­со­хра­не­ния от­клю­ча­ют­ся. Так что пусть каж­дый ре­шит для се­бя сам, яв­ля­ет­ся ли прав­до­по­доб­ной ис­то­рия про со­блаз­не­ние кня­ги­ни зми­ем или нет. Лич­но я в этой ис­то­рии ни­че­го ска­зоч­но­го не ви­жу. Ес­ли по­чи­тать жи­тия уже неод­но­крат­но упо­мя­ну­то­го свя­ти­те­ля Ди­мит­рия Ро­стов­ско­го, то там мы мо­жем най­ти не ме­нее чу­дес­ные яв­ле­ния по­ту­сто­рон­не­го ми­ра.

Те­перь немно­го о та­ин­ствен­ном «Аг­ри­ко­ве ме­че» и о том, как мог Петр убить с по­мо­щью ка­ко­го-то ме­ча бес­плот­но­го и бес­смерт­но­го тем­но­го ду­ха. На­до ска­зать, что свя­ти­тель Фила­рет (Гу­милев­ский) счи­тал эпи­зод с Аг­ри­ко­вым ме­чом «вы­мыс­лом на­род­но­го во­об­ра­же­ния», так как этот меч упо­мя­нут так­же в из­вест­ной бы­лине о Доб­рыне. Ви­ди­мо, по этой же при­чине свя­ти­тель про­яв­ля­ет осто­рож­ность и не вклю­ча­ет ис­то­рию со зми­ем в жи­тие, со­став­лен­ное им. Од­на­ко про то, что змий то­же ска­зоч­ный пер­со­наж и вы­мы­сел, он ни­че­го не пи­шет.

О том, что ис­то­рия о про­ти­во­бор­стве бла­го­вер­но­го Пет­ра со зми­ем яв­ля­ет­ся неотъ­ем­ле­мой ча­стью жиз­не­опи­са­ния свя­тых му­ром­ских чу­до­твор­цев, го­во­рит еще один факт. В служ­бе свя­тым Пет­ру и Фев­ро­нии 25 июня (8 июля по но­во­му сти­лю) неод­но­крат­но упо­ми­на­ет­ся факт по­бе­ды бла­го­вер­но­го Пет­ра над зми­ем. На­при­мер, во вто­ром тро­па­ре тре­тьей пес­ни ка­но­на на утре­ни: «Яко­же ино­гда змия убив, ко­неч­но­му без­ве­стию пре­дал еси, та­ко и ныне оте­че­ство бо­рю­щих по­бе­ди, треб­ла­женне, да тя про­слав­ля­ем». Лю­бо­му про­све­щен­но­му цер­ков­но­му че­ло­ве­ку из­вест­но, что бо­го­слу­жеб­ные, ли­тур­ги­че­ские тек­сты – это часть Свя­щен­но­го Пре­да­ния. В от­ли­чие от про­те­стан­тов, мы, пра­во­слав­ные, име­ем твер­дым ос­но­ва­ни­ем не толь­ко Свя­щен­ное Пи­са­ние, но и Свя­щен­ное Пре­да­ние. Что в него вхо­дит? Ка­но­ны и пра­ви­ла апо­сто­лов и свя­тых Со­бо­ров, тво­ре­ния свя­тых от­цов, жи­тия свя­тых и ли­тур­ги­че­ское пре­да­ние, бо­го­слу­жеб­ные тек­сты. Раз Цер­ковь со­чла нуж­ным по­чти сра­зу по­сле ка­но­ни­за­ции вклю­чить в текст служ­бы свя­тым Пет­ру и Фев­ро­нии эпи­зод про змия, зна­чит, так то­му и быть – это часть цер­ков­но­го пра­во­слав­но­го Пре­да­ния.

Но как быть с «Аг­ри­ко­вым ме­чом»? При всем мо­ем огром­ном ува­же­нии к свя­ти­те­лю Фила­ре­ту все же поз­во­лю се­бе с ним не со­гла­сить­ся. То, что та­кой же меч упо­мя­нут в бы­лине о Доб­рыне, ров­ным сче­том ни­че­го не зна­чит. В бы­ли­нах неред­ко упо­ми­на­лись со­вер­шен­но ре­аль­ные ис­то­ри­че­ские де­я­те­ли и со­бы­тия. Са­мый зна­ме­ни­тый ге­рой оте­че­ствен­ных бы­лин Илья Му­ро­мец су­ще­ство­вал в дей­стви­тель­но­сти, и неко­то­рые ска­за­ния о нем име­ют ис­то­ри­че­скую ос­но­ву. Хо­тя, ко­неч­но, в боль­шин­стве из них ма­ло об­ще­го с его ре­аль­ной жиз­нью. Да­же бо­га­ты­ря Доб­ры­ню ино­гда отож­деств­ля­ют с во­е­во­дой Доб­ры­ней, дя­дей свя­то­го кня­зя Вла­ди­ми­ра.

Что та­кое «Аг­ри­ков меч», ни­кто тол­ком не зна­ет. Ско­рее все­го это про­сто сим­вол ду­хов­ной си­лы, ко­то­рая да­ет­ся по­сле мо­лит­вы кня­зю Пет­ру для по­бе­ды над зми­ем. Мо­жет быть, этот меч дей­стви­тель­но при­над­ле­жал ка­ко­му-то неве­до­мо­му свя­то­му че­ло­ве­ку. Что же, для нас не сек­рет, что не толь­ко мо­щи свя­тых, но и их лич­ные ве­щи на­де­ле­ны осо­бой ду­хов­ной энер­ги­ей, си­лой Бо­жи­ей и через них Гос­подь тво­рит чу­де­са и да­ру­ет по­бе­ду над вра­га­ми.

Бес­те­лес­ный дух и те­лес­ная бо­лезнь

Те­перь о том, мог ли Петр убить диа­во­ла ме­чом. Да, в «По­ве­сти…» ска­за­но, что змий умер от ме­ча Пет­ра. Но, как уже бы­ло упо­мя­ну­то вна­ча­ле, со­чи­не­ние сие яв­ля­ет­ся по­э­ти­че­ским, ли­те­ра­тур­ным про­из­ве­де­ни­ем. Ко­неч­но, де­мон бес­смер­тен, но по­бе­дить его, сде­лать без­опас­ным, ото­гнать от че­ло­ве­ка и от­пра­вить об­рат­но к «от­цу лжи» вполне воз­мож­но. И то­му есть мас­са при­ме­ров.

Мо­гут ли пред­ста­ви­те­ли раз­ных ми­ров – ду­хов­но­го и ма­те­ри­аль­но­го – сра­жать­ся друг с дру­гом? Да, мо­гут. И са­мый из­вест­ный при­мер – это чу­до ве­ли­ко­му­че­ни­ка Ге­ор­гия о змии. Прав­да, там мы ви­дим зер­каль­ную си­ту­а­цию: свя­той Ге­ор­гий уже по­сле сво­ей кон­чи­ны яв­ля­ет­ся, чтобы спа­сти дочь ца­ря от страш­но­го яще­ра, ко­то­ро­му при­но­си­ли че­ло­ве­че­ские жерт­вы. И эта чу­до­вищ­ная реп­ти­лия, су­дя по все­му, име­ла не ин­фер­наль­ное, а вполне зем­ное про­ис­хож­де­ние. Неко­то­рые ис­сле­до­ва­те­ли счи­та­ют его од­ним из со­хра­нив­ших­ся ди­но­зав­ров. Мы зна­ем, что свя­той Ге­ор­гий прон­зил змия ко­пьем, по­сле че­го ве­ли­ко­му­че­ник при­ка­зал от­ве­сти змия в го­род, где он был по­ка­зан жи­те­лям и обез­глав­лен ме­чом то­го же Ге­ор­гия.

Во вре­мя бит­вы змий на­но­сит Пет­ру ра­ны: там, ку­да по­па­ла его кровь, по­яв­ля­ют­ся яз­вы, от ко­то­рых князь ис­пы­ты­ва­ет тяж­кие стра­да­ния, – его по­ра­жа­ет бо­лезнь, по­доб­ная про­ка­зе. Воз­мож­но ли это? Мо­жет ли бес­плот­ный дух на­не­сти урон пло­ти? Еще как мо­жет! И «то­му в ис­то­рии мы тьму при­ме­ров слы­шим». Сам апо­стол Па­вел го­во­рит: «Да­но мне жа­ло в плоть, ан­гел са­та­ны, удру­чать ме­ня, чтобы я не пре­воз­но­сил­ся» (2Кор.12:7). Од­на­жды диа­вол так во­ору­жил­ся на пре­по­доб­но­го Ан­то­ния Ве­ли­ко­го и под­верг его та­ким ужас­ным по­бо­ям, что он дол­го ле­жал по­сле это­го без дви­же­ния, не в си­лах ска­зать ни сло­ва. Сам он го­во­рил, что при­чи­нен­ные ему му­че­ния пре­вос­хо­ди­ли все че­ло­ве­че­ские стра­да­ния. Свя­то­го Епи­фа­ния Кипр­ско­го де­мо­ны из­би­ва­ли в те­че­ние де­ся­ти дней. В жи­ти­ях свя­тых мы ча­сто чи­та­ем про тя­же­лые по­след­ствия бе­сов­ских воз­дей­ствий. По по­пуще­нию Бо­жию бе­сы мо­гут на­не­сти че­ло­ве­ку не толь­ко ду­хов­ные, но те­лес­ные ра­ны и яз­вы.

