АКАДЕМИЯ ПЕЧОРСКИХ СТАРЦЕВ

Оказывается, иной раз разглядеть мир небесный удобнее из глубины пещеры. В окружении десятков погребенных подвижников и простых мирян, чьи тела не источают запаха тления, – и воздух кругом чист и свеж, – в приятной прохладе, в темноте подземелья как-то естественно даются человеку мысли о том, что прах он и в прах возвратится. В пещерах Псково-Печерского монастыря ум становится яснее, взгляд глубже, сердце покойнее.

Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь уникален уже тем, что ни разу не закрывался. Традиция монашества, старчества не прерывалась здесь насильственно в годы советского атеизма, как это трагически случилось практически со всеми монастырями Русской Церкви. Дух обители, ее уклад, отношения наместника с братиями, общение между насельниками – все это драгоценное сокровище, которое Бог по Своему особому Помыслу сберег здесь, в небольшом городке Печоры, на самом западном порубежье России.За этим нетронутым сокровищем сюда и устремляются тысячи паломников. Едут не только с востока, то есть почти со всей остальной России, но и со всех мест канонической ответственности Московского Патриархата. Много в Печорах паломников и туристов с западной стороны – из Прибалтики, до которой рукой подать, да и всей Европы.

Псково-Печерский монастырь расположен на стыке государственных границ, границ цивилизаций. Это положение как бы подчеркивает его неземное гражданство, вознесенность горе. Нет здесь материковой прочности Урала и Сибири, с Балтийского моря приходят ветры Европы, так что земному в Печорах не веришь, остается только корнями врастать в небесное. Так поступали и подвижники этих мест более полутысячи лет.

Впрочем, корни уходят и в глубь земли – но направление это не люди выбирали, а Бог указал. Потому что пещеры местные – «Богом зданные», то есть данные самим Господом свыше. И в пещерах – надежнее, основательнее, чем на равнинах большой дороги с Востока на Запад и обратно.

Глубокая, незыблемая тишина этих пещерных «улиц», не нарушаемая даже десятками идущих по песку паломников, их постоянный «микроклимат» – зимой и летом одна температура, одна влажность – будто вновь свидетельствуют: есть в жизни изменчивое, преходящее, а есть – Вечность.

«Опорный пункт»

История монастыря начинается в 1473 году, с момента освящения преподобным Ионой Успенской церкви, выкопанной в песчаном холме у ручья Каменец. Этот ручей сохранился до наших дней и протекает аккурат под громадой обители.

Однако и до указанного момента на святом месте происходили знаменательные события. Так, согласно летописи, в конце XIV века изборские охотники – отец и сын Селиши – слышали «гласы поющих неизреченно и прекрасно» у ручья Каменец, а также ощутили благоухание, подобное фимиаму. Вскоре местный крестьянин Иван Дементьев, приобретший эти земли по жребию, рубил лес на склоне горы. Под корнями одного из поваленных деревьев открылся вход в пещеру, а над входом надпись: «Богом зданныя пещеры».

В этих местах жили выходцы из Киево-Печерского монастыря, переселившиеся в псковские земли в поисках убежища от частых набегов крымских татар. Сохранилось имя лишь начального инока – преподобного Марка.

Сам будущий преподобный Иона был до пострига священником в Георгиевском храме Юрьева Ливонского (нынешний город Тарту), по имени Иоанн, по прозвищу Шестник, то есть пришелец, потому как пришел в Ливонию из московских пределов с миссией.

Вместе с семьей – женой Марией и детьми – отец Иоанн переселяется в Псков, спасаясь от немецко-латинянских гонений. Узнав о чудесных пещерах, они обживают их окрестности. Тяжко заболевшая Мария решает принять монашеский постриг – так монахиня Васса становится первой насельницей монастыря. Ее примеру вскоре последовал и супруг.

Преемник Ионы, иеромонах Мисаил, выстроил на горе кельи и храм, но вторгшиеся лифляндцы сожгли деревянные постройки, разграбили все ценности. Однако тут произошло чудо: изшедший из алтаря храма огонь изгнал захватчиков из обители.

