СЕМЬЯ КАК МАЛАЯ ЦЕРКОВЬ

1. Что значит – семья как малая Церковь?

Слова апостола Павла о семье как о «домашней Церкви» (Рим. 16:4), важно понимать не метафорически и не в одном только нравственном преломлении. Это прежде всего свидетельство онтологическое: настоящая церковная семья по сути своей должна быть и может быть малой Церковью Христовой. Как говорил святитель Иоанн Златоуст: «Брак есть таинственное изображение Церкви». Что это значит?

Во-первых, в жизни семьи исполняются слова Христа Спасителя: «…Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18:20). И хотя двое или трое верующих могут быть собраны и безотносительно семейного союза, но единение двух любящих во имя Господа – безусловно, фундамент, основа православной семьи. Если в центре семьи не Христос, а кто-то иной или что-то иное: наша любовь, наши дети, наши профессиональные предпочтения, наши общественно-политические интересы, то нельзя говорить о такой семье как о семье христианской. В этом смысле она ущербна. Истинно христианская семья есть такого рода союз мужа, жены, детей, родителей, когда отношения внутри него строятся во образ союза Христа и Церкви.

Во-вторых, в семье неизбежно реализуется закон, который по самому укладу, по самому строю семейной жизни является законом и для Церкви и который зиждется на словах Христа Спасителя: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13:35) и на дополняющих их словах апостола Павла: «Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов» (Гал. 6:2). То есть в основе семейных отношений – жертва одного ради другого. Такая любовь, когда не я в центре мира, а тот, кого я люблю. И это добровольное удаление себя из центра Вселенной есть величайшее благо и для собственного спасения и непременное условие для полноценной жизни христианской семьи.

Семья, в которой любовь как взаимное желание спасения друг друга и помощи в этом и в которой один ради другого себя во всем стесняет, ограничивает, отказывается от чего-то, для себя желаемого, – это и есть малая Церковь. И тогда то таинственное, что соединяет мужа и жену и что никак не сводимо к одной физической, телесной стороне их союза, то единение, которое доступно воцерковленным, любящим супругам, прошедшим вместе немалый путь жизни, становится действительным образом того единения всех друг с другом в Боге, каковым является торжествующая Церковь Небесная.

2. Считается, что с приходом христианства ветхозаветные взгляды на семью сильно изменились. Это так?

Да, конечно, ибо Новый Завет принес те кардинальные изменения во все сферы человеческого бытия, обозначаемые как новый этап человеческой истории, который начался с воплощения Сына Божия. Что касается семейного союза, то нигде до Нового Завета так высоко он не ставился и так определенно не говорилось ни о равенстве жены, ни о ее принципиальном единстве и единочестии с мужем перед Богом, и в этом смысле изменения, принесенные Евангелием и апостолами, были колоссальными, и ими на протяжении веков живет Христова Церковь. В те или иные исторические периоды – средних веков или нового времени – роль женщины могла отходить почти в область естественного – уже не языческого, но просто естественного – существования, то есть отодвигаться на второй план, как бы несколько теневой по отношению к супругу. Но это объяснялось исключительно человеческой немощью по отношению к единожды и навсегда провозглашенной новозаветной норме. И в этом смысле главное и новое было сказано именно две тысячи лет назад.

3. А за эти две тысячи лет христианства изменился церковный взгляд на брачный союз?

Он един, так как опирается на Божественное Откровение, на Священное Писание, поэтому Церковь смотрит на брак мужа и жены как на единственный, на их верность как на необходимое условие полноценных семейных отношений, на детей как на благословение, а не как на обузу, и на брак, освященный в Венчании, как на союз, который может и должен быть продолжен в вечности. И в этом смысле за прошедшие две тысячи лет в главном изменений не было. Изменения могли касаться областей тактических: носить ли женщине дома платок или нет, обнажать шею на пляже или этого делать не следует, воспитываться ли взрослым мальчикам с матерью или разумнее с какого-то возраста начинать преимущественно мужское воспитание – все это вещи выводные и второстепенные, которые, конечно, очень разнились по временам, но о динамике такого рода изменений нужно рассуждать специально.

4. Что значит хозяин, хозяйка дома?

Об этом хорошо рассказано в книге протопопа Сильвестра «Домострой», где описано образцовое ведение хозяйства, как оно виделось применительно к середине XVI столетия, поэтому за более подробным рассмотрением можно желающих к нему отослать. При этом необязательно изучать уже почти экзотические для нас рецепты засолов и квасоварения или разумные способы управления слугами, а поглядеть на сам строй семейной жизни. Кстати, в книге этой хорошо видно, как на самом деле высоко и значимо виделось тогда место женщины в православной семье и что значительнейшая часть ключевых домашних обязанностей и попечений ложилась именно на нее и доверялась именно ей. Так вот, если посмотреть на суть запечатленного на страницах «Домостроя», мы увидим, что хозяин и хозяйка – это реализация на уровне бытовой, укладной, стилевой части нашей жизни того, что, по слову Иоанна Златоуста, мы называем малой Церковью. Как в Церкви, с одной стороны, есть ее мистическая, невидимая основа, а с другой – она является неким общественно-социальным институтом, пребывающим в реальной человеческой истории, так и в жизни семьи есть то, что соединяет мужа и жену перед Богом, – духовное и душевное единство, а есть практическое ее бытие. И здесь, конечно, очень важны такие понятия, как дом, его обустройство, его благолепие, порядок в нем. Семья как малая Церковь подразумевает и жилище, и все, что в нем обустроено, и все, что в нем происходит, соотносимым с Церковью с большой буквы как храмом и как домом Божиим. Не случайно во время чина освящения всякого жилища читается Евангелие о посещении Спасителем дома мытаря Закхея после того, как тот, увидев Сына Божия, обещал все неправды, им допущенные по его служебному положению, покрыть многажды. Священное Писание говорит нам здесь в том числе и о том, что и наш дом должен быть таким, что, если Господь видимо станет на его пороге, как Он всегда стоит невидимо, ничто бы не остановило Его от того, чтобы Он мог сюда войти. Ни в наших отношениях друг с другом, ни в том, что в этом доме можно увидеть: на стенах, на книжных полках, в темных углах, ни в том, что стыдливо скрывается от людей и что нам бы не хотелось, чтобы увидели другие.