Благоверные князья Петр и Феврония Муромские

Про­дол­жим изу­че­ние «По­ве­сти о Пет­ре и Фев­ро­нии Му­ром­ских» и от схват­ки кня­зя со зми­ем пе­рей­дем к са­мо­му глав­но­му мо­мен­ту это­го па­мят­ни­ка – зна­ком­ству бу­ду­щих бла­го­вер­ных су­пру­гов. Эта встре­ча Пет­ра (Да­ви­да) и Фев­ро­нии (Ев­фро­си­нии) так­же не да­ет по­коя кри­ти­кам «По­ве­сти…».

Итак, мы пом­ним, что Петр тя­же­ло за­боле­ва­ет. Он смог одо­леть вра­га, но, по по­пуще­нию Бо­жию, де­мон на­но­сит ему те­лес­ные яз­вы, ко­то­рые рас­про­стра­ни­лись по все­му те­лу стру­пья­ми на­по­до­бие про­ка­зы.

Князь ис­кал по­мо­щи у мно­гих вра­чей, но ни­кто не смог его ис­це­лить. Услы­шав, что в Ря­зан­ской зем­ле мно­го хо­ро­ших вра­че­ва­те­лей, му­ром­ский пра­ви­тель ве­лит вез­ти его ту­да. В по­ис­ках ле­ка­рей один из кня­же­ских слуг (от­ро­ков) за­брел в се­ло Лас­ко­во и за­шел в дом неко­е­го «дре­во­ла­за», то есть со­би­ра­те­ля ди­ко­го ме­да. Здесь он встре­тил необыч­ную де­вуш­ку: она тка­ла холст, а у ее ног ска­кал за­яц. От­рок сна­ча­ла не вос­при­нял ее все­рьез и ска­зал, что хо­чет по­бе­се­до­вать с хо­зя­е­ва­ми до­ма. Де­ви­ца, ви­дя та­кое к се­бе от­но­ше­ние, не да­ла пря­мых от­ве­тов – го­во­ри­ла с го­стем за­гад­ка­ми. То­го по­ра­зи­ла ее муд­рость, и он на­ко­нец рас­ска­зал о том, что по­слан в Ря­зан­ский край, чтобы най­ти вра­ча для сво­е­го за­болев­ше­го гос­по­ди­на.

Фев­ро­ния (я бу­ду на­зы­вать и кня­зя, и кня­ги­ню их об­ще­при­ня­ты­ми жи­тий­ны­ми име­на­ми) от­ве­ча­ла от­ро­ку: «Ес­ли бы кто-ни­будь взял тво­е­го кня­зя се­бе, тот мог бы вы­ле­чить его». (В дру­гом пе­ре­во­де «По­ве­сти…» ска­за­но не «взял», а «по­тре­бо­вал», что бли­же к древ­не­рус­ско­му пер­во­ис­точ­ни­ку.) «Что это ты го­во­ришь?! – вскри­чал от­рок. – Кто мо­жет взять мо­е­го кня­зя се­бе? Ес­ли кто вы­ле­чит его, то­го князь бо­га­то на­гра­дит. Но на­зо­ви мне имя вра­ча то­го, кто он и где дом его». Она же от­ве­ти­ла: «При­ве­ди кня­зя тво­е­го сю­да. Ес­ли бу­дет он чи­сто­сер­деч­ным и сми­рен­ным в сло­вах сво­их, то бу­дет здо­ров».

Юно­ша быст­ро воз­вра­тил­ся к кня­зю сво­е­му и по­дроб­но рас­ска­зал ему о всем, что ви­дел и что слы­шал. Бла­го­вер­ный же князь Петр по­ве­лел: «Ве­зи­те ме­ня ту­да, где эта де­ви­ца». И при­вез­ли его в тот дом, где жи­ла де­вуш­ка. И по­слал он од­но­го из слуг сво­их, чтобы тот спро­сил: «Ска­жи мне, де­ви­ца, кто хо­чет ме­ня вы­ле­чить? Пусть вы­ле­чит и по­лу­чит бо­га­тую на­гра­ду». Она же без оби­ня­ков от­ве­ти­ла: «Я хо­чу его вы­ле­чить, но на­гра­ды ни­ка­кой от него не тре­бую. Вот к нему сло­во мое: ес­ли я не ста­ну су­пру­гой ему, то не по­до­ба­ет мне и ле­чить его». И вер­нул­ся че­ло­век тот и пе­ре­дал кня­зю сво­е­му, что ска­за­ла ему де­вуш­ка.

Князь же Петр с пре­не­бре­же­ни­ем от­нес­ся к сло­вам ее и по­ду­мал: «Ну как это мож­но – кня­зю дочь дре­во­ла­за взять се­бе в же­ны!» И по­слал к ней, мол­вив: «Ска­жи­те ей – пусть ле­чит, как уме­ет. Ес­ли вы­ле­чит, возь­му ее се­бе в же­ны».

Так опи­сы­ва­ет предыс­то­рию ис­це­ле­ния кня­зя «По­весть о Пет­ре и Фев­ро­нии».

Да­вай­те по­раз­мыс­лим над за­гад­ка­ми Фев­ро­нии и над ее не ме­нее за­га­доч­ны­ми сло­ва­ми о спо­со­бе вра­че­ва­ния бо­ля­ще­го кня­зя.

За­гад­ки муд­рой де­вы

Я не бу­ду при­во­дить до­слов­но весь­ма ин­те­рес­ные и по­э­тич­ные за­гад­ки муд­рой де­ви­цы; ду­маю, каж­до­му ин­те­ре­су­ю­ще­му­ся нуж­но озна­ко­мить­ся с ни­ми в са­мом тек­сте «По­ве­сти…». На­ша за­да­ча дру­гая: по­нять, что в ве­ли­ком па­мят­ни­ке древ­не­рус­ской пись­мен­но­сти яв­ля­ет­ся несо­мнен­ным ис­то­ри­че­ским фак­том, что мож­но при­знать вполне до­сто­вер­ным, а что – от­не­сти к фольк­лор­но­му эле­мен­ту. Так вот, мно­гим ис­сле­до­ва­те­лям имен­но за­гад­ки Фев­ро­нии ка­жут­ся од­ной их наи­бо­лее фольк­лор­ных, ска­зоч­ных со­став­ля­ю­щих «По­ве­сти». Дей­стви­тель­но, тут чув­ству­ет­ся яв­ная пе­ре­клич­ка с на­род­ным уст­ным твор­че­ством: с по­го­вор­ка­ми, по­сло­ви­ца­ми, за­гад­ка­ми, ко­то­рые мы в изоби­лии на­хо­дим в рус­ских сказ­ках и бы­ли­нах. Но важ­но по­нять, яв­ля­ют­ся ли сло­ва де­ви­цы Фев­ро­нии «фольк­ло­ром», или же бу­ду­щая кня­ги­ня про­сто ак­тив­но ис­поль­зу­ет об­раз­ное на­род­ное сло­во в сво­ей ре­чи.

Нач­нем с то­го, что жизнь древ­не­рус­ско­го кре­стья­ни­на XIII ве­ка бы­ла про­сто неот­де­ли­ма от все­го, что мы сей­час на­зы­ва­ем фольк­ло­ром. До­суг мо­ло­дые кре­стьян­ские де­вуш­ки про­во­ди­ли в пе­нии пе­сен, рас­ска­зы­ва­нии ска­зок, за­га­ды­ва­нии за­га­док. Рус­ские лю­ди пе­ли про­тяж­ные, ска­зоч­ные пес­ни и во вре­мя ра­бо­ты. Да­же клас­си­че­ская ли­те­ра­ту­ра XIX ве­ка по­сто­ян­но вла­га­ет в уста жи­те­лей де­рев­ни по­го­вор­ки, по­сло­ви­цы, при­ба­ут­ки. Фев­ро­ния, ко­неч­но же, бы­ла очень хо­ро­шо зна­ко­ма со всем этим. От­сю­да и ее ма­не­ра по­сто­ян­но ис­поль­зо­вать в ре­чи по­сло­ви­цы, прит­чи и за­гад­ки, мно­гие из ко­то­рых нам из­вест­ны и по дру­гим фольк­лор­ным ис­точ­ни­кам.

Вто­рой мо­мент: Фев­ро­ния не про­стая де­ви­ца. Она че­ло­век не от ми­ра се­го, ес­ли хо­ти­те – немнож­ко юро­ди­вая. Ее по­ве­де­ние неор­ди­нар­но. Да­же то, что она дер­жит в гор­ни­це лес­но­го жи­те­ля – зай­ца, необыч­но. Но нам все это не уди­ви­тель­но: свя­тые лю­ди ча­сто ве­ли се­бя стран­но, непри­выч­но для окру­жа­ю­щих, и их сло­ва име­ли под­час та­ин­ствен­ный, за­га­доч­ный смысл, ко­то­рый от­кры­вал­ся поз­же. Кста­ти, и при­ру­чен­ный Фев­ро­ни­ей за­яц не дол­жен вы­зы­вать осо­бо­го удив­ле­ния, ведь мно­гие свя­тые лю­ди, жи­вя в гар­мо­нии с при­ро­дой, дру­жи­ли с ди­ки­ми зве­ря­ми. Вспом­ним, как пре­по­доб­ный Сер­гий Ра­до­неж­ский и ба­тюш­ка Се­ра­фим Са­ров­ский кор­ми­ли хле­бом мед­ве­дей, а свя­той Ге­ра­сим Иор­дан­ский при­ру­чил льва и да­же во­зил на нем во­ду для оби­те­ли.