Набеги происходили регулярно: монастырь воспринимался не столько местом монашеских подвигов, сколько опорным пунктом русского влияния в регионе.

Расцвет обители связан с игуменом преподобномучеником Корнилием. В 1541 году он соорудил трапезную Благовещенскую церковь, расширил Успенский собор, прокопал далее монастырские пещеры. Всего за семь лет – в 1558–1565 годы – были воздвигнуты вокруг монастыря каменные стены, что являлось редкостью в те времена. В 1570 году обитель-крепость посетил царь Иоанн Грозный. Охваченный «манией вездесущей измены», он не принял игуменского приветствия и, согласно преданию, тут же, у врат монастыря, обвинил Корнилия в государственной измене (в частности, в укрывательстве беглого князя Андрея Курбского) и привел смертный приговор в действие. Правда, как это часто бывало, царь в это же мгновение раскаялся и понес тело убиенного игумена в Успенский собор. С того дня путь от надвратного Никольского храма до Успенской церкви именуется «Кровавой дорожкой».

Каменные стены весьма пригодились и служили обороне вплоть до заключения Ништадтского мира в 1721 году. Обитель выдержала осаду польского короля Стефана Батория (1581), шведского короля Густава II Адольфа (1611–1614, с перерывами) и шведского короля Карла XII (1703).

В 1758–1759 годах над Успенским храмом была возведена Покровская церковь, в 1792–1800 годах построена церковь в честь Лазаря Четверодневного, в 1815–1827 годах – Михайловский собор в память избавления Пскова от наполеоновских войск, в 1870 году устроена Сретенская церковь.

С 1785 по 1824 годы в обители подвизался преподобный Лазарь Прозорливый, находившийся «как бы совершенно мертвым» трое суток. В 1822 году с ним беседовал император Александр I.

Лихое столетье

В 1920 году Печерская обитель по Тартускому мирному договору была отнесена к Эстонии и пребывала ее частью до присоединения Эстонии к СССР в 1940 году. Этот факт – в иных случаях весьма скорбный – на самом деле сохранил обитель от антирелигиозных гонений и разрушений большевистской власти.

Но началась самая кровопролитная война в истории человечества. После немецкой оккупации Псково-Печерский монастырь продолжал оставаться в двойном подчинении: митрополиту Таллинскому Александру (Паулусу) и Экзарху Прибалтики митрополиту Сергию (Воскресенскому).

С 1940 года и до октября 1941 года наместником монастыря являлся архимандрит Парфений (Шатинин). После него руководство принял игумен Павел (Горшков), управлявший монастырем до ареста советскими спецслужбами в конце 1944 года.

Весной 1942 года в монастыре поселился оказавшийся на оккупированной территории схиепископ Макарий (Васильев).

C августа 1941 по февраль 1944 года братия монастыря вместе с игуменом Павлом (Горшковым) участвовали в Псковской православной миссии, целью которой было возрождение духовной жизни на захваченных немцами территориях. Священнослужители оказывали внешнюю лояльность оккупационному режиму для возможности совершать богослужения. Есть свидетельства, что в Псково-Печерском монастыре разыскиваемых гестаповцами людей прятали под куполами.

После освобождения советскими войсками Псковщины игумен Павел (Горшков) был включен в комиссию по расследованию преступлений оккупантов. Однако в октябре 1944 года его неожиданно арестовали по обвинению в сотрудничестве с оккупантами. Осудили на 15 лет за антисоветскую деятельность. Умер он в 1950 году. Реабилитирован в 1997 году.

«Прислушайтесь!»

Наш провожатый – игумен Хрисанф, катехизатор с большим стажем. Он же частично отвечает в обители за внешние сношения, в частности взаимодействие со СМИ. Поэтому мы – по его части.

Первое место, куда обычно отправляются паломники, – сами пещеры, отмеченные и в названии обители.