Все это в общей совокупности и дает понятие дома, от которого неотделимо и благочестивое в нем внутреннее устроение, и внешний порядок, к чему и должна стремиться каждая православная семья.

5. Говорят: мой дом – моя крепость, но, с христианской точки зрения, не стоит ли за этим любовь только к своим, как будто то, что вне дома, – это уже чужое и враждебное?

Тут можно вспомнить слова апостола Павла: «…Доколе есть время, будем делать добро всем, а наипаче своим по вере» (Гал. 6:10). В жизни каждого человека есть как бы концентрические круги общения и степени близости к тем или иным людям: это все живущие на земле, это члены Церкви, это члены конкретного прихода, это знакомые, это друзья, это родственники, это семья, самые близкие люди. И само по себе наличие этих кругов естественно. Жизнь человеческая так устроена Богом, что мы существуем на разного рода уровнях бытия, в том числе и на разных кругах соприкосновения с теми или иными людьми. И если понимать приведенное английское изречение «Мой дом – моя крепость» в христианском смысле, то это означает, что за уклад моего дома, за строй в нем, за отношения внутри семьи я отвечаю. И я не просто берегу свой дом и не дам никому в него вторгнуться и его разрушить, но я осознаю, что прежде всего мой долг перед Богом – этот дом сохранить.

Если эти слова понимать в мирском смысле, как построение башни из слоновой кости (или из любого другого материала, из которого возводятся крепости), построение некоего изолированного мирка, где нам и только нам хорошо, где мы как будто (впрочем, разумеется, иллюзорно) защищены от внешнего мира и куда мы еще подумаем – всякому ли позволить войти, то такого рода стремления к самоизоляции, к уходу, отгораживанию от окружающей действительности, от мира в широком, а не в греховном смысле слова, христианин, конечно, должен избегать.

6. Можно ли своими сомнениями, связанными с какими-то богословскими вопросами или непосредственно с жизнью Церкви, делиться с близким тебе человеком, который более воцерковлен, чем ты, но который ведь тоже может ими искуситься?

С тем, кто действительно воцерковлен, можно. Не нужно этих своих сомнений и недоумений доносить до тех, кто еще находится на первых ступенечках лествицы, то есть пребывает в меньшей близости к Церкви, чем ты сам. А тот, кто крепче тебя в вере, должен и большую ответственность нести. И в этом нет ничего недолжного.

7. Но надо ли нагружать своих близких собственными сомнениями и бедами, если ты ходишь на исповедь и окормляешься у духовника?

Безусловно, христианин, имеющий минимальный духовный опыт, понимает, что безотчетное выговаривание до конца, без понимания того, что это может принести его собеседнику, даже если это самый родной человек, никому из них не на пользу. Откровенность и открытость должны иметь место в наших отношениях. Но обрушивание на ближнего всего того, что в нас накопилось, с чем мы сами не справляемся, – проявление нелюбви. Тем более, что у нас есть Церковь, куда можно прийти, есть исповедь, Крест и Евангелие, есть священники, которым на это дана благодатная помощь от Бога, и свои проблемы нужно решать здесь.

Что касается нашего выслушивания другого, то да. Хотя, как правило, когда близкие или менее близкие люди говорят об откровенности, они подразумевают скорее то, чтобы кто-то из близких был готов услышать их, чем то, что они сами готовы слушать кого-то. И вот тогда – да. Делом, долгом любви, иной раз и подвигом любви будет слушать, слышать и принимать скорби, неустроенности, неупорядоченности, метания наших ближних (в евангельском смысле этого слова). То, что мы воспринимаем на себя, – это исполнение заповеди, то, что мы накладываем на других, – это отказ от несения своего креста.

8. А делиться ли со своими самыми близкими той духовной радостью, теми откровениями, которые тебе по благодати Божией было дано пережить, или опыт богообщения должен быть только твоим личным и нераздельным, иначе полнота и цельность его теряются?

Лучше сто раз проверить перед тем, как поделиться. Должно быть очень много совпадений, внутренних соответствий, должна сложиться ситуация, подразумевающая открытость двух людей друг другу; должна быть не только твоя готовность рассказать и донести, но и возможность со стороны другого человека именно сейчас услышать то, что ты ему хочешь сказать. Наконец, должно быть то очевидное желание прежде всего этому конкретному любимому человеку, этим конкретным повествованием, рассказом о своем духовном опыте принести некоторую пользу, благо. И лишь при совпадении всех этих условий такое возможно. Но это не бывает часто, может быть, всего несколько раз за всю жизнь получается вот так, от сердца к сердцу, передать то, что для тебя уже несомненно, что для тебя стало реальностью выше реальности видимой. Однако это не то, о чем можно сказать за завтраком или возвращаясь со службы: а знаешь, родной, вот стояла я сегодня на литургии, и когда врата Царские открылись, мне показалось, что вокруг главы священника яко нимб сиял и огонь в Чашу сходил при Причащении. Так такое не рассказывается. Ведь здесь не должно быть ни слова фальши, а нам так хочется раскрасить эти наши повествования, особенно, конечно, тому, кто словом как-то владеет, и не то что неправды, а чуть-чуть литературы добавить. И все, грамм литературы уничтожает все.

9. У мужа и жены должен быть один духовный отец?