При­вер­жен­ность к фольк­ло­ру бы­ла свой­ствен­на не од­ной толь­ко свя­той Фев­ро­нии. Неко­то­рые на­ши рус­ские по­движ­ни­ки так­же чрез­вы­чай­но его лю­би­ли. Оп­тин­ский ста­рец Ам­вро­сий в пись­мах к раз­ным лю­дям не толь­ко по­сто­ян­но ис­поль­зо­вал кры­ла­тые вы­ра­же­ния рус­ско­го язы­ка, но и сам при­ду­мы­вал по­го­вор­ки и по­сло­ви­цы. Свя­ти­тель Фе­о­фан За­твор­ник так­же ча­сто при­бе­га­ет в сво­их по­уче­ни­ях к на­род­ным фра­зео­ло­гиз­мам.

Свя­тая Фев­ро­ния бы­ла пло­тью от пло­ти про­сто­го рус­ско­го на­ро­да, и в том, что она хо­ро­шо зна­ла уст­ное на­род­ное твор­че­ство и лю­би­ла его, нет ни­че­го уди­ви­тель­но­го.

При­нуж­де­ние к бра­ку или зна­ние во­ли Бо­жи­ей?

Раскаяние князя Петра Муромского

Но бо­лее слож­ной за­гад­кой яв­ля­ют­ся не ино­ска­за­ния, ко­то­ры­ми го­во­рит с кня­же­ским от­ро­ком Фев­ро­ния, а ее сло­ва о том, что вы­ле­чить кня­зя мо­жет толь­ко тот, кто возь­мет или да­же по­тре­бу­ет кня­зя се­бе. Ко­неч­но же, речь здесь идет не про­сто о том, чтобы врач взял боль­но­го в свой дом и ле­чил его, так ска­зать, ста­ци­о­нар­но. Это и так под­ра­зу­ме­ва­лось, ведь в «По­ве­сти…» го­во­рит­ся, что князь был уже на­столь­ко слаб, что не мог си­деть на коне: его при­вез­ли в Ря­зан­ские зем­ли на под­во­де. К то­му же в тек­сте ска­за­но не «к се­бе», а «се­бе». Нет, здесь все го­раз­до глуб­же.

Мне очень близ­ко объ­яс­не­ние этих слов пре­муд­рой де­ви­цы, ко­то­рое да­ет из­вест­ный фило­лог, ис­сле­до­ва­тель древ­не­рус­ской пись­мен­но­сти Ан­на Ар­хан­гель­ская. По ее мыс­ли, Фев­ро­ния го­во­рит этим ино­ска­за­ни­ем: «Ис­це­ле­ние – это вме­ша­тель­ство в чу­жой ор­га­низм. «Ес­ли я ему не же­на, то как я мо­гу его ле­чить?» Она же не про­фес­сио­наль­ный ле­карь». Дей­стви­тель­но, ни­где не ска­за­но, что Фев­ро­ния за­ни­ма­лась це­ли­тель­ством. Кня­же­ский по­сла­нец на­брел на ее жи­ли­ще, как ему ка­жет­ся, слу­чай­но. Он про­сто хо­чет спро­сить до­ро­гу к из­вест­ным в этой окру­ге вра­чам. И со­вер­шен­но непра­вы те, кто ви­дит в Фев­ро­нии ка­кую-то прак­ти­ку­ю­щую на­род­ную це­ли­тель­ни­цу.

Но на са­мом де­ле встре­ча эта со­вер­шен­но неслу­чай­на. И цель ее да­же не из­ле­че­ние кня­зя, а ис­пол­не­ние во­ли Бо­жи­ей. Неиз­вест­но, об­ла­да­ла ли Фев­ро­ния да­ром ис­це­ле­ния или ей про­сто бы­ло от­кры­то от Бо­га, что Гос­подь через нее ис­це­лит Пет­ра, но несо­мнен­но то, что она зна­ет во­лю Бо­жию. А во­ля Бо­жия все­гда ве­дет че­ло­ве­ка ко спа­се­нию. Де­ви­ца зна­ла – ей это бы­ло от­кры­то от Гос­по­да, – что князь вы­здо­ро­ве­ет толь­ко ес­ли по­обе­ща­ет стать ее му­жем. Ей бы­ло от­кры­то и ее из­бран­ни­че­ство на этот путь. Кста­ти, в жи­ти­ях свя­тых те­ма из­бран­ни­че­ства, зна­ния са­мим свя­тым или его род­ствен­ни­ка­ми о его осо­бом жиз­нен­ном пу­ти, встре­ча­ет­ся до­воль­но ча­сто.

Так вот, Фев­ро­ния во­все не вос­поль­зо­ва­лась мо­мен­том, чтобы удач­но вый­ти за­муж за бо­га­то­го и знат­но­го же­ни­ха, как это мно­гим мо­жет по­ка­зать­ся. Она по­кор­на во­ле Бо­жи­ей, ко­то­рая бы­ла ей от­кры­та. А Гос­подь от­крыл ей, что имен­но этот путь при­ве­дет и ее, и кня­зя к свя­то­сти и спа­се­нию. По­это­му про­сто ко­щун­ствен­на мысль, что Фев­ро­ния как-то ма­ни­пу­ли­ру­ет Пет­ром, шан­та­жи­ру­ет его и при­нуж­да­ет к бра­ку с ней.

Еще один мо­мент: да, пра­вед­ная су­пру­же­ская жизнь свя­тых Пет­ра и Фев­ро­нии яв­ля­ет­ся для нас об­раз­цом се­мей­ной жиз­ни. Но мы ни в ко­ем слу­чае не долж­ны сле­по ко­пи­ро­вать опыт свя­тых, без вся­ко­го рас­суж­де­ния под­ра­жать им во всем. Свя­тые – это осо­бые лю­ди, ко­то­рым бы­ли под­час от­кры­ты очень боль­шие зна­ния об их бу­ду­щей жиз­ни. В чем-то мы, несо­мнен­но, долж­ны сле­до­вать за ни­ми, но ка­кие-то мо­мен­ты их жи­тия яв­ля­ют­ся их лич­ным, непо­вто­ри­мым по­дви­гом. Как при­мер при­ве­ду жи­тие пре­по­доб­но­го Алек­сия, че­ло­ве­ка Бо­жия. По­сле же­нить­бы он в первую же брач­ную ночь ушел из до­ма, оста­вив мо­ло­дую же­ну и ро­ди­те­лей. Мно­го лет про­ве­дя в ве­ли­ких по­дви­гах и ски­та­ни­ях, Алек­сий вер­нул­ся в род­ной дом, но уже в со­вер­шен­но неузна­ва­е­мом об­ли­ке ни­ще­го. Его при­юти­ли в се­нях, там он про­жил несколь­ко лет, ни­кем не узнан­ный, и толь­ко пе­ред смер­тью на­пи­сал ро­ди­те­лям пись­мо, где рас­ска­зал о сво­ей жиз­ни. По­че­му он так по­сту­пил? Для нас это тай­на. Но яс­но од­но: Гос­подь от­крыл ему Свою во­лю, и он по­сле­до­вал этим пу­тем. Сто­ит ли нам, не зна­ю­щим тайн Про­мыс­ла Бо­жи­его, по­сту­пать по­доб­ным об­ра­зом? Ко­неч­но же, нет.

Но вер­нем­ся к «По­ве­сти…». Итак, князь Петр, хо­тя внешне и при­нял усло­вие Фев­ро­нии и обе­щал взять ее в же­ны, ес­ли ис­це­лит­ся, во­все не со­би­рал­ся дер­жать сло­во. А ведь муд­рая де­ва пре­ду­пре­жда­ла: «Ес­ли бу­дет он чи­сто­сер­деч­ным и сми­рен­ным в сло­вах сво­их, то бу­дет здо­ров!» Да­лее ска­за­ние еще раз по­ка­зы­ва­ет, что Фев­ро­ния зна­ла все, что долж­но про­изой­ти по­том. Она от­прав­ля­ет боль­но­го по­па­рить­ся в бане, а са­ма в это вре­мя го­то­вит мазь из хлеб­ной за­квас­ки. По на­ка­зу де­вуш­ки князь ма­жет этим сред­ством все стру­пья, кро­ме од­но­го. На­ут­ро все его те­ло ста­ло здо­ро­вым. Петр по­сы­ла­ет до­че­ри борт­ни­ка да­ры, но свое обе­ща­ние же­нить­ся на ней ис­пол­нять не хо­чет. Вско­ре по­сле при­бы­тия кня­зя в Му­ром его те­ло вновь по­кры­ва­ет­ся яз­ва­ми. Он воз­вра­ща­ет­ся к Фев­ро­нии, ка­ет­ся и со сты­дом про­сит про­ще­ния. «Она же, ни­ма­ло не гне­ва­ясь, ска­за­ла: «Ес­ли станет мне су­пру­гом, то ис­це­лит­ся». Он же твер­дое сло­во дал ей, что возь­мет ее в же­ны», – рас­ска­зы­ва­ет «По­весть…». Ле­че­ние по­вто­ря­ет­ся, и князь же­нит­ся на про­сто­лю­дин­ке. Вот та­кая по­учи­тель­ная ис­то­рия. Как го­во­рит на­род­ная муд­рость: «Не дав­ши сло­ва, кре­пись; а дав­ши – дер­жись».

Кста­ти, кня­зю, как че­ло­ве­ку, на­де­лен­но­му от Бо­га вла­стью, а зна­чит – ли­цу су­гу­бо от­вет­ствен­но­му, вдвойне не при­ста­ло на­ру­шать дан­ное им сло­во. Грех кня­зя еще и в том, что он идет про­тив во­ли Бо­жи­ей, хо­тя по­ни­ма­ет, что Фев­ро­ния на­де­ле­на зна­ни­ем этой во­ли. Об этом ему рас­ска­зал его слу­га, да и сам он пе­ред тем, как при­нять ле­че­ние, устро­ил ис­пы­та­ние для сво­ей вра­че­ва­тель­ни­цы, по­ди­вив­шись по­том ее муд­ро­сти.