Мы побывали в монастыре в середине декабря. Нас ждало не только полное отсутствие снежного покрова, почти положительные температуры, но и не очень большое количество прихожан и туристов. Это было, прямо сказать, весьма кстати для нас. В противном случае появление журналистов могло остаться незамеченным – настолько здесь в пиковый период обильно людей, что нагрузка на всю братию, разумеется, возрастает в разы. Но здесь всем гостям всегда рады.

В пещерах также почти нет экскурсий – можно свободно пройтись по подземным улочкам (в сравнении с зимней погодой здесь тепло), помолиться, просто помолчать. Но мы на задании, поэтому говорим.

– Отец Хрисанф, как копаются эти могильные ниши в стенах пещер? Есть какая-то специальная технология?

– Да нет, думаю, технология обычная для подобных случаев: пешнами разбивается песчаник, вынимается грунт лопатами, потом снова рыхление, вынос лишнего объема песчаника. Обычно это делают два-три человека, одни и те же. Вообще понятно, что процесс требует много усилий и при этом весьма деликатный – место святое, кому угодно это дело не поручишь.

– Кого сейчас здесь хоронят?

– Отдельные захоронения для духовников, а для братии вообще есть свое большое захоронение.

– На данный момент какое захоронение самое позднее?

– Отца Нафанаила, казначея обители. Для него новую нишу не копали, гроб вложили в уже имевшуюся, но ее лицевую часть заменили.

Над тобой – цельная громада песчаника. Ничего нигде не сыпется, но, тем не менее, песчаник – это не гранит.

– Были ли здесь аварийные ситуации?

– Нет. Постоянный мониторинг стен ведут специалисты из Санкт-Петербурга.

Воздух-то в пещерах чист и свеж – это правда, и запаха трупного разложения в себе нисколько не имеет, чему удивляться не перестаешь. Но если в намоленном подземелье набирается слишком много народу, то воздух не успевает естественным образом вентилироваться и концентрация кислорода снижается. Это заметно по слабо горящим и стремящимся то и дело потухнуть свечам.

– Кстати, вопрос отсутствия характерного для столь многочисленной усыпальницы смрада как-то интересует ученых? Они пытаются это объяснить с научной точки зрения?

– Такие попытки рационального объяснения были во времена Хрущева. Однако присланной комиссии пришлось констатировать факт, что научно этот феномен никак не объясним. Такие результаты, конечно, подрывали веру во всесилие науки и не соответствовали тогдашнему политическому курсу. Поэтому они замалчивались. Больше никаких исследований не проводилось.

Отец Хрисанф продолжает экскурсию по подземному некрополю:

– Само братское кладбище было устроено, как считается, в 1700 году. И со временем оно наполнилось до предела. А старое – то, что основано ранее 1700 года, – было расчищено, дерево там рассыпается. И теперь братию мы хороним в старом, которое таким образом стало новым. Почему мы думаем, что это 1700 год? Потому что тогда вышел указ царя Петра I о том, чтобы православных людей хоронили в тесаных гробах, а не в колодах, как было ранее. С каждого гроба брали налог. Так утилитарная задача пополнения казны помогла посчитать, сколько здесь захороненной братии.

Табличек – кто именно, годы жизни – в большинстве случаев нет.

– Да, мы ставим гроб и молимся: «Упокой, Господи…» Потому что нахождение здесь – это только до Страшного суда, а там мы все узнаем друг друга.

Во влажности дерево все равно разрушается, и верхние гробы давят нижние, сминая их. Навести порядок в таких условиях, понятно, почти невозможно.

Иногда могилы навещают родственники насельников, местные священномонахи служат панихиды.

– Стойте. Тише. Прислушайтесь.

20 секунд стоим молча, ничего не слышим.

– Вот ради этого мы сюда так часто приходим. Ради тишины.