Это хорошо, но не непременно. Допустим, если он и она из одного прихода и кто-то из них воцерковился позднее, но стал ходить к тому же духовному отцу, у которого другой уже какое-то время окормлялся, то такого рода знание семейных проблем двух супругов может помочь священнику дать трезвый совет и предостеречь их от каких-то неверных шагов. Однако считать это непременным требованием и, скажем, молодому мужу побуждать свою жену оставить ее духовника с тем, чтобы она теперь ходила в тот приход и к тому священнику, у которого он исповедуется, нет никаких оснований. Это в прямом смысле слова духовное насилие, которое не должно иметь места в семейных отношениях. Тут можно лишь пожелать в тех или иных случаях расхождения, разномыслия, внутрисемейных нестроений прибегать, но исключительно только по взаимному согласию, к совету одного и того же священника – когда-то духовника жены, когда-то духовника мужа. Как бы полагаться на волю одного священника, чтобы не получить разные советы по какой-то конкретной жизненной проблеме в силу, быть может, того, что и муж, и жена изложили ее каждый своему духовнику в крайне субъективном видении. И вот они возвращаются домой с этими полученными советами и что им дальше после этого делать? У кого теперь выяснять, какая рекомендация более правильная? Поэтому, я думаю, что разумно мужу и жене в каких-то серьезных случаях обращаться с просьбой рассмотреть ту или иную семейную ситуацию именно к одному священнику.

10. Что делать родителям, если возникают разногласия с духовным отцом их ребенка, который, скажем, не разрешает ему заниматься балетом?

Если речь идет об отношениях духовного чада и духовника, то есть, если сам ребенок или даже по побуждению близких вынес решение того или иного вопроса на благословение духовного отца, то, вне зависимости от того, какие изначально были побуждения у родителей, бабушек и дедушек, данным благословением, безусловно, и нужно руководствоваться. Другое дело, если разговор о принятии решения зашел в беседе общего характера: допустим, священник высказал свое отрицательное отношение или вообще к балету как виду искусства или, в частности, к тому, чтобы именно этот ребенок занимался балетом, в таком случае здесь еще есть некоторая область для рассуждения прежде всего самих родителей и для прояснения со священником тех побудительных причин, которыми они располагают. Ведь необязательно родители должны представлять своего ребенка, делающим блистательную карьеру где-нибудь в «Ковент-Гардене», – у них могут быть и благие основания, чтобы отдать ребенка заниматься балетом, к примеру для борьбы с начинающимся от многосидения сколиозом. И думается, что если речь идет о такого рода побуждениях, то родители, бабушки-дедушки найдут понимание у батюшки.

Но занятие или незанятие подобного рода делом – чаще всего вещь нейтральная, и если нет желания, можно и не советоваться со священником, а уж коли желание поступить по благословению исходило от самих родителей, которых никто за язык не тянул и которые просто предполагали, что сформировавшееся у них решение будет покрыто некоей санкцией свыше и тем самым ему будет придано невиданное ускорение, то в таком случае нельзя пренебрегать тем, что духовный отец ребенка по каким-то причинам не благословил его именно на это конкретное занятие.

11. Стоит ли обсуждать с маленькими детьми большие семейные проблемы?

Нет. Не надо возлагать на детей бремя того, с чем и нам самим непросто бывает справиться, отягощать их нашими собственными проблемами. Другое дело, ставить их перед теми или иными реалиями общей с ними жизни, к примеру, что «в этом году мы не поедем на юг, потому что папа не может летом взять отпуск или потому что деньги нужны на пребывание бабушки в больнице». Такого рода знание того, что в действительности в семье происходит, необходимо для детей. Или: «Пока не можем тебе купить новый портфель, так как и старый еще хорош, а в семье не так много денег». Подобного рода вещи необходимо говорить ребенку, но таким образом, чтобы не подключать его к сложности всех этих проблем и того, как мы их будем решать.

12. Сегодня, когда паломнические поездки стали повседневной реальностью церковной жизни, появился особый тип духовно экзальтированных православных, и особенно женского пола, которые ездят по монастырям от старца к старцу, все знают о мироточивых иконах и об исцелениях бесноватых. Оказаться с ними в поездке – смутительно даже для взрослых верующих. Тем более для детей, которых это может только отпугнуть. В этой связи брать ли их с собой в паломничества и вообще в состоянии ли они выдерживать такие духовные нагрузки?

Поездка поездке рознь, и нужно соотносить их как с возрастом детей, так и с длительностью и сложностью предстоящего паломничества. Разумно начинать с коротких, одно-, двухдневных поездок по городу, где вы живете, по близлежащим святыням, с посещением того или иного монастыря, кратким молебном перед мощами, с омовением в источнике, что дети очень любят по своей природе. А затем, по мере их взросления, брать и в более длительные поездки. Но только тогда, когда они к этому уже подготовлены. Если мы поедем в тот или иной монастырь и окажемся в достаточно заполненном храме на всенощном бдении, которое будет продолжаться пять часов, то ребенок должен быть к этому готов. Так же, как и к тому, что в монастыре, к примеру, к нему могут строже отнестись, чем в приходской церкви, и хождение с места на место не будет поощряться, а деться ему, чаще всего, больше будет некуда, кроме самого храма, где совершается богослужение. Поэтому нужно реально рассчитывать силы. Кроме того, лучше, конечно, если паломничество с детьми совершается вместе с вашими знакомыми людьми, а не с совершенно неизвестными вам людьми по купленной в той или иной туристическо-паломнической фирме путевке. Ибо собраться вместе могут люди очень разные, среди которых могут оказаться не только духовно экзальтированные, доходящие до фанатизма, но и просто люди с разными воззрениями, с разной степенью терпимости в усвоении чужих взглядов и ненавязчивости в изложении своих, что иной раз может оказаться для детей, еще недостаточно воцерковленных и укрепленных в вере, сильным соблазном. Поэтому я бы советовал с большой осторожностью брать их в поездки вместе с незнакомыми людьми. Что касается паломнических путешествий (для кого это возможно) за рубеж, то тут тоже много всего может наложиться. В том числе, и такая банальная вещь, что сама по себе светски-мирская жизнь той же Греции или Италии или даже Святой Земли может оказаться настолько любопытной и привлекательной, что главная цель паломничества от ребенка уйдет. В таком случае будет один вред от посещения святых мест, скажем, если больше запомнится итальянское мороженое или купание в Адриатическом море, чем молитва в Бари у мощей святителя Николая Чудотворца. Поэтому, задумывая такие паломнические поездки, нужно мудро их выстраивать, учитывая все эти факторы, как и множество других, вплоть до времени года. Но, конечно, детей можно и нужно брать с собой в паломничества, просто при этом никоим образом не снимая с себя ответственности за то, что там будет происходить. И главное – не предполагая, что сам факт поездки уже даст нам такую благодать, что и никаких проблем не будет. На самом деле чем больше святыня, тем больше возможность тех или иных искушений при нашем ее достижении.