Бо­яр­ский бунт

Пётр и Феврония возвращаются в Муром. Икона

Через неко­то­рое вре­мя по­сле свадь­бы умер стар­ший брат Пет­ра, и князь стал вла­сти­те­лем Му­ро­ма. Но не всем по­нра­ви­лась мо­ло­дая же­на но­во­го кня­зя, да и сам он не всем при­шел­ся по ду­ше. Вла­сто­лю­би­вые бо­яре за­ду­ма­ли «двор­цо­вый пе­ре­во­рот». По­во­дом по­слу­жи­ла же­нить­ба их пра­ви­те­ля на про­стой кре­стьян­ке. «По­весть…» этот эпи­зод опи­сы­ва­ет, ко­неч­но, весь­ма ху­до­же­ствен­но.

По на­у­ще­нию сво­их жен бо­яре сна­ча­ла ста­ли на­стра­и­вать кня­зя про­тив су­пру­ги. В ви­ну ей они ста­ви­ли бе­реж­ли­вую кре­стьян­скую при­выч­ку со­би­рать в ру­ку крош­ки со сто­ла по­сле тра­пезы. Петр, ре­шив про­ве­рить сло­ва вель­мож, как-то по­сле обе­да раз­жал ла­донь Фев­ро­нии и… уви­дел зер­на бла­го­уха­ю­ще­го ла­да­на. Мно­гим этот сю­жет мо­жет на­пом­нить из­вест­ную сказ­ку о Ца­ревне-ля­гуш­ке. Помни­те, как Ва­си­ли­са Пре­муд­рая ли­ла се­бе в ру­кав на­пит­ки со сто­ла и со­би­ра­ла ко­сти? Да, опре­де­лен­ное сход­ство есть. Но Ва­си­ли­са это де­ла­ла спе­ци­аль­но, а не по при­выч­ке к бе­реж­ли­во­сти. И же­ны стар­ших ца­ре­ви­чей ста­ли да­же под­ра­жать ей, пы­та­ясь по­вто­рить чу­до пре­вра­ще­ния остат­ков еды в озе­ро с ле­бе­дя­ми, толь­ко ни­че­го у них не вы­шло.

Ви­ди­мо, уло­вив в этом ме­сте жиз­не­опи­са­ния свя­тых кня­зей слиш­ком яв­ное со­зву­чие с фольк­ло­ром, свя­ти­тель Фила­рет (Гу­милев­ский) не вклю­чил его в свое жи­тие бла­го­вер­ных Пет­ра и Фев­ро­нии. Как не ис­поль­зо­вал он и дру­гой эпи­зод из ис­то­рии бо­яр­ской сму­ты:

«Ми­ну­ло нема­лое вре­мя, и вот од­на­жды при­шли к кня­зю бо­яре его во гне­ве и го­во­рят: «Кня­же, го­то­вы мы все вер­но слу­жить те­бе и те­бя са­мо­держ­цем иметь, но не хо­тим, чтобы кня­ги­ня Фев­ро­ния по­веле­ва­ла же­на­ми на­ши­ми. Ес­ли хо­чешь оста­вать­ся са­мо­держ­цем, путь бу­дет у те­бя дру­гая кня­ги­ня. Фев­ро­ния же, взяв бо­гат­ства, сколь­ко по­же­ла­ет, пусть ухо­дит, ку­да за­хо­чет!» Бла­жен­ный же Петр, в обы­чае ко­то­ро­го бы­ло ни на что не гне­вать­ся, с кро­то­стью от­ве­тил: «Ска­жи­те об этом Фев­ро­нии, по­слу­ша­ем, что она ска­жет».

Неисто­вые же бо­яре, по­те­ряв стыд, за­ду­ма­ли устро­ить пир. Ста­ли пи­ро­вать, и вот, ко­гда опья­не­ли, на­ча­ли ве­сти свои бес­стыд­ные ре­чи, слов­но псы ла­ю­щие, ли­шая свя­тую Бо­жи­его да­ра, ко­то­рый Бог обе­щал ей со­хра­нить и по­сле смер­ти. И го­во­рят они: «Гос­по­жа кня­ги­ня Фев­ро­ния! Весь го­род и бо­яре про­сят у те­бя: дай нам, ко­го мы у те­бя по­про­сим!» Она же в от­вет: «Возь­ми­те, ко­го про­си­те!» Они же, как еди­ны­ми уста­ми, про­мол­ви­ли: «Мы, гос­по­жа, все хо­тим, чтобы князь Петр власт­во­вал над на­ми, а же­ны на­ши не хо­тят, чтобы ты гос­под­ство­ва­ла над ни­ми. Взяв сколь­ко те­бе нуж­но бо­гатств, ухо­ди, ку­да по­же­ла­ешь!» То­гда она ска­за­ла: «Обе­ща­ла я вам, что че­го ни по­про­си­те – по­лу­чи­те. Те­перь я вам го­во­рю: обе­щай­те мне дать, ко­го я по­про­шу у вас». Они же, зло­деи, об­ра­до­ва­лись, не зная, что их ждет, и по­кля­лись: «Что ни на­зо­вешь, то сра­зу бес­пре­ко­слов­но по­лу­чишь». То­гда она го­во­рит: «Ни­че­го ино­го не про­шу, толь­ко су­пру­га мо­е­го, кня­зя Пет­ра!» Они же от­ве­ти­ли: «Ес­ли сам за­хо­чет, ни сло­ва те­бе не ска­жем». Враг по­му­тил их ра­зум – каж­дый по­ду­мал, что ес­ли не бу­дет кня­зя Пет­ра, то по­ста­вят дру­го­го са­мо­держ­ца: а ведь в ду­ше каж­дый из бо­яр на­де­ял­ся са­мо­держ­цем стать.

Бла­жен­ный же князь Петр не за­хо­тел на­ру­шить Бо­жи­их за­по­ве­дей ра­ди цар­ство­ва­ния в жиз­ни этой, он по Бо­жи­им за­по­ве­дям жил, со­блю­дая их, как бо­го­глас­ный Мат­фей в сво­ем Бла­го­вест­во­ва­нии ве­ща­ет. Ведь ска­за­но, что, ес­ли кто про­го­нит же­ну свою, не об­ви­нен­ную в пре­лю­бо­де­я­нии, и же­нит­ся на дру­гой, тот сам пре­лю­бо­дей­ству­ет. Сей же бла­жен­ный князь по Еван­ге­лию по­сту­пил: до­сто­я­ние свое к на­во­зу при­рав­нял, чтобы за­по­ве­ди Бо­жи­ей не на­ру­шить».

Ин­те­рес­но, что свя­ти­тель Фила­рет со свой­ствен­ной ему ис­то­ри­че­ской точ­но­стью от­ме­ча­ет: му­ром­ские бо­яре в сво­ем стрем­ле­нии сверг­нуть кня­зя бы­ли под­стре­ка­е­мы его бли­жай­ши­ми род­ствен­ни­ка­ми, пре­тен­до­вав­ши­ми на кня­же­ние: млад­шим бра­том и пле­мян­ни­ком. Свя­ти­тель Фила­рет опи­сы­ва­ет ис­то­рию с из­гна­ни­ем бла­го­вер­ных кня­зей весь­ма крат­ко. Бо­яре при­сту­па­ют к кня­зю и вы­дви­га­ют ему уль­ти­ма­тум: «или пусть от­пу­стит от се­бя су­пру­гу, оскорб­ля­ю­щую сво­им про­ис­хож­де­ни­ем знат­ных жен, или же оста­вит Муром». Князь твер­до пом­нил сло­ва Гос­по­да: «Что Бог со­че­тал, то­го че­ло­век да не раз­лу­чит. Кто от­пу­стит же­ну свою и же­нит­ся на дру­гой, тот пре­лю­бо­дей» (см.: Мф.19:6, 9). По­то­му, вер­ный дол­гу хри­сти­ан­ско­го су­пру­га, князь со­гла­сил­ся от­ка­зать­ся от кня­же­ства. Он остал­ся по­сле то­го с небо­га­ты­ми сред­ства­ми к жиз­ни, и пе­чаль­ные мыс­ли неволь­но при­хо­ди­ли ему на ум. Но ум­ная кня­ги­ня го­во­ри­ла ему: «Не пе­чаль­ся, князь, – ми­ло­сти­вый Бог не оста­вит нас в ни­ще­те». В Му­ро­ме ско­ро от­кры­лись раз­до­ры непри­ми­ри­мые, ис­ка­те­ли вла­сти схва­ти­лись за ме­чи, и мно­гие из вель­мож­ных по­те­ря­ли жизнь. Бо­яре му­ром­ские при­нуж­де­ны бы­ли про­сить кня­зя Да­ви­да и кня­ги­ню Ев­фро­си­нию воз­вра­тить­ся в Му­ром. Так князь, вер­ный дол­гу сво­е­му, вос­тор­же­ство­вал и над вра­га­ми сво­и­ми.