Впрочем, есть среди паломников и те, кто неблагосклонно относится к экскурсиям по фактически кладбищенским улицам пещер. Но такова многолетняя традиция монастыря, приносящая духовную пользу верующим. По заметно закопченным стенам становится ясно, что поток верующих сюда не иссякает…

На дровах

Максимальное количество действий в монастыре можно отыскать чаще всего на кухне. Здесь и звуки стука половников о большие кастрюли, и шипение жарки, и густые ароматы, и обмен фразами о текущем процессе. Почти непрерывно и почти всегда звучно. Яркий диссонанс с пещерами.

Монах Евтихий, келарь. Родом из Волгограда, в монастыре с 2000 года:

– Старец Василий (Швец) как-то приехал к нам в город и сюда нас позвал. Благословил остаться здесь. А в миру… в миру, как обычно, выбор был: что делать дальше? Работа у меня была хорошая, занимался коммерцией. Но потом мне так все это надоело, просто невыносимо. Помню: еду на работу, а состояние такое, будто меня на смертную казнь ведут. Ну и бросил все. На приходе в Волгограде два года жил, трудился, молился.

– То есть к монастырю более-менее подготовились?

– Ну, скажем так, никаких неожиданностей здесь для меня не оказалось. Послушание, молитва, труд.

– Семьи у вас не было?

– Нет. Все собирался. Квартиру, машину купил, то есть экономически все было готово. Вот только с невестой никак не определялось. Так и не определилось. В итоге я здесь.

– Знаю, что в монастыре готовят на дровах.

– Да, готовим на дровах, это наша традиция, завещанная старцами. Поэтому отключения электричества мы не боимся. Супы варим – щи, рассольники; каши – гречка, перловка; грибная подливка, в воскресные дни – жареная рыба. Часть рыбы покупаем у рыбаков с Чудского озера.

– Готовите из учета того, что всего вас здесь…

– Из учета того, что всего нас здесь 78 насельников. Но мы еще человек 200 кормим благотворительными обедами. Каждый день.

– Есть у Псково-Печерского монастыря фирменное блюдо?

– Трудно сказать… Простая здоровая пища – вот наша традиция. Хлебы печем большие – 80 на 40 см. За неделю съедается 40 таких батонов. Но у нас ведь еще паломнический центр хлеб берет и гостиницы. Квас делаем, покупаем для этого на заводе квасное сусло. Все на дрожжах у нас.

– То есть бывшую недавно модной тенденцию бояться дрожжей вы не разделяете?

– Нет! Это не про нас. У нас все идет своим чередом, главное – про молитву не забывать. И кушать все по благословению. А по большим праздникам и в воскресные дни у нас чин о панагии совершается.

За спиной отца Евтихия пробегает то один брат, то другой с вопросами касательно будущего обеда. Отец Евтихий – человек занятой, скоро вон рыбу с Чудского привезут, принимать надо. Не до разговоров ему. Ладно, мы тоже на обед пойдем.

На некоторое время покидаем пределы обители и направляемся в губернский центр – Псков. Чудом сохраненные храмы в центре города, Псковский Кром (Кремль), Довмонтов город, река Великая – без этого старинный град потерял бы свое историческое лицо. Но лицо это – даже сквозь серую зиму, советскую застройку и новые высотки – все равно обретается.

На берегу Великой, несущей свои воды в Балтику, по-над стенами Старого города, глядя с которых вспоминаешь его военное прошлое, приютилось подворье Печерской обители.

Территорию подворья в советское время и до последнего момента занимал областной онкологический диспансер. На сегодня де-юре историческая справедливость восторжествовала и территория диспансера возвращена Церкви, но в помещениях продолжает работу больничный стационар с некоторым количеством пациентов.

– Как вообще складываются отношения с музейным сообществом, которое – так уж получилось – когда-то заняло многие церковные пространства?

– У нас в области, в епархии, слава Богу, отношения совершенно конструктивные, действительно есть взаимопонимание. Вообще закон-то прост на самом деле: для того, чтобы музей или санаторий, допустим, освободили территорию, епархия должна найти ему равноценную замену. Когда такая замена найдена, то, по большому счету, никаких трудностей уже не возникает.