13. В Откровении от Иоанна сказано, что не только «неверных, и скверных и убийц, и любодеев и чародеев, и идолослужителей и всех лжецов участь – в озере, горящем огнем и серою», но и «боязливых» (Откр. 21:8). А как бороться со своими страхами за детей, мужа (жену), к примеру, если они долго и по необъяснимым причинам отсутствуют или где-то путешествуют и от них неоправданно давно нет известий? И что делать, если страхи эти разрастаются?

Эти страхи имеют общее основание, общий источник, и, соответственно, борьба с ними должна иметь некоторый общий корень. Основа страхования – маловерие. Страшливый – тот, кто мало Богу доверяет и кто по большому счету толком не полагается на молитву – ни свою, ни других, которых просит молиться, так как ему без этого было бы совсем страшно. Поэтому нельзя вдруг перестать быть страшливым, здесь нужно серьезно и ответственно браться за то, чтобы дух маловерия из себя шаг за шагом вытравлять и побеждать его возгреванием, упованием на Бога и сознательным отношением к молитве, таким, что если мы говорим: «Спаси и сохрани», – мы должны верить, что Господь исполнит то, о чем мы просим. Если мы говорим Пресвятой Богородице: «Не имамы иные помощи, не имамы иные надежды, разве Тебе», то мы действительно имеем эту помощь и надежду, а не просто слова красивые говорим. Тут все определяется именно нашим отношением к молитве. Можно сказать, что это частное проявление общего закона духовной жизни: как живешь, так молишься, как молишься, так живешь. Вот если ты молишься, соединяя со словами молитвы действительное обращение к Богу и упование на Него, тогда и будешь иметь опыт того, что молитвенное предстояние за другого человека – не пустая вещь. И тогда, когда страх нападет на тебя, ты встанешь на молитву – и страх отступит. А если ты молитвой просто пытаешься прикрыться как неким внешним щитом от своего истерического страхования, то оно будет возвращаться к тебе раз за разом. Так что здесь надо не столько бороться в лоб со страхами, сколько радеть об углублении молитвенной жизни.

14. Жертва семьи на Церковь. Какой должна быть?

Думается, если человек, особенно в трудных жизненных обстоятельствах, имея упование на Бога не в смысле аналогии с товарно-денежными отношениями: я дам – мне отдастся, а в благоговейном уповании, с верой, что это приемлется, оторвет нечто от семейного бюджета и отдаст Церкви Божией, отдаст другим людям Христа ради, то получит за это сторицей. И лучшее, что мы можем сделать, когда не знаем, как еще помочь нашим близким, – пожертвовать чем-то, хотя бы даже и материальным, если не имеем возможности принести Богу что-то другое.

15. В книге «Второзаконие» иудеям было предписано, какую пищу можно и какую нельзя вкушать. Нужно ли придерживаться этих правил православному человеку? Нет ли здесь противоречия, ведь Спаситель сказал: «…Не то, что входит в уста, оскверняет человека, но то, что выходит из уст, оскверняет человека» (Мф. 15:11)?

Вопрос о пище был решен Церковью в самом начале исторического пути – на Апостольском Соборе, о котором можно прочитать в «Деяниях святых апостолов». Апостолы, руководимые Духом Святым, решили, что обращенным из язычников, каковыми мы все фактически являемся, достаточно воздерживаться от пищи, которая приносится для нас с мучительством для животного, а в личном поведении воздерживаться от блуда. И этого достаточно. Книга же «Второзаконие» имела свое несомненное Богооткровенное значение в конкретном историческом периоде, когда множественность предписаний и регламентаций, касающихся как пищи, так и других сторон бытового поведения ветхозаветных иудеев, должна была охранить их от ассимиляции, слияния, смешения с окружающим океаном почти всемирного язычества.

Только таким частоколом, оградой специфического поведения можно было тогда помочь не только сильному духом, но и немощному человеку удержаться от стремления к тому, что мощнее по государственности, веселее по жизни, проще по человекоотношению. Поблагодарим Бога за то, что мы ныне живем не под законом, а под благодатью.

16. Нужно ли жене читать вслух молитву пред едой, если ее неверующий муж воспринимает это с небрежением, чуть ли не как религиозный фанатизм: мол, мы не в монастыре живем?

Исходя из иных опытов семейной жизни, мудрая жена сделает вывод, что капля камень точит. И муж, сначала раздражающийся на чтение молитвы, даже выражающий свое возмущение, ёрничающий, издевающийся, если жена проявит мирную неотступность, через какое-то время перестанет отпускать шпильки, а через какое-то и привыкнет к тому, что никуда от этого не деться, бывают ситуации и похуже. А пройдут годы – глядишь, и прислушиваться начнет, что это за слова молитвы произносятся перед едой. Мирная неотступность – это лучшее, что можно проявить в такой ситуации.

17. Не является ли лицемерием то, что православная женщина в церковь, как и положено, ходит только в юбке, а дома и на работе в брюках?