По­че­му свя­ти­тель Фила­рет силь­но со­кра­ща­ет по­вест­во­ва­ние о бун­те бо­яр? Ду­маю, не толь­ко по­то­му, что ви­дит в нем неко­то­рые па­рал­ле­ли с рус­ски­ми сказ­ка­ми. Дей­стви­тель­но, по­дроб­но­сти этой ис­то­рии опи­са­ны до­воль­но фольк­лор­но. Хо­тя рас­сказ о пре­вра­ще­нии кро­шек в ла­дан, по мо­е­му мне­нию, вполне при­ем­лем для жи­тия свя­тых. Да, хит­рость Фев­ро­нии, бла­го­да­ря ко­то­рой она за­би­ра­ет кня­зя с со­бой, име­ет очень по­хо­жие ана­ло­ги в рус­ских на­род­ных сказ­ках: ко­гда же­ну за­став­ля­ют рас­стать­ся с му­жем, она про­сит взять из до­ма са­мое до­ро­гое и, ко­неч­но же, за­би­ра­ет лю­би­мо­го. Но, как мы зна­ем, Фев­ро­ния – зна­ток фольк­ло­ра, так что сто­ит ли удив­лять­ся, ес­ли она по­сту­па­ет «по-ска­зоч­но­му». К то­му же сю­жет «о са­мом до­ро­гом» не толь­ко рус­ский, а так ска­зать, об­ще­че­ло­ве­че­ский. Что для жен­щи­ны долж­но быть са­мым до­ро­гим? Ко­неч­но, лю­би­мый муж­чи­на. По­доб­ным об­ра­зом по­сту­пи­ли и же­ны немец­ко­го го­ро­да Вайн­с­бер­га: ко­гда оса­ждав­шие его раз­ре­ши­ли им уй­ти и взять с со­бой столь­ко, сколь­ко те смо­гут уне­сти на сво­их пле­чах, они, ра­зу­ме­ет­ся, взя­ли – вы­нес­ли – сво­их му­жей.

Но не это сму­ща­ет в рас­ска­зе о кня­же­ском из­гна­нии. Петр принимает ре­ше­ние не сам – он от­сы­ла­ет рас­по­я­сав­ших­ся вель­мож к сво­ей су­пру­ге: дескать, спро­си­те у нее, что она об этом ду­ма­ет. Мог­ло ли та­кое быть в XIII ве­ке, да еще в се­мье кня­зя? Нет, конечно. Для русско­го сред­не­ве­ко­вья та­кая си­ту­а­ция со­вер­шен­но неве­ро­ят­на. Думаю, имен­но по этой при­чине, а не из-за его фольклор­но­сти этот эпи­зод не вклю­чи­ли в жи­тие и свя­ти­тель Димит­рий Ро­стов­ский, и свя­ти­тель Фила­рет (Гу­милев­ский). Мож­но пред­по­ло­жить, что та­кой не очень прав­до­по­доб­ный ва­ри­ант рас­ска­за об изгна­нии бла­го­вер­ных кня­зей по­пал в «По­весть…» по­то­му, что пи­са­лась она по уст­ным на­род­ным предани­ям о свя­той че­те: глав­ным ав­то­ром ее был про­стой рус­ский на­род. Поэтому и кре­стьян­ка Фев­ро­ния пред­ста­ет как самый глав­ный ее пер­со­наж. И князь, пре­кло­ня­ясь пе­ред ее муд­ро­стью, сове­ту­ет­ся с ней во всем.

Фила­ре­тов­ский ва­ри­ант бе­се­ды кня­зя с бо­яра­ми мне нра­вит­ся ку­да боль­ше, чем тот же диа­лог в «По­ве­сти…». Петр твер­до пом­нит сло­ва Еван­ге­лия о нерас­тор­жи­мо­сти бра­ка и, вер­ный хри­сти­ан­ско­му су­пру­же­ско­му дол­гу, пред­по­чи­та­ет от­ка­зать­ся от кня­же­ства. А ведь древ­не­рус­ские кня­зья неред­ко за­бы­ва­ли о сво­ем се­мей­ном дол­ге. Иван Ва­си­лье­вич Грозный, при ко­то­ром и бы­ли ка­но­ни­зи­ро­ва­ны бла­го­вер­ные Петр и Феврония, двух сво­их жен за­то­чил в мо­на­стырь. Его отец, Ва­си­лий III, постриг в монахи­ни свою за­кон­ную су­пру­гу Со­ло­мо­нию Са­бу­ро­ву за ее беспло­дие и женил­ся на Елене Глин­ской. Не нуж­но так­же за­бы­вать, что в XIII ве­ке род­ные бра­тья уби­ва­ли друг дру­га, чтобы при­со­еди­нить к сво­им зем­лям еще один на­дел. Так что от­ка­зать­ся от кня­же­ния ра­ди сохранения се­мьи и люб­ви к жене – это ве­ли­чай­ший по­двиг для пра­ви­те­ля то­го вре­ме­ни. А еще го­во­рят, что в жи­тии Пет­ра и Фев­ро­нии ни­где не го­во­рит­ся об их любви. Вот она, на­сто­я­щая лю­бовь! И за этот подвиг люб­ви Гос­подь воз­вра­ща­ет Пет­ру кня­же­ство.

Свя­ти­тель Фила­рет, как бы в под­твер­жде­ние ис­то­рии из­гна­ния Пет­ра, приво­дит еще один при­мер его сми­ре­ния. Он, опи­ра­ясь на ле­то­пи­си, расска­зы­ва­ет, что бла­го­вер­ный му­ром­ский князь по­мо­га­ет вос­ста­но­вить спра­вед­ли­вость ве­ли­ко­му кня­зю Все­во­ло­ду и участ­ву­ет с ним в борь­бе против прон­ских и ря­зан­ских кня­зей. В на­гра­ду за это Петр по­лу­чил от Всево­ло­да бо­га­тое Прон­ское кня­же­ство. Ко­гда же быв­шие прон­ские кня­зья по­шли на него вой­ной, крот­кий Петр «по­слал ска­зать им: «Бра­тья! Я не сам со­бою за­нял Пронск: ме­ня по­са­дил тут Все­во­лод. Пронск ваш». И спо­кой­но воз­вра­тил­ся в Му­ром. Ка­кое вы­со­кое бес­ко­ры­стие! Ка­кое глу­бо­кое ува­же­ние к дол­гу люб­ви и че­сти!» – вос­кли­ца­ет свя­ти­тель Фила­рет. Та­кое бес­ко­ры­стие бы­ло, дей­стви­тель­но, боль­шой ред­ко­стью во вре­ме­на кня­же­ских меж­до­усо­биц. А ведь Петр во­все не был ка­ким-то па­ци­фи­стом. Со­глас­но ле­то­пи­сям, он был храб­рым во­и­ном, при­ни­мал уча­стие в несколь­ких во­ен­ных опе­ра­ци­ях. А в 1220 го­ду его вой­ска бы­ли в слав­ном по­хо­де про­тив волж­ских бул­гар.

Фила­рет вклю­ча­ет в со­став­лен­ное им жиз­не­опи­са­ние свя­тых кня­зей и слу­чай с муж­чи­ной, ко­то­рый, за­быв о сво­ей су­пру­ге, за­смот­рел­ся на кра­со­ту Фев­ро­нии. Этот эпи­зод при­ве­ден пол­но­стью, вме­сте с от­ве­та­ми муд­рой кня­ги­ни, но по­че­му-то свя­ти­тель от­но­сит его не ко вре­ме­ни из­гна­ния кня­зей, а уже к их мир­но­му прав­ле­нию, по­сле­до­вав­ше­му по­сле воз­вра­ще­ния.

Ин­те­рес­но, что, ко­гда бы­ва­ешь в Му­ро­ме, не мо­жешь от­де­лать­ся от ощу­ще­ния ре­аль­но­сти все­го, что опи­са­но в «По­ве­сти…». Этот неболь­шой го­род про­сто ды­шит древ­но­стью, «там рус­ский дух, там Русью пахнет». Ко­неч­но, зда­ний вре­мен Пет­ра и Фев­ро­нии не со­хра­ни­лось, но все рав­но в их род­ном го­ро­де со­вер­шен­но ощу­ти­мо при­ка­са­ешь­ся к их жиз­ни. И ко­гда мо­лишь­ся у мо­щей бла­го­вер­ной че­ты, и ко­гда про­сто бро­дишь по му­ром­ским улоч­кам, и ко­гда сто­ишь на на­бе­реж­ной Оки и гля­дишь на храм свя­тых Кос­мы и Да­ми­а­на, воз­двиг­ну­тый Ива­ном Гроз­ным… И ка­жет­ся, что вот сей­час скольз­нут по ре­ке ла­дьи, уно­ся­щие кня­зя и кня­ги­ню на дру­гой бе­рег, прочь от мя­теж­ных бо­яр.

Свя­ти­тель Фила­рет, по­вест­вуя о бла­го­че­сти­вой жиз­ни и муд­ром хри­сти­ан­ском прав­ле­нии свя­тых по­сле воз­вра­ще­ния в Му­ром, пи­шет, что оно «бы­ло прав­до­лю­би­вое, но без су­ро­вой стро­го­сти, ми­ло­сти­вое, но без сла­бо­сти. Ум­ная и бла­го­че­сти­вая кня­ги­ня по­мо­га­ла су­пру­гу со­ве­та­ми и де­ла­ми бла­го­тво­ри­тель­но­сти. Оба жи­ли по за­по­ве­дям Гос­по­да, всех лю­би­ли и не лю­би­ли ни гор­до­сти, ни непра­вед­ной ко­ры­сти; по­ко­и­ли стран­ни­ков, об­лег­ча­ли участь несчаст­ных, чти­ли ино­че­ский и свя­щен­ни­че­ский чин, ограж­дая его от нужд».