На подворье будет действовать паломнический центр и частично будут проводиться занятия кафедры теологии.

А на самой кафедре теологии Псковского государственного университета в момент нашего там появления – в разгаре заседание преподавательской корпорации с участием наместника монастыря архимандрита Тихона и некоторых насельников обители. В самом ПГУ стараниями митрополита Псковского и Порховского Евсевия был открыт храм.

Плеть для доброго пастуха

Следующий день было решено начать с «дружного мычания». Обоняние нас не подвело: впереди коровник.

Владимир, трудник:

– Правило простое: как ты к коровам, так и они к тебе. Если ты их любишь, ласкаешь, заботишься о них, они это точно чувствуют и к тебе относятся так же. У нас один послушник был, он коров бил. Одна ему доильный аппарат опрокинула. Но он наш монастырь покинул. Нельзя так с коровами – они существа добрые, мягкие.

– Уход тщательный требуется?

– Следить надо внимательно, чтобы вымя чистое было. А иначе может грязь всякая или еще что-нибудь, чего в коровнике много, в молоко попасть. Потом кто это молоко пить будет?

Владимир ласково хлопает коровку:

– У нас есть свой дояр, инок Георгий. Его брат – монах Кирилл – тоже коровами занимается. Ночью дежурит, охраняет, кормит. Они оба из Чувашии приехали. А всего нас четыре человека на коровнике занято, иногда трудника дают в помощь на некоторое время.

– А какие форс-мажорные случаи могут ночью с коровами произойти?

– Да всякое может быть! Заболеть может: переесть, например. Оглянуться не успеешь, а она с раздутым брюхом лежит – объелась уже из тазика корма! И все, ее лечить надо, отца Афанасия вызываем. Аппетит у них часто совершенно неконтролируемый, в поле как танки идут, съедают все на своем пути, даже мусор иногда. Бутылку пластиковую ухватит и жует! А чтоб отнять – это побегать за ней надо.

За всеми не набегаешься…

– Раньше 20 голов было, сейчас 9. Нам этого вполне хватает, остальных фактически раздали тем, кому они нужнее. Из молока стараемся сыр делать, творог вкусный получается, сметана. Но братия съедает очень скромную часть молочных продуктов.

Владимир выводит трех буренок на огороженный пятачок – небольшой загончик. Ноги размять, воздухом подышать.

Гордость стада – бурая латвийская порода, мясомолочная. Жирность их молочка – 5%.

Отец Афанасий, ветеринар по образованию:

– Таких пород даже в Латвии-Эстонии почти не осталось, да и у нас на Псковщине они переводятся, потому что при всей своей адаптированности к местности, с точки зрения экономической целесообразности, дают молока маловато.

– Вы как «скорая помощь» для коров?

– Да, лечим, когда надо: бывают у них неприятности. Если переедание, то обычно кваса им даем. Если хромает, то тут разные варианты помощи возможны.

На первый план в мизансцене выходит отец Кирилл, с широкой белоснежной бородой и такой же широкой улыбкой. В руках у него «оружие» пастуха – мощный кнут. Расположившись в центре загона, он делает круговой взмах плетью (тот пролетает в критической близи с камерой нашего фотографа) и звучно, сильно щелкает ее концом над самой своей головой. Потом еще раз и еще. Щелчки звучат, как выстрелы. Что ж, плеть доходчиво намекает, что такого пастуха лучше слушаться.

Сам «мастер кнута» скромно умалчивает, но рассказывают его собратья, что таких пастухов, как отец Кирилл, считай, в России-то единицы. Всю жизнь он ведет за собой коров. В мороз, в жару. Бесценный опыт. Будет ли он передан?..

– Что едят? Осоку не будут. Любят клевер, ветловник – очень хороший, питательный.

– Такого качественного корма достаточно в окрестностях?