Неношение брюк в нашей Русской Православной Церкви есть проявление прихожанками уважения к церковным преданиям и обычаям. В частности, к такому пониманию слов Священного Писания, запрещающих мужчине или женщине надевать одежду противоположного пола. А так как под мужской одеждой мы преимущественно понимаем брюки, то и от ношения их в церкви женщины естественным образом воздерживаются. Конечно же, такая экзегеза не приложима буквально к соответствующим стихам «Второзакония», но будем при этом помнить и слова апостола Павла: «…Если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего» (1 Кор. 8:13). По аналогии любая православная женщина может сказать, что если она ношением брюк в храме лишит покоя хотя бы нескольких стоящих рядом с ней на богослужении, для которых это неприемлемая форма одежды, то по любви к этим людям она в следующий раз, идя на литургию, не наденет брюки. И это не будет лицемерием. Ведь дело не в том, чтобы женщине вообще никогда не носить брюк ни дома, ни на даче, а в том, чтобы, уважая церковные обычаи, существующие доныне, в том числе и в сознании многих верующих людей старшего поколения, не нарушать их покоя на молитве.

18. Почему женщина перед домашними иконами молится с непокрытой головой, а в церковь ходит в платке?

Женщина должна ходить в платке на церковное собрание сообразно указанию святого апостола Павла. А апостола всегда лучше послушать, чем не послушать, как вообще всегда лучше поступить согласно Священному Писанию, чем решить, что мы такие свободные и будем поступать не по букве. В любом случае платок есть одна из форм сокрытия на богослужении внешней женской привлекательности. Ведь волосы – одно из самых приметных украшений женщины. И платок, их покрывающий, чтобы власами слишком не сиять в лучах заглядывающего в церковные окна солнца и не поправлять их всякий раз при поклонах на «Господи, помилуй», будет делом добрым. Так что же так не поступать?

19. Но почему для клиросных певчих женского пола платок на голове необязателен?

В норме они тоже должны надевать платки на голову во время службы. Но бывает и так, хотя ситуация эта абсолютно ненормальная, что некоторые поющие на клиросе являются наемниками, работающими только за деньги. Ну что же, предъявлять к ним требования, которые понятны для верующих людей? А другие певчие начинают свой путь воцерковления от внешнего пребывания на клиросе к внутреннему принятию церковной жизни и долго идут своей дорожкой до того момента, когда сознательно покроют голову платком. И если священник видит, что они идут своим путем, то лучше дождаться, когда они сознательно это сделают, чем приказать им, угрожая снижением зарплаты.

20. Что такое освящение дома?

Чин освящения жилища входит в череду многих других подобных чинопоследований, которые содержатся в богослужебной книге, называемой «Требник». И главный смысл всей совокупности этих церковных чинов состоит в том, что все в этой жизни, что не является греховным, допускает освящение Божие, так как все земное негреховное не чуждо Небесному. И освящением того или иного мы, с одной стороны, свидетельствуем свою веру, а с другой – призываем помощь и благословение Божие на течение нашей земной жизни, даже во вполне практических ее проявлениях.

Если же говорить о чине освящения жилища, то хотя в нем есть и прошение об ограждении нас от духов злобы поднебесной, от всяких бед и несчастий, приходящих извне, от различного рода нестроений, но его главное духовное содержание свидетельствуется Евангелием, которое в это время читается. Это Евангелие от Луки о встрече Спасителя и начальника мытарей Закхея, который, чтобы увидеть Сына Божия, залез на смоковницу, «потому что мал был ростом» (Лк. 19, 3). Представьте себе экстраординарность этого действия: например, Касьянова, залезающего на фонарный столб, чтобы посмотреть на Вселенского Патриарха, так как степень решительности поступка Закхея была именно такой. Спаситель, увидев подобное дерзновение, выходящее за рамки бытия Закхея, посетил его дом. Закхей же, пораженный тем, что произошло, перед лицом Сына Божия исповедовал свою неправду, как фискального налогового начальника, и сказал: «Господи! половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо. Иисус сказал ему: ныне пришло спасение дому сему…» (Лк. 19:8–9), после чего Закхей стал одним из учеников Христовых.

Совершая чинопоследование освящения жилища и читая данное место из Евангелия, мы тем самым прежде всего свидетельствуем перед лицом правды Божией, что будем стремиться, чтобы и в нашем доме не было ничего, что возбранило бы Спасителю, Свету Божию, войти в него так же явственно и ощутимо, как Иисус Христос вошел в дом Закхея. Это касается и внешнего, и внутреннего: не должно быть в доме православного человека нечистых и скверных картинок, языческих идолов, не всякие книги уместно хранить в нем, если только вы профессионально не занимаетесь опровержением тех или иных заблуждений. Готовясь к чину освящения жилища, стоит подумать, чего бы вы устыдились, провалились бы от стыда сквозь землю, если бы здесь стоял Христос Спаситель. Ведь, по сути, совершая чин освящения, которое земное соединяет с Небесным, вы приглашаете Бога к себе домой, в свою жизнь. Тем более это должно касаться внутреннего бытия семьи – теперь в этом доме вам надлежит стремиться жить так, чтобы в вашей совести, в ваших отношениях друг с другом не было такого, что помешало бы сказать: «Христос посреди нас». И свидетельствуя эту решимость, призывая благословение Божие, вы просите о поддержке свыше. Но эта поддержка и благословение будут только тогда, когда в вашей душе созреет желание не просто совершить положенный обряд, а воспринять его как встречу с правдой Божией.

21. А если муж или жена не хочет освящать дом?

Со скандалом это делать не нужно. Но если бы можно было, чтобы православные члены семьи помолились о тех, кто еще пока является неверующим и нецерковным, и это не вызвало бы у последних особенного соблазна, то лучше, конечно, чин совершить.

22. Какими должны быть церковные праздники в доме и как создать в нем праздничный дух?

Здесь важнее всего соотнесение самого цикла семейной жизни с церковным богослужебным годом и сознательное побуждение строить уклад всей семьи сообразно с тем, что происходит в Церкви. Поэтому если вы даже участвуете на празднике Преображения Господня в церковном освящении яблок, но дома в этот день опять на завтрак мюсли и отбивная на ужин, если во время Великого поста довольно активно отмечается куча дней рождения родственников, а вы так и не научились удерживаться от таких ситуаций и выходить из них без потерь, то, конечно, будет возникать этот разрыв.