Де­ти «без­дет­ной че­ты»

Еще од­ним кам­нем пре­ткно­ве­ния, и, кста­ти, не толь­ко для свет­ских критиков, но и для неко­то­рых пра­во­слав­ных, яв­ля­ет­ся от­сут­ствие в «Пове­сти о Пет­ре и Фев­ро­нии» упо­ми­на­ния об их де­тях. При­хо­дит­ся встре­чать да­же в ра­бо­тах совре­мен­ных бо­го­сло­вов мысль о том, что свя­тые Петр и Фев­ро­ния яко­бы спе­ци­аль­но от­ка­за­лись от те­лес­но­го су­пру­же­ско­го об­ще­ния ра­ди су­гу­бо­го по­дви­га воз­дер­жа­ния и це­ло­муд­рия. А враж­деб­но на­стро­ен­ные кри­ти­ки ис­поль­зу­ют от­сут­ствие в жи­тии ин­фор­ма­ции о де­тях че­ты как контр­ар­гу­мент в по­ле­ми­ке с пра­во­слав­ны­ми: де­скать, ка­кие же это по­кро­ви­те­ли се­мьи, ес­ли они со­зна­тель­но от­ка­за­лись от де­то­рож­де­ния?

Нач­нем с то­го, что для сред­не­ве­ко­во­го рус­ско­го вла­сти­те­ля без­дет­ность явля­лась боль­шой тра­ге­ди­ей. Вы­ше я упо­ми­нал о том, что неко­то­рые правите­ли ра­ди рож­де­ния на­след­ни­ка да­же шли про­тив со­ве­сти и ка­но­нов Церк­ви. Осо­бен­но тя­же­лой про­бле­мой бы­ла без­дет­ность для кня­зя вре­мен фе­о­даль­ной раз­дроб­лен­но­сти. Каж­дый князь хо­тел, чтобы его сы­но­вья и вну­ки и даль­ше управ­ля­ли его на­де­лом. В про­тив­ном слу­чае по­сле смер­ти кня­зя кня­же­ство мог­ло пе­рей­ти к его род­ствен­ни­кам, ко­то­рые под­час являлись его вра­га­ми. Ни­кто из кня­зей, хо­тя бы из чув­ства от­вет­ствен­но­сти пе­ред на­ро­дом и вве­рен­ны­ми ему зем­ля­ми, не стал бы со­зна­тель­но отказывать­ся от про­дол­же­ния ро­да – да­же ра­ди по­дви­гов це­ло­муд­рия. Очень ма­ло­ве­ро­ят­но, что на это по­шел бы и свя­той Петр Му­ром­ский.

За­ме­тим: факт на­ли­чия де­тей у бла­го­че­сти­вой му­ром­ской че­ты, ко­то­рый поче­му-то от­ри­ца­ют да­же неко­то­рые цер­ков­ные пи­са­те­ли, яв­ля­ет­ся совершен­но неопро­вер­жи­мым с ис­то­ри­че­ской точ­ки зре­ния.

В пер­вой ча­сти ста­тьи я уже го­во­рил об ис­то­ри­че­ской иден­ти­фи­ка­ции святых Пет­ра и Фев­ро­нии, и ис­то­рич­ность этих му­ром­ских кня­зей подтвержда­ет­ся боль­шим ко­ли­че­ством весь­ма ав­то­ри­тет­ных ис­точ­ни­ков.

О де­тях бла­го­вер­ных кня­зей Му­ром­ских сви­де­тель­ству­ют и «Ро­до­слов­ная му­ром­ских кня­зей», и «Ро­до­слов­ная Вла­ди­мир­ско-Суз­даль­ских кня­зей», и «Лав­рен­тьев­ская ле­то­пись», и жи­тия бла­го­вер­но­го кня­зя Свя­то­сла­ва Вла­ди­мир­ско­го и его сы­на бла­го­вер­но­го кня­зя Ди­мит­рия… Кста­ти, свя­той князь Свя­то­слав был зя­тем Пет­ра и Фев­ро­нии, а бла­го­вер­ный князь Ди­мит­рий – их вну­ком.

У Пет­ра и Фев­ро­нии де­тей бы­ло трое: стар­ший сын Юрий, уна­сле­до­вав­ший по­сле смер­ти от­ца его пре­стол, Свя­то­слав и дочь Ев­до­кия. Так­же из­вест­ны име­на их вну­ков: Яро­слав – сын Юрия; Иоанн и Ва­си­лий – де­ти Свя­то­сла­ва – и сын Ев­до­кии Ди­мит­рий.

Князь Юрий при­нял Му­ром­ское кня­же­ство в 1228 го­ду, был сме­лым во­и­ном, сра­жал­ся про­тив морд­вы, со­глас­но Нов­го­род­ской ле­то­пи­си, бил­ся с Ба­ты­ем. В 1230 го­ду он по­гиб, сра­жа­ясь с мон­го­ла­ми.

Свя­то­слав в 1220 го­ду вме­сте с от­цом участ­во­вал в по­хо­де про­тив волж­ских бул­гар. Лав­рен­тьев­ская ле­то­пись го­во­рит, что он умер в 1228 го­ду, на пас­халь­ной неде­ле, за несколь­ко дней до пра­вед­ной кон­чи­ны сво­их ро­ди­те­лей.

Дочь Пет­ра и Фев­ро­нии Ев­до­кия вы­шла за­муж за сы­на Все­во­ло­да Боль­шое гнез­до – кня­зя Свя­то­сла­ва. Кста­ти, ле­то­пись го­во­рит, что ее отец, князь Му­ром­ский, был на этой свадь­бе. У Ев­до­кии ро­дил­ся сын Ди­мит­рий, ко­то­рый по­сле смер­ти от­ца стал кня­зем Юрьев-Поль­ским. Мне уда­лось по­бы­вать в этом чу­дес­ном ма­лень­ком го­ро­де, ныне немно­го за­пу­щен­ном, но по-преж­не­му пре­крас­ном, с древни­ми мо­на­сты­ря­ми, хра­ма­ми и дру­ги­ми па­мят­ни­ка­ми ста­ри­ны. И там хра­нят па­мять о юрьев­ском кня­зе Ди­мит­рии – вну­ке Пет­ра и Фев­ро­нии.

И зять Пет­ра и Фев­ро­нии Свя­то­слав, и внук Ди­мит­рий бы­ли про­слав­ле­ны Цер­ко­вью как свя­тые бла­го­вер­ные кня­зья.

По­че­му же «По­весть о Пет­ре и Фев­ро­нии» не да­ет нам све­де­ний о де­тях свя­тых кня­зей, несмот­ря на то, что их име­на бы­ли очень хо­ро­шо из­вест­ны во вре­ме­на ее на­пи­са­ния? Ду­маю, та­кой про­бел объ­яс­ня­ет­ся до­воль­но про­сто. Жи­тия свя­тых, как пра­ви­ло, со­об­ща­ют о де­тях по­движ­ни­ков то­гда, ко­гда они ка­ким-то об­ра­зом при­ни­ма­ли уча­стие в их по­дви­ге или же са­ми яв­ля­лись свя­ты­ми. В жи­тии Пет­ра и Фев­ро­нии, со­став­лен­ном свя­ти­те­лем Ди­мит­ри­ем Ро­стов­ским, не упо­ми­на­ет­ся об их де­тях ско­рее все­го так­же по этой же при­чине. А свя­ти­тель Фила­рет пи­шет толь­ко об од­ном сыне му­ром­ской че­ты – Свя­то­сла­ве; мож­но пред­по­ло­жить, что он ин­те­ре­сен со­ста­ви­те­лю жи­тия по­то­му, что умер на од­ной пас­халь­ной сед­ми­це со сво­и­ми ро­ди­те­ля­ми.

День кон­чи­ны или име­ни­ны?

Как нам из­вест­но из «По­ве­сти о Пет­ре и Фев­ро­нии», из всех их жи­тий, а так­же из ле­то­пис­ных ис­точ­ни­ков, бла­го­вер­ные кня­зья ото­шли ко Гос­по­ду в один день. Свя­ти­тель Фила­рет, опи­ра­ясь на ис­то­ри­че­ские до­ку­мен­ты, го­во­рит, что по­чи­ли они в ап­ре­ле, на пас­халь­ной сед­ми­це 1228 го­да и, со­глас­но их за­ве­ща­нию, бы­ли по­гре­бе­ны в од­ном гро­бе. Он не упо­ми­на­ет о том, что нера­зум­ные лю­ди хо­те­ли на­ру­шить за­ве­ща­ние свя­тых и по­ло­жить их в от­дель­ных гро­бах, а они каж­дый раз вновь ока­зы­ва­лись вме­сте. Но это со­вер­шен­но не озна­ча­ет, что дан­ный эпи­зод яв­ля­ет­ся вы­мыш­лен­ным: в жи­ти­ях свя­тых мы на­хо­дим опи­са­ние го­раз­до бо­лее ве­ли­ких и непо­сти­жи­мых чу­дес. Жи­тие, со­став­лен­ное свя­ти­те­лем Фила­ре­том, до­воль­но крат­ко; его за­да­чей бы­ло под­верг­нуть «По­весть…» Ер­мо­лая-Ераз­ма кри­ти­че­ско­му ис­то­ри­че­ско­му ана­ли­зу и по воз­мож­но­сти отобрать про­ве­рен­ные и мак­си­маль­но до­сто­вер­ные фак­ты.

