Что нас делает полноценными членами Церкви? Приобщение ко Христу через таинства Крещения, Миропомазания и Причащения. Об этом глубинном, истинном смысле таинств говорил митрополит Антоний Сурожский, рассуждения которого мы приводим в настоящей статье.
Совершение проскомидии. Митрополит Антоний Сурожский.
Митрополит Антоний Сурожский в своих беседах часто говорил о непреходящем значении для каждого христианина таких таинств Церкви, как Крещение, Миропомазание и Приобщение Святых Тайн. Он утверждал, что к ним нельзя приступать, не желая вдумываться в их смысл. По убеждению владыки, когда человек приходит и выражает желание креститься, священник не имеет права просто его крестить без дальнейшего рассуждения или рассмотрения. Бывает, что кто-то хочет креститься, ибо чувствует, что, живя в обществе крещеных людей, сам как-то стоит особняком. Владыка Антоний приводил в пример человека, который ему сказал: «Я хочу креститься». И на вопрос: «Почему?» — ответил: «Я же не собака!..» Этого безусловно недостаточно. Все-таки так не крестятся.
Есть люди, которые хотят креститься с минимальным пониманием происходящего, недостаточным для того, чтобы у них душа раскрылась тому, что совершается. Любой человек может понять, что если между ним и другим человеком не установятся отношения уважения, любви, желания быть воедино, то нельзя говорить об их внутреннем единении и взаимопонимании. Точно так же мы не можем стать едиными со Христом, когда думаем только о себе или когда для нас Крещение является чисто формальным и общественным действием.
Митрополит Антоний указывал, что не любил и большей частью отказывался крестить детей в семьях, которые сами не живут ни в какой мере христианской жизнью, которые являются в церковь только на крестины, на свадьбу и на свои похороны. Правда, есть другие священники, которые, как говорил владыка, более открыты, сердечны, которые берутся их образовывать и крестить; но он не хотел этого делать, потому что ему было больно видеть, что на вопрос: «Соединяешься ли со Христом?» — человек отвечает: «Соединяюсь», — а потом уходит и никогда больше никакого внимания на Господа не обращает.
Раньше чем человек сможет креститься, надо преподать минимум, то есть умственный минимум понятий, но ввести и какой-то внутренний опыт человека. Так же как нельзя вступать в брак просто потому, что тебя к этому влечет какой-то расчет или какие-нибудь внешние соображения.
Вот это важно помнить, это является как бы дверью в Церковь — открытой или закрытой. Не через входную дверь вступают в Церковь, а через приобщенность ко Христу; Он является дверью, которая раскрывается и раскрывает и нас, так что мы вступаем в вечность Божию.
Когда мы говорим о тех таинствах, которые делают нас членами Церкви, приобщают Христу и в этом приобщении нас делают сынами и дочерьми Бога и Отца, мы говорим тоже и о третьем таинстве, не только о Крещении и о даре Святого Духа в Миропомазании, но и о Приобщении Святых Тайн. Эти три таинства нас полностью делают членами Церкви. И к этому, раз мы крещены, мы должны быть устремлены.
Говоря о так называемом «невенчанном» браке, владыка Антоний утверждал, что такой брак нельзя отождествлять с блудом. Он может являться блудом, если заключен с единственной целью — ради удовлетворения похоти плоти. Но если люди прожили в браке много лет, создали крепкую семью, вырастили детей, это уже не блуд, а полноценный брак. При этом такой брак может и не быть в полном смысле христианским, заключенным во образ Христа и Церкви, ибо не всякая семья способна дорасти до такого понимания брака. Более того, владыка Антоний считал, что венчать следует только тех людей, которые готовы принять христианский идеал брака во всей его полноте; прочих же, живущих в браке и сохраняющих верность друг другу, Церковь может благословлять на брак, но их вовсе не обязательно венчать.
Владыка Антоний обращал внимание на то, что путь в глубины Божии — это путь, который не может быть совершен иначе как силой благодати Святого Духа. Но это и путь, в котором мы играем решающую роль. Бог дает всё, но мы не всё умеем сразу принять. И если мы подумаем, как идти к Богу, то вспомним оглашенных, стоящих еще в притворе, еще не вошедших в Церковь, еще не готовых к Крещению. Они стояли там так же, как мы мысленно можем стоять перед судом собственной совести. Они еще не были приобщены к учению Христа, они еще не были освящены Даром Святого Духа, они только осознали свое сиротство, свою пустоту, свою оскверненность и стояли перед этим судом. И, конечно, в этот период они узнавали об учении Христовом, о евангельской проповеди, ибо их готовили к тому, чтобы они могли войти в Церковь и стать Христовыми и во Христе и в Духе Святом — детьми Божиими.
Митрополит Антоний дал определение таинств, которое не является катехизическим и, может быть, даже богословски исчерпывающим, но которое просто удобно и говорит о том, что они собой представляют. «Таинства являются действиями Божиими, совершаемыми в пределах Церкви, в которых Бог Свою благодать дает нам посредством того вещественного мира, в котором мы находимся, который нами предан в рабство, изуродован, сделан порой таким страшным, но который только несет на себе последствия человеческого греха, — сам он не грешен. Святой Феодор Студит в одном из своих поучений говорил, что мироздание, в котором мы живем, как бы оно ни потеряло свой путь, — не выбрало ложного пути, а было направлено по нему человеком, оторвавшимся от Бога. И он дает такой образ: мироздание в его одичании подобно коню, который скачет, разъяренный, потерявший всякое понятие о том, куда ему скакать и что делать, потому что всадник пьян... Мы опьянели грехом; и тот мир, который мы были призваны вести к его полноте, уже не может ее найти, потому что мы опьянели — не потому, что мир грешен или уродлив».
Владыка учил, что чаще надо собираться в храме на крестины, свадьбы и другие таинства, потому что вся Церковь участвует в них и радуется.
Митрополит Антоний говорил, что в таинствах Церкви Бог доводит до нас благодать, которую мы неспособны стяжать иначе, даже великим порой подвигом, — доводит ее до нас, как дар, через вещество этого мира: воды Крещения, хлеб и вино Евхаристии, миро Миропомазания; и если расширить круг наших понятий о таинствах за пределы, которые Церковь сейчас исповедует, куда доходила Церковь древности, когда она говорила о трех, о пяти, о семи, о двадцати двух таинствах, то веществом таинства может быть животворное слово Божие; может быть и иное: когда мы благословляем колокол, мы молимся о том, чтобы его звук — потому что этот колокол богопосвященный и благословенный — имел силу возбуждать жизнь духа в человеке, который его услышит.
Таковы рассуждения владыки Антония о смысле таинств и о том, как те, кто к ним приступает, становятся членами Церкви.
Монах Иларион (Карандеев)
Московская Сретенская духовная Семинария
|