Перенесение же церковной радости в дом может начинаться с самых простых вещей – от украшения его вербочками на Вход Господень в Иерусалим и цветами на Пасху до горящей в воскресные и праздничные дни лампады. При этом лучше бы не забывать сменить цвет лампадки – красную на синюю постом и зеленую к празднику Троицы или к празднику преподобных. Такие вещи дети радостно и легко запоминают и воспринимают душой. Можно вспомнить то же «Лето Господне», с каким чувством маленький Сережа ходил вместе с отцом и зажигал лампадки, а отец при этом пел «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его...» и иные церковные песнопения – и как это ложилось на сердце. Можно вспомнить, что раньше пекли в Неделю Торжества Православия, что к Сорока мученикам, ведь праздничный стол – это тоже часть православного быта семьи. Вспомнить, что на праздник не только одевались иначе, чем в будни, но что, скажем, благочестивая мама шла в храм на Рождество Богородицы в голубом платье, и тем самым ее детям и объяснять-то ничего больше было не нужно, какой цвет Богородичный, когда они видели в облачениях священника, в покрывалах на аналоях тот же праздничный цвет, что и у себя дома. Вот чем ближе мы сами будем стараться соотносить то, что у нас происходит дома, в нашей малой Церкви, с тем, что происходит в Церкви большой, тем меньше будет дистанция разрыва между ними в нашем сознании и в сознании наших детей.

23. Что значит уют в доме, с христианской точки зрения?

Сообщество людей церковных в основном делится на две численно, а иногда и качественно, различных категории. Одни – те, кто оставляют все в этом мире: семьи, дома, благолепие, достаток и следуют за Христом Спасителем, другие – те, кто на протяжении столетий церковной жизни в своих домах принимают идущих узким и жестким путем самоотвержения, начиная с самого Христа и Его учеников. Эти дома согреты теплом души, теплом молитвы, которая в них совершается, эти дома благообразны и исполнены чистоты, в них отсутствуют вычурность и роскошь, но они напоминают о том, что если семья есть малая Церковь, то и обиталище семьи – дом – тоже должен быть в некотором смысле, пусть и очень отдаленным, но отражением Церкви земной так же, как она является отражением Церкви Небесной. В доме тоже должны быть и красота, и соразмерность. Эстетическое чувство естественно, оно от Бога, и должно находить свое выражение. И когда в жизни христианской семьи это есть, то это можно только приветствовать. Другое дело, что не все и не всегда ощущают это необходимым, что тоже нужно понимать. Знаю семьи церковных людей, которые живут, не очень задумываясь о том, какие у них столы и стулья, и даже вполне ли убрано, чист ли пол. И уже несколько лет как появившиеся протечки на потолке не лишают их кров теплоты и не делают его менее притягательным для близких и друзей, которые тянутся к этому очагу. Так что, стремясь к разумному благообразию внешнего, все же будем помнить, что для христианина главное – внутреннее, и где будет теплота души, там и осыпающаяся побелка ничего не испортит. А где ее не будет, то хоть фрески Дионисия повесь на стенку, от этого дом уютнее и теплее не станет.

24. Что стоит за таким сугубым русофильством на бытовом уровне, когда муж ходит дома в холщовой косоворотке и чуть ли не в лаптях, жена в сарафане и платке и на столе – не иначе как квас и кислая капуста?

Иногда – это игра на публику. Но если кому-то приятно ходить дома в старорусском сарафане, а кому-то кирзовые сапоги или даже лапти носить удобнее, чем синтетические тапочки, и делается это не показухи ради, то чего ж тут скажешь. Всегда лучше использовать то, что проверено веками и тем более освящено бытовой традицией, чем впадать в какие-то революционные крайности. Однако это становится по-настоящему дурным, если в этом есть стремление обозначить некоторое идеологическое направление своей жизни. И как вообще всякое привнесение идеологического в сферу духовно-религиозного это оборачивается фальшью, неискренностью и в итоге – духовным поражением.

Хотя лично мне сакрализации быта в такой степени ни в одной православной семье видеть не приходилось. Поэтому чисто умозрительно я могу подобное представить, но трудно судить о том, с чем незнаком.

25. Можно ли и в достаточно взрослом возрасте ребенка руководить, к примеру, выбором книг для его чтения, чтобы в дальнейшем у него не возникало никаких идеологических перекосов?

Для того, чтобы иметь возможность руководить чтением детей и в их достаточно позднем возрасте, нужно, во-первых, начинать это чтение с ними очень рано, во-вторых, родители должны сами для себя читать, что дети, безусловно, оценивают, в-третьих, с каких-то лет, не должно быть запрета читать то, что сам читаешь, и тем самым не должно быть разницы между книгами для детей и книгами для взрослых, так же, как не должно быть, к сожалению, весьма распространенного несоответствия между чтением детьми классической литературы, побуждаемыми к тому родителями, и проглатыванием ими самими детективов и всякой дешевой макулатуры: мол, у нас работа требует больших интеллектуальных затрат, поэтому дома можно позволить себе расслабиться. Но только цельные усилия дают весомый результат.

Начинать нужно с чтения у детской кроватки, как только дети начинают его воспринимать. От русских сказок и Житий святых в переложении для самых маленьких до чтения того или иного варианта детской Библии, хотя куда как лучше матери или отцу пересказывать евангельские истории и притчи своими словами, своим живым языком и так, как собственный ребенок может их лучше понять. И хорошо, чтобы этот навык совместного чтения перед сном или в каких-то иных ситуациях сохранялся как можно дольше – даже когда дети уже умеют читать самостоятельно. Родители каждый вечер, или когда это возможно, читающие своим детям вслух, надежнее всего прививают им любовь к чтению.