По­че­му же мы празд­ну­ем день пре­став­ле­ния бла­го­вер­ных Му­ром­ских кня­зей не вес­ной, в ап­ре­ле, а 25 июня по ста­ро­му сти­лю (со­от­вет­ствен­но, 8 июля по-но­во­му)? Свя­ти­тель пи­шет: «Ес­ли по ле­то­пи­си скон­ча­лись в ап­ре­ле, то 25-й день июня на­доб­но при­знать за день от­кры­тия мо­щей». То есть он по­ла­га­ет, что день празд­но­ва­ния кон­чи­ны свя­той че­ты (чтобы не де­лать его из-за пас­халь­ной неде­ли днем пе­ре­хо­дя­щим) про­сто при­уро­чи­ли к дню об­ре­те­ния мо­щей. Но это толь­ко пред­по­ло­же­ние. Ни во вре­ме­на свя­ти­те­ля Фила­ре­та, ни тем бо­лее в на­ши дни не бы­ло вы­яс­не­но, в ка­кой точ­но день от­кры­ли мо­щи.

По по­во­ду па­мя­ти свя­тых Пет­ра и Фев­ро­нии имен­но 25 июня (8 июля) у ме­ня есть своя вер­сия. Очень ча­сто, ко­гда точ­ный день па­мя­ти свя­то­го нам неиз­ве­стен, празд­но­ва­ние его кон­чи­ны уста­нав­ли­ва­ют в день име­нин. В цер­ков­ном ка­лен­да­ре мы мо­жем най­ти мно­же­ство свя­тых с оди­на­ко­вы­ми име­на­ми, но жив­ших в со­вер­шен­но раз­ное вре­мя, па­мять ко­то­рых при­хо­дит­ся на один и тот же день. 25 июня – это день пре­по­доб­но­му­че­ни­цы Фев­ро­нии де­вы, свя­той IV ве­ка. Она небес­ная по­кро­ви­тель­ни­ца бла­го­вер­ной Фев­ро­нии Му­ром­ской – дру­гой Фев­ро­нии в ме­ся­це­сло­ве нет. А вот свя­тых с име­нем Петр до­ста­точ­но мно­го. По­это­му, не зная точ­но­го дня смер­ти му­ром­ских чу­до­твор­цев, уста­но­ви­ли день их па­мя­ти празд­но­вать 25 июня.

Дни цер­ков­ных празд­ни­ков – это да­ле­ко не все­гда точ­ная да­та ка­ко­го-то ис­то­ри­че­ско­го со­бы­тия. Мы зна­ем, что да­же да­та Рож­де­ства Хри­сто­ва услов­на, а Пас­ха во­об­ще пе­ре­хо­дя­щий празд­ник.

Су­ще­ству­ет аб­со­лют­но лож­ное мне­ние, что день по­чи­та­ния свя­тых Пет­ра и Фев­ро­нии как небес­ных по­кро­ви­те­лей се­мьи и су­пру­же­ства – это со­вер­шен­но но­вое, совре­мен­ное ве­я­ние. Де­скать, за­хо­те­ли при­ду­мать рус­ский ана­лог дню свя­то­го Ва­лен­ти­на, вот и уста­но­ви­ли в 2008 го­ду День се­мьи, люб­ви и вер­но­сти. Да, в на­ше вре­мя день свя­тых Пет­ра и Фев­ро­нии при­об­рел осо­бое зна­че­ние. Стро­ят­ся но­вые хра­мы этим свя­тым, уста­нав­ли­ва­ют­ся па­мят­ни­ки, все боль­ше лю­дей празд­ну­ют их па­мять, а глав­ное – на­чи­на­ют мо­лить­ся им. Но Петр и Фев­ро­ния по­чи­та­ют­ся как по­кро­ви­те­ли се­мьи уже дав­но. В XIX ве­ке свя­ти­тель Фила­рет пи­сал, что свя­тые кня­зья «в жиз­ни сво­ей бы­ли об­раз­цом хри­сти­ан­ско­го су­пру­же­ства, го­то­вые на все ли­ше­ния для еван­гель­ской за­по­ве­ди о неру­ши­мом со­ю­зе. И ныне они мо­лит­ва­ми сво­и­ми низ­во­дят небес­ное бла­го­сло­ве­ние на всту­па­ю­щих в брак. Так по­ка­зы­ва­ют мно­гие опы­ты за­гроб­ной жиз­ни их». И к свя­тым Пет­ру и Фев­ро­нии об­ра­ща­лись за по­мо­щью в се­мей­ной жиз­ни еще за­дол­го до ве­ка XIX-го.

Еще немно­го о ле­ген­дах и ми­фах

Неко­то­рые ис­сле­до­ва­те­ли, в ос­нов­ном фило­ло­ги и куль­ту­ро­ло­ги, лю­бят срав­ни­вать «По­весть о Пет­ре и Фев­ро­нии» с кельт­ски­ми и дру­ги­ми за­пад­но­ев­ро­пей­ски­ми ле­ген­да­ми, осо­бен­но с ро­ма­ном о Три­стане и Изоль­де. И дей­стви­тель­но, при же­ла­нии мож­но най­ти в древ­не­рус­ской «По­ве­сти…» нечто сход­ное с этим ры­цар­ским ска­за­ни­ем. Что это? Дей­стви­тель­но ли «По­весть» Ер­мо­лая-Ераз­ма во­бра­ла в се­бя ев­ро­пей­ские ле­ген­ды, ка­ким-то об­ра­зом про­ник­шие на Русь, или это про­сто слу­чай­ное сов­па­де­ние?

Нач­нем с то­го, что свя­щен­ник Ер­мо­лай со­би­рал ма­те­ри­а­лы для на­пи­са­ния жи­тия свя­тых бла­го­вер­ных кня­зей в му­ром­ских и ря­зан­ских об­ла­стях, то есть в сред­не­рус­ской по­ло­се. Это ска­за­ния да­же не Ки­ев­ской, а Вла­ди­мир­ской Ру­си. Очень слож­но пред­по­ло­жить, что во вре­ме­на, ко­гда про­ник­но­ве­ние ино­стран­цев в цен­траль­ную часть Рос­сии бы­ло ми­ни­маль­ным, во вла­ди­мир­ские края бы­ли за­ве­зе­ны ка­кие-то за­пад­ные ле­ген­ды.

Су­ще­ству­ет нема­ло ра­бот, где при­во­дит­ся срав­ни­тель­ный ана­лиз «По­ве­сти…» и ро­ма­на о Три­стане и Изоль­де. Я про­чел до­воль­но мно­го ста­тей на эту те­му, но ни в од­ной из них не на­шел объ­яс­не­ния этим сов­па­де­ни­ям. Ака­де­мик Д.С. Ли­ха­чев в ра­бо­те «По­весть о Пет­ре и Фев­ро­нии Му­ром­ских» ни­сколь­ко не на­ста­и­ва­ет на ка­ком-то за­им­ство­ва­нии за­пад­ных ле­генд. Он вос­хи­ща­ет­ся «По­ве­стью…», ее уди­ви­тель­ным по­э­ти­че­ским язы­ком, об­ра­за­ми и пи­шет о том, что «есть что-то об­щее… с за­пад­но­ев­ро­пей­ским сред­не­ве­ко­вым по­вест­во­ва­ни­ем о Три­стане и Изоль­де». Но так ли по­хо­жи два этих ска­за­ния?

Я еще раз пе­ре­чи­тал ро­ман о Три­стане и Изоль­де в из­ло­же­нии Жо­зе­фа Бе­дье. Ска­жу чест­но: ес­ли не ста­вить за­да­чи най­ти в нем па­рал­ле­ли с ераз­мо­вой «По­ве­стью…», мож­но во­об­ще не за­ме­тить ка­кой-то общ­но­сти двух этих про­из­ве­де­ний. Во всем ро­мане мне ви­дят­ся толь­ко два эпи­зо­да, сход­ных с те­ми, что есть и в жиз­не­опи­са­нии му­ром­ских кня­зей. Три­стан то­же по­беж­да­ет дра­ко­на и за­боле­ва­ет от его яда, по­ло­жив дра­ко­ний язык к се­бе в кар­ман. Его на­хо­дят без со­зна­ния, при­но­сят в дом Изоль­ды, но ле­чит его не она, а ее мать, ко­роле­ва: имен­но она го­то­вит сна­до­бье, а Изоль­да лишь по­мо­га­ет ей. И вто­рой сход­ный мо­мент – это смерть Три­ста­на и Изоль­ды: они так­же уми­ра­ют в один день. При этом ро­ман Бе­дье – до­воль­но объ­ем­ное про­из­ве­де­ние, в несколь­ко раз боль­ше «По­ве­сти…». Три­стан со­вер­ша­ет раз­ные по­дви­ги (убий­ство дра­ко­на не са­мый глав­ный из них), с ним и Изоль­дой про­ис­хо­дит мас­са со­бы­тий, со­вер­шен­но непо­хо­жих на со­бы­тия жиз­ни Пет­ра и Фев­ро­нии. Сю­жет ле­ген­ды очень хит­ро спле­тен, да и Изоль­да во­об­ще не од­на – в ро­мане це­лых две Изоль­ды. И са­мое глав­ное: «По­весть о Пет­ре и Фев­ро­нии» – это гимн су­пру­же­ской люб­ви и вер­но­сти. Свою лю­бовь су­пру­ги про­но­сят через всю зем­ную жизнь, а по­том име­ют ее про­дол­же­ние в веч­но­сти. А ры­цар­ский ро­ман о Три­стане и Изоль­де – со­всем на­обо­рот: это по­весть о су­пру­же­ской из­мене, о блуд­ной стра­сти. О двух лю­бов­ни­ках, ко­то­рые не мо­гут быть вме­сте и со­еди­ня­ют­ся, уми­рая в один день. Кста­ти, су­ще­ству­ют вер­сии ро­ма­на, из ко­то­рых убра­на эта пе­чаль­ная кон­цов­ка.