– Нет! Хорошей травы очень мало осталось, еще где-то на опушках коровки себе пропитание найдут, а если не озаботиться поиском места прокорма, то и голодные могут вернуться. А вообще формула питания такая: 2 часа интенсивного жора утром, 2 вечером – и довольно будет.

Отец Кирилл в монастыре уже 22-й год.

– Какие приметы, что буренки сыты? Начинают лизать друг друга, играть.

– Если сжато и емко (как инструкция для новичков), то каковы правила хорошего пастушества?

– Чужих коров не приучать, в чужие огороды не загонять. Если потравят твои коровы чужие наделы – это твоя головная боль, придут жаловаться.

Упитанный игривый бычок проявляет неподдельный интерес к нашему фотографу, стоящему внутри загончика. Автор этих строк, предусмотрительно стоя вне загона, проявляет неподдельный интерес к этой сцене. На фоне зрелища отец Кирилл начинает рассказ о психологии быков.

– Бык – это особая история. Он «чужаков» за версту чует, агрессию по отношению к себе. Такого бык может повалить с ног и начать катать. Это катание по земле часто оканчивается трагически.

Отец Афанасий подтверждает:

– Да, у быка же прекрасная реакция. Умножить это на его мощь, скорость – он может разгоняться до 40 км/ч. В результате человек, даже самый спортивный, просто физически не успеет подняться. Пока ребра не переломает бедняге, бык не успокоится, а то и вовсе затопчет человека.

Монастырский бык никого катать желания не имел. Это была очень хорошая новость для нашего фотографа.

Отец Кирилл не может не вспомнить эпизод из профессионального прошлого:

– В колхозе до 300 голов пас. Был у меня напарник. Дал ему кнут. А он ни кнутом работать не умеет, ни с быком поладить – боится. Бык его и повалил, катать начал. Насилу того работничка спас. Спрашиваю: «Тебя кто заставил коров пасти?» – «Жена…» Вот так, без любви, без желания нельзя на такую работу идти…

Подъемная сила

Вверх по склону оврага – тут разместился хозяйственный двор. Раньше хозяйственные службы с инвентарем внутри обители располагались, но возросшее хозяйство в монастырские стены уже не помещалось.

Отец Хрисанф поясняет:

– Здесь различная строительная техника базируется: краны, грузовики, самосвалы, даже бульдозеры есть. Она задействована на строительстве храмов, паломнических центров, гостиниц, других объектов монастырской инфраструктуры. Для того, чтобы реализовать множество планов, необходимо иметь такую технику – это снижает затраты на выполнение работ.

– То есть капитальное сооружение своими силами?

– Ну, частично своими, частично подключаются мирские специалисты – строители, прорабы.

Есть еще пилорама, выпиливающая доски для дальнейшей сборки мебели паломнического центра. В столярном цеху работают местные умельцы, могущие собрать любую мебель. Столам и диванам из магазина они не доверяют. Рассказывают между делом о том, что раньше Печоры были прекрасным, образцовым городком с высокой культурой, чистым, ухоженным – любо-дорого посмотреть. Кризис 1990-х сильно перекосил жизнь городка не в лучшую сторону. Монастырь стал для Печор «градообразующим предприятием».

Для воинов Христовых

Бывшая воинская часть Печор несколько лет назад была передана монастырю. Некогда передовую и современную часть постиг тот же кризис, спровоцированный развалом Союза.

Теперь в главном здании на втором этаже располагается храм Всем святым. А Знамя части передано в архив, сама часть расформирована.

Сюда ходят местные жители, которым трудно добираться до монастыря. Зал для собраний сохранил свою функцию, в нем регулярно проводятся духовные беседы со всеми желающими. А многие из работающих в паломническом центре – военные в запасе, которые ранее служили в части. К ее перерождению относятся благожелательно – они люди верующие.

Кроме всей необходимой гостиничной инфраструктуры на территории центра возводится собор. А также действует многофункциональный зал, где проводится военно-патриотическая, спортивная и воспитательная работа с печорской молодежью.