Кроме того, довольно хорошо круг чтения формируется той библиотекой, которая есть дома. Если в ней есть то, что детям можно предложить, и нет того, что нужно от них прятать, чего, по идее, вообще не должно быть в семье православных христиан, то круг чтения детей будет формироваться естественным образом. Ну, например, зачем, как это еще сохранилось в иных семьях по старой практике, когда книги были труднодоступны, хранить энное количество литературных сочинений, которые, быть может, и вовсе недушеполезно читать? Ну какая такая непосредственная польза детям от прочтения Золя, Стендаля, Бальзака, или «Декамерона» Бокаччо, или «Опасных связей» Шарля де Лакло и тому подобного? Даже если когда-то они достались за жертвенный килограмм макулатуры, право же, лучше от них избавиться, ведь не станет же благочестивый отец семейства вдруг на досуге перечитывать «Блеск и нищету куртизанок»? И если в юности это казалось ему заслуживающей внимания литературой или если по нужде изучалось по программе того или иного гуманитарного института, сегодня надо иметь мужество избавиться от всего этого груза и оставить дома только то, что и самому не стыдно читать, и, соответственно, можно предложить детям. Так у них естественным образом сформируется литературный вкус, впрочем, и шире – вкус художественный, который будет определять и стиль одежды, и интерьер квартиры, и живопись на стенах дома, что, безусловно, важно для православного христианина. Ибо вкус – это прививка от пошлости во всех ее видах. Ведь пошлость – от лукавого, так как он – пошляк. Поэтому для человека с воспитанным вкусом козни лукавого хотя бы в некоторых отношениях безопасны. Он просто не сможет какие-то книги взять в руки. И не потому даже, что они скверны по содержанию, но потому, что такую литературу человек со вкусом не сможет читать.

26. Но что такое дурновкусие, в том числе и домашнего интерьера, если пошлость – от лукавого?

Пошлым, наверное, можно назвать два смыкающихся, а в чем-то и пересекающихся объема понятий: с одной стороны, пошлым является явно скверное, низкое, апеллирующее к тому в человеке, что мы называем «ниже пояса» и в прямом, и в переносном смысле этого слова. С другой стороны, то, что по видимости претендуя на внутренние достоинства, на серьезное этическое или эстетическое содержание, по сути этим претензиям абсолютно не соответствует и приводит к результату, противоположному тому, который внешним образом декларируется. И в этом смысле происходит смыкание той низкой пошлости, прямо зовущей человека к его животному началу, с пошлостью, как бы благообразной, но на самом деле отсылающей его туда же.

Сегодня существует церковный кич, вернее околоцерковный, который в некоторых своих проявлениях может таковым стать. Я не имею в виду скромные бумажные софринские иконки. Иные из них, едва ли не от руки каким-то экзотическим способом раскрашенные и продававшиеся в 60–70 годы и в самом начале 80-х, бесконечно дороги для тех, у кого они были тогда как единственно доступные. И хотя мера их несоответствия Первообразу очевидна, но тем не менее в них нет отталкивания от Самого Первообраза. Здесь скорее имеет место огромность дистанции, но не извращение цели, что возникает в случае откровенной пошлости. Я имею в виду целый набор как бы церковных поделок, к примеру под Крест Господень с расходящимися от центра лучиками в том стиле, в каком в советское время заключенные делали финки. Или кулончики с крестиком внутри сердца и тому подобный кич. Конечно, мы скорее можем увидеть эти «произведения» у околоцерковных производителей, чем собственно в православных храмах, но тем не менеее они проникают и сюда. Скажем, о том, что в церкви не должно быть искусственных цветов, еще много десятилетий назад говорил Святейший Патриарх Алексий I, однако их можно увидеть около икон и сегодня. Хотя в этом сказывается еще одно свойство пошлости, о котором патриарх, не употребляя самого этого слова, упоминал тогда, когда объяснял, почему искусственных цветов не должно быть: потому что они говорят о себе не то, что они есть, они врут. Будучи куском пластика или бумаги, они представляются живыми и настоящими, в общем не тем, чем являются на самом деле. Поэтому в церкви даже современные, столь удачно подделывающиеся под натуральные, растения и цветы неуместны. Ведь это обман, которого здесь не должно быть ни на каком уровне. Другое дело в офисе, где это будет совершенно иначе смотреться. Так что все зависит от места, в котором тот или иной предмет употреблен. Вплоть до банальных вещей: ведь одежда, естественная на отдыхе, будет вопиюще неприемлема, если человек явится в ней в храм. И если он себе это позволит, то в каком-то смысле это будет пошлостью, потому что в открытом топе и короткой юбке пристало быть на пляже, но не на церковной службе. Этот общий принцип отношения к самому понятию пошлого может быть применим и к интерьеру домашнего очага, тем более в том случае, если определение семьи как малой Церкви для нас не просто слова, а руководство к жизни.

27. Надо ли как-то реагировать, если твоему ребенку подарили иконку, купленную в метро или даже в церковной лавке, перед которой трудно молиться из-за ее псевдокрасивости и слащавой глянцевости?

Мы часто судим по себе, а должны исходить еще и из того, что огромное количество людей в нашей Русской Православной Церкви эстетически по-другому воспитаны и имеют иные вкусовые предпочтения. Знаю пример и думаю, что он не единственный, когда в одном сельском храме батюшка, заменивший вопиюще безвкусный с точки зрения категорий хотя бы элементарного художественного стиля иконостас на очень канонический, написанный под Дионисия известными московскими иконописцами, вызвал настоящий праведный гнев у прихода, состоящего из бабушек, как в основном это сегодня в деревнях бывает. За что нашего Спасителя убрал, на что Божью Матерь поменял и повесил этих, не пойми кого? – и дальше всякие ругательные термины употреблялись для обозначения этих икон, – в общем, все это было им совсем чужое, перед чем молиться никак невозможно. Но надо сказать, что постепенно батюшка справился с этим старушечьим бунтом и тем самым приобрел некий серьезный опыт борьбы с пошлостью как таковой.