Не бу­дем по­дроб­но оста­нав­ли­вать­ся на дра­коне. Ска­за­ния о зме­ях и змее­бор­цах есть у мно­гих и мно­гих на­ро­дов. С дра­ко­на­ми бо­ро­лись не толь­ко на Ру­си и в За­пад­ной Ев­ро­пе, но и в Иране, Ва­ви­лоне, Гре­ции, не го­во­ря уже о Ки­тае, Япо­нии и Ин­дии. С кем толь­ко не срав­ни­ва­ли, к при­ме­ру, свя­то­го Ге­ор­гия, по­бе­див­ше­го змея! От­ку­да бе­рут­ся ска­за­ния о дра­ко­нах, мы уже го­во­ри­ли в пер­вой ча­сти ста­тьи. Змей, дра­кон – лю­би­мая ли­чи­на диа­во­ла в древ­но­сти, по­то­му у мно­гих на­ро­дов дра­кон – во­пло­ще­ние зла (хо­тя и не вез­де; в неко­то­рых стра­нах дра­ко­нов обо­жеств­ля­ли, но, тем не ме­нее, сра­жа­лись с ни­ми). Су­ще­ству­ет и тео­рия о том, что дра­ко­ны – это со­хра­нив­ши­е­ся древ­ние яще­ры.

Го­раз­до важ­нее объ­яс­нить схо­жесть кон­чи­ны пер­со­на­жей кельт­ской ле­ген­ды и рус­ских свя­тых. Но преж­де все­го не бу­дем за­бы­вать, что, в от­ли­чие от вы­мыш­лен­ных ге­ро­ев ро­ма­на, Петр и Фев­ро­ния – ре­аль­ные лю­ди, и их кон­чи­на в один день не вы­мы­сел, а ис­то­ри­че­ский факт. Да­лее: в ро­мане Бе­дье Три­ста­на и Изоль­ду кла­дут спра­ва и сле­ва от ча­сов­ни, а по­том вы­рас­та­ет тер­нов­ник, ко­то­рый со­еди­ня­ет две их мо­ги­лы. И ес­ли здесь это лишь кра­си­вый по­э­ти­че­ский об­раз, то сов­мест­ное по­гре­бе­ние Пет­ра и Фев­ро­нии – это, опять-та­ки, ре­аль­ность: они дей­стви­тель­но бы­ли по­хо­ро­не­ны вме­сте. По при­ка­зу Ива­на Гроз­но­го над мо­ги­лой свя­тых бы­ла по­стро­е­на цер­ковь Рож­де­ства Бо­го­ро­ди­цы. Они ле­жа­ли вме­сте под юж­ной сто­ро­ной церк­ви. Поз­же их мо­щи от­кры­ли и пе­ре­нес­ли в сам храм. Сей­час они по­чи­ва­ют в жен­ском Тро­иц­ком мо­на­сты­ре, ку­да бы­ли пе­ре­не­се­ны уже в на­ше вре­мя.

Что же ка­са­ет­ся мо­ти­ва смер­ти го­ря­чо лю­бя­щих друг дру­га лю­дей в один день, то он не ев­ро­пей­ский и не рус­ский, а все­че­ло­ве­че­ский. К.Г. Юнг на­зы­вал это «кол­лек­тив­ным бес­со­зна­тель­ным». Есть «кол­лек­тив­ное бес­со­зна­тель­ное», при­су­щее от­дель­но­му эт­но­су, а есть об­ще­че­ло­ве­че­ское бес­со­зна­тель­ное. Все че­ло­ве­че­ство со­зда­но Бо­гом как еди­ный че­ло­ве­че­ский род, и при всех эт­ни­че­ских и куль­тур­ных раз­ли­чи­ях у всех на­ро­дов очень мно­го об­ще­го. По­это­му неуди­ви­тель­но, что в по­хо­жих си­ту­а­ци­ях мы оди­на­ко­во мыс­лим и в на­шем со­зна­нии всплы­ва­ют очень близ­кие об­ра­зы. В под­твер­жде­ние то­го, что мо­тив о смер­ти в один день об­щий для со­вер­шен­но раз­ных на­ро­дов, мож­но при­ве­сти по­э­му тюрк­ско­го ав­то­ра XV ве­ка Али­ше­ра На­вои о двух влюб­лен­ных «Лей­ли и Медж­нун». Вот стро­ки из нее, рас­ска­зы­ва­ю­щие об их смер­ти: «Воз­люб­лен­ная ру­ки под­ня­ла, / воз­люб­лен­но­му ду­шу от­да­ла. / Воз­люб­лен­ный скло­нил­ся не ды­ша, / к воз­люб­лен­ной ушла его ду­ша».

Мы зна­ем, что Петр и Фев­ро­ния име­ли го­ря­чее же­ла­ние уй­ти вме­сте и про­си­ли Бо­га, «чтобы в од­но вре­мя уме­реть им». И Гос­подь ис­пол­нил про­ше­ние двух лю­бя­щих сер­дец.

Еще немнож­ко об уди­ви­тель­ных сов­па­де­ни­ях, об­ще­че­ло­ве­че­ских об­ра­зах и кол­лек­тив­ном бес­со­зна­тель­ном. Есть ра­бо­ты по ис­сле­до­ва­нию про­ис­хож­де­ния ми­фов, в ко­то­рых мож­но най­ти очень ин­те­рес­ные срав­не­ния. Вот ев­ро­пей­ская ле­ген­да о ко­ро­ле Ар­ту­ре: в Лон­доне, в цен­тре го­ро­да, бы­ла ча­сов­ня; воз­ле нее ле­жал ка­мень с тор­ча­щим из него ме­чом; меч, ко­то­рый ни­кто не мог из­влечь, вы­нул юно­ша Ар­тур; спу­стя ка­кое-то вре­мя ру­ка Вла­ды­чи­цы озе­ра, по­явив­шись над во­да­ми, даст ему меч Экс­ка­ли­бур. А те­перь вьет­нам­ская ле­ген­да: дво­ря­ни­ну Ле Лою ду­хи по­ве­ле­ли воз­гла­вить вос­ста­ние про­тив ки­тай­ских за­хват­чи­ков; из озе­ра, воз­ле ко­то­ро­го он жил, вы­плы­ла ги­гант­ская че­ре­па­ха с ме­чом во рту. Ге­рой бе­рет этот меч, с по­мо­щью чу­дес­но­го ору­жия про­го­ня­ет ки­тай­цев и ста­но­вит­ся ко­ро­лем. По­хо­же? Это бу­дет по­кру­че, чем Три­стан и Изоль­да.

* * *

Под­ве­дем неко­то­рые ито­ги. «По­весть о Пет­ре и Фев­ро­нии Му­ром­ских» – пре­крас­ное и весь­ма по­учи­тель­ное про­из­ве­де­ние древ­не­рус­ской сло­вес­но­сти. За ве­ка «По­весть…» проч­но во­шла в цер­ков­ный оби­ход и поль­зу­ет­ся боль­шой по­пуляр­но­стью и ав­то­ри­те­том у пра­во­слав­но­го на­ро­да. Да, она не во­шла в ма­ка­рьев­ские Че­тьи-Ми­неи, но бы­ла вклю­че­на в дру­гие сбор­ни­ки жи­тий, та­кие как Го­ду­нов­ские и Ми­лю­тин­ские Ми­неи.

Мы не на­хо­дим в ней ка­ких-то яв­ных неле­по­стей и ис­ка­же­ний цер­ков­но­го уче­ния. Мож­но ска­зать, что един­ствен­ной фак­ти­че­ской ошиб­кой «По­ве­сти…» яв­ля­ет­ся пу­та­ни­ца с кня­же­ски­ми име­на­ми.

Цер­ковь – это жи­вой ор­га­низм, она са­ма от­тор­га­ет все вред­ное и при­ни­ма­ет то, что при­но­сит поль­зу.

Со­став­ляя жиз­не­опи­са­ния свя­тых, ни­кто и ни­ко­гда не стре­мил­ся к аб­со­лют­ной, до­ку­мен­таль­ной точ­но­сти. Важ­но бы­ло дру­гое: ду­хов­ная до­сто­вер­ность жи­тия. В «По­ве­сти…» от­ца Ераз­ма мно­го ли­те­ра­тур­но­сти, но ведь и зна­ме­ни­тые «Жи­тия свя­тых» свя­ти­те­ля Ди­мит­рия Ро­стов­ско­го то­же весь­ма ли­те­ра­тур­ны. Ли­ри­че­ские от­ступ­ле­ния, по­дроб­но­сти, диа­ло­ги, мо­лит­вы, ко­то­рые он вла­га­ет в уста свя­тых, име­ют яв­но ху­до­же­ствен­ный ха­рак­тер. Кро­ме ис­то­ри­че­ских дан­ных в его жи­ти­ях об­шир­но ис­поль­зу­ют­ся и на­род­ные ска­за­ния о по­движ­ни­ках.

На ди­мит­ри­ев­ских Че­тьях-Ми­не­ях вос­пи­та­ны мно­гие по­ко­ле­ния на­ших пра­во­слав­ных пред­ков. Лю­ди ве­ка­ми чи­та­ли жи­тий­ную ли­те­ра­ту­ру и по­лу­ча­ли ду­хов­ную поль­зу. «По­весть о Пет­ре и Фев­ро­нии» то­же при­но­сит мно­гим на­зи­да­ние, ду­хов­ное уте­ше­ние и слу­жит учеб­ни­ком су­пру­же­ской люб­ви и вер­но­сти.

Про­то­и­е­рей Па­вел Гу­ме­ров

Православие.ru