Келья старца Симеона

Она находится фактически в тех же пещерах. Когда он только пришел в нее, здесь было холодно и сыро, условия были суровыми. Отец Симеон – будущий преподобный старец – сам привел все в порядок.

Здесь маленькая кухонька, место для хранения дров, есть и комната для приема паломников. В «зале» – личные вещи преподобного, иконы, облачения, фотографии разных лет.

В келье можно увидеть и интересную деревянную модель храма авторства отца Серафима (Розенберга)– внутри все как в настоящей церкви: алтарь, иконы, даже лампады горят.

В житии святого Симеона (биографию он написал сам в зрелые годы) есть много примечательных эпизодов. В родительский дом часто приезжал монах Крыпецкого монастыря Корнилий (ныне причислен к лику святых Псковской земли). Отрока Василия (так звали святого в миру) брал с собой на сбор средств монастырю и всегда точно предсказывал, где дадут, а где – нет.

В 10 лет Василий нашел большой камень в поле и стал творить на нем молитву, подражая преподобному Серафиму Саровскому.

В 20 лет он изъявил желание поступить в монастырь, но отец не соглашался, решив его женить. Василий воспротивился. В итоге он выстроил себе отдельный домик в родительской усадьбе, где жил и молился в уединении до 25 лет.

Но вскоре произошел удивительный случай. В дом родителей пришел некий старец Симеон, почитавшийся за блаженного, и заявил отцу, что «пришел сюда умирать». Василий спросил у старца благословения на монастырь. Вместо ответа Симеон взял веревку, начал бить ею Василия, выгнал из дома и гнал его до конца деревни, а потом вернулся, лег на лавку и умер. Все свидетели восприняли это как однозначное указание на монашеский путь задержавшегося дома взрослого сына. Вскоре и отец смирился и отпустил Василия в Псково-Печерскую обитель.

В 1896-м Василий стал послушником монастыря, в 1900-м принял постриг с именем Вассиан, через год рукоположен в иеродиакона. Отец Вассиан обильно потрудился для восстановления монастырского хозяйства. После революции настоятель обители епископ Иоанн (Булин) хотел поставить отца Вассиана наместником монастыря, но тот по смирению отказался и просил постричь его в схиму. В 1927 году его желание исполнили: он был пострижен с именем Симеон и назначен духовником братии и паломников. Кельей его стала сырая пещера, которую мы и посетили. При этом настоятель сказал: «Здесь и умрешь». Так и случилось.

В первую же ночь схимнической жизни явились ему видимым образом злые духи и хотели прогнать из кельи, устрашить. Старец только молвил: «Господи, прими дух мой». Эти «посещения» происходили и далее, но отец Симеон научился их преодолевать силою Божией.

Господь даровал рабу Своему дар прозорливости и врачевания, впрочем, свои дарования он скрывал, приписывая свои способности простой житейской мудрости и опытности.

Старец говорил: «Всяческой малостью, суетой, неведением, слепотою люди омрачают чудо: дивный дар Господень – человеческая жизнь! Не купишь ее, не заработаешь!.. Радость, радость, великая радость!..»

Преподобный ждал смерти по Божиему откровению 2/15 января 1960 года, в день памяти Серафима Саровского. Однако наместник архимандрит Алипий забеспокоился, что его кончина может вызвать переполох в день праздника Крещения Господня, и попросил старца, чтобы тот помолился об отсрочке кончины. «Хорошо. Ты наместник, а я послушник, пусть будь по-твоему», – ответствовал смиренный старец. Почил он в крещенский сочельник, а хоронили его уже после праздника Крещения.

1 апреля 2003 года состоялось прославление иеромонаха Симеона в лике преподобного – местночтимого святого Псково-Печерского. Его мощи хранятся в Сретенском храме монастыря.

Мыслить нематериально

В небольшом отдалении от монастырских стен изящно расположен бывший усадебный дом баронессы Софьи Михайловны Бюнтинг. Его вид таков, что почему-то ожидаемо встретить здесь иконописца за работой.

Иеродиакон Авель:

– Уверовал в 19 лет, познакомился в Херсоне с батюшкой, который был духовным чадом отца Иоанна (Крестьянкина). Приехал в монастырь впервые в 1991 году, пообщался с известным старцем. В 2003 году он меня благословил готовиться к монашеству – до этого я 11 лет прожил в приходе под Николаевым. В 2006-м постригли в монашество.

Мой отец – художник, жили мы в Одессе, пошел учиться в художественное училище. Уверовав, я отверг все мирское, в том числе искусство на светские темы. Ушел из училища. Для папы все мои метаморфозы стали шоком, оно и понятно: он столько сил в меня вложил. Теперь-то я понимаю, что моя ревность была не по разуму, надо было быть спокойнее и тактичнее. Но, тем не менее, после этого долгое время не брал в руки кисти и краски.

Потом я понял, что это было все по Промыслу Божию: во мне должны были выветриться те дрожжи мирского искусства, которые в меня вложили на первых порах. Потому что прежде, чем перейти к иконописи, надо очиститься от светской школы. Надо научиться мыслить и видеть нематериально. Это путь собственного духовного преображения, молитвы, мучительного труда.

Даже когда мне предлагали раньше писать иконы (для храма), я отказывался, потому что просто физически не мог приступить к этому – был не готов. И первые три года здесь, в монастыре, я даже никому не говорил, что имею хоть какое-то отношение к художественному искусству.

Потом начал потихоньку. Получалось не сразу, давалось все тяжело, да и сейчас не менее тяжело. Я ведь еще служу. Не получается так просто – прийти со службы и начать тут же писать образ. Это слишком большое напряжение сил.

В память о прошлом

Ризница обители оформлена в царском стиле, своим антуражем в чем-то напоминая Грановитую палату в Кремле.

Архимандрит Марк, помощник древлехранителя:

– Монастырская ризница начала собираться издревле. В середине XX века некоторое время сокровища находились в Германии – их вывезли нацисты с целью «сохранить произведения искусства от большевиков».

Здесь хранятся рукописные книги XVI века (переписывание книг было делом монашеским), богослужебные (Минея, Евангелие), деревянные богослужебные сосуды. А также личные предметы царя Иоанна Грозного: походные приборы – ковши, вилочка, ложка, кстати, очень изящной работы, что говорит не только о материальном статусе их обладателя, но и о его характере и воспитании; мошна – кошелек, его пороховница (носимая на груди), горн – сигнализатор всех важных собраний и критических ситуаций; плащаница, вышитая его женой Анастасией Романовой. Вышивалась она с образца XII века (плащаница не традиционна для своего времени, так как выполнена в динамической стилистике – сюжет передает процессию погребения Христа в пещере).

***

Разумеется, «результат» встречи с монастырем во многом зависит от духовного настроя самого паломника. Ожидать сразу же столкнуться с прозорливым старцем и решить «с его помощью» какие-то личные проблемы – это один настрой. Просто приехать «посмотреть, походить» – совершенно иной. Впрочем, присутствие Божие и покровительство старцев – как уже почивших, так и здравствующих – чуткий человек ощутит в любом случае.

Пройдя вдоль и поперек, вряд ли мы смогли проникнуть в глубину монастырской жизни. Она глазом не видится, камерой не фотографируется, даже в разговорах тщательно скрывается.

Часто благодать места начинаешь ощущать, когда уже окажешься вне его. Удаляясь от древних стен, от сокрытых в глубине пещер, постепенно представляешь себе всю осмысленность этого дивного места, стройность монашеской жизни, порядок и дисциплину, которыми так обильно питается и мир вокруг него. И как бы устоял мир без молитвенного подвига монаха?

Псково-Печерский монастырь – это обитель, вобравшая в себя духовную крепость многих поколений подвижников и дарящая эту прочность всем с верою сюда приходящим.

Сергей Кириллов

Журнал «Монастырский вестник» – № 2 за 2017 год