И с домашними надо стараться идти путем постепенного перевоспитания вкуса. Безусловно, иконы канонического древнего стиля больше соответствуют церковной вере и в этом смысле – церковной традиции, чем подделки под академическую живопись или под письмо Нестерова и Васнецова. Но идти путем возвращения как нашей малой, так и всей нашей Церкви к древней иконе нужно медленно и выверенно. И начинать этот путь, безусловно, надо в семье, чтобы дома наши дети воспитывались на иконах, канонически написанных и правильно расположенных, то есть чтобы красный угол не был закоулок между шкафами, картинами, посудой и сувенирами, который не сразу и выделишь. Чтобы дети видели, что красный угол – это то, что для всех в доме главное, а не то, чего перед иными приходящими в дом нужно стыдиться и лишний раз лучше не показывать.

28. Дома должно быть много икон или мало?

Можно благоговеть перед одной иконой, а можно иметь иконостас. Главное – чтобы перед всеми этими иконами молились и количественное умножение икон шло бы не от суеверного стремления иметь как можно больше святости, а потому что мы чтим этих святых и хотим им молиться. Если же вы молитесь перед одной единственной иконой, то она должна быть такой иконой, как у дьякона Ахиллы в «Соборянах», которая была бы светом в доме.

29. Если верующий муж возражает против того, чтобы жена устраивала дома иконостас, несмотря на то, что она молится на все эти иконы, надо ли ей их убирать?

Ну, наверное, тут должен быть какой-то компромисс, ведь, как правило, одна из комнат является той, где по преимуществу люди молятся, и, наверное, все же в ней должно быть столько икон, сколько лучше тому, кто больше молится, или тому, кому это необходимо. Ну, а в остальных комнатах, наверное, должно быть все устроено сообразно с пожеланиями другого супруга.

30. Что значит жена для священника?

Не меньше, чем для любого другого человека-христианина. А в каком-то смысле даже и больше, потому что хотя единобрачие есть норма всякой христианской жизни, но единственно, где она абсолютно реализуется, это в жизни священника, который точно знает, что жена у него одна и надо жить так, чтобы и в вечности они были вместе, и который всегда будет помнить, как от многого она ради него отказывается. И поэтому будет стараться относиться к своей супруге, к своей матушке, с любовью, жалостью и пониманием ее тех или иных слабостей. Конечно же, есть особенные искушения, соблазны и трудности на пути супружеской жизни священнослужителей, и, может, самая большая сложность состоит в том, что, в отличие от другой полной, глубокой, христианской семьи, здесь у мужа всегда будет огромная область душепопечений, абсолютно сокрытая от его жены, к которой она не должна даже и пытаться прикоснуться. Речь идет об отношениях священника и его духовных чад. И даже тех из них, с которыми на бытовом уровне или на уровне дружеских отношений общается вся семья. Но жена знает, что не должна переходить некоего порога в общении с ними, и муж знает, что не вправе никак, даже намеком, показать ей то, что ему известно из исповеди своих духовных чад. И это очень трудно прежде всего для нее, но это непросто и для семьи в целом. И здесь от каждого священнослужителя требуется особая мера такта, чтобы не оттолкнуть, не прервать грубо разговор, но и не допустить ни прямого, ни косвенного перехода естественной супружеской откровенности на области, которым в их общей жизни места нет. И быть может, это самая большая проблема, которую всегда, на протяжении всей супружеской жизни, решает каждая священническая семья.

31. Может ли жена священника работать?

Я бы сказал «да», если при прочих равных это обходится для семьи без вреда. Если это такая работа, которая дает жене достаточно сил и внутренней энергии быть помощницей мужу, быть воспитательницей детей, быть хранительницей очага. Но она не вправе ставить свою самую творческую, самую интересующую ее работу над интересами семьи, которые должны быть главными в ее жизни.

32. Для священников многодетность – обязательная норма?

Безусловно, есть канонические и этические нормы, которые предписывают священнику большую требовательность к себе и к своей семейной жизни. Хотя нигде не сказано, что просто православный христианин и церковный клирик должны чем-то различаться как семьянины, кроме безоговорочного единобрачия священника. В любом случае, у священника одна жена, а во всем остальном нет никаких специальных правил, нет никаких отдельных предписаний.

33. В наше время мирским верующим людям хорошо иметь много детей?

Психологически я не могу представить, как в нормальной православной семье, в старые ли времена или в новые, могут быть нерелигиозные по своей внутренней сущности установки: у нас будет один ребенок, потому что больше мы не выкормим, не дадим должного образования. Или: поживем друг для друга, пока молодые. Или: поездим по миру, а когда будет за тридцать – будем думать о деторождении. Или: жена делает успешную карьеру, ей надо сначала защитить диссертацию и получить хорошую должность… Во всех этих взятых из журналов в блестящих обложках расчетах своих экономических, социальных, физических возможностей – очевидное неверие Богу.

Мне кажется, что в любом случае установка на воздержание от деторождения в первые годы супружества, пусть даже она выражается только в вычислении дней, в которые зачатие не может совершиться, для семьи пагубна.

Вообще нельзя смотреть на супружескую жизнь как на способ доставления себе наслаждения, не важно – плотского, физического, интеллектуально-эстетического или душевно-эмоционального. Стремление в этой жизни получать одни удовольствия, о чем говорится в евангельской притче о богаче и Лазаре, – это путь, нравственно неприемлемый для православного христианина. Поэтому пусть каждая молодая семья трезво оценит, чем она руководствуется, воздерживаясь от рождения ребенка. Но в любом случае нехорошо начинать свое совместное бытие с длительного периода жизни без ребенка. Бывают семьи, которые хотят детей, но Господь не посылает, тогда надо принимать такую волю Божию. Однако начинать семейную жизнь с откладывания на неизвестный срок того, что дает ей полноту, – это сразу же заложить в нее какую-то серьезную ущербность, которая потом, как мина замедленного действия, может сработать и вызвать очень тяжелые последствия.

34. Сколько детей должно быть в семье, чтобы можно было назвать ее многодетной?

Три-четыре ребенка в семье православного христианина – это, наверное, нижняя граница. Шесть-семь – это уже многодетная семья. Четыре-пять – это еще обычная нормальная семья русских православных людей. Можно ли сказать, что царь-мученик и царица Александра многодетные родители и являются небесными покровителями многодетных семей? Нет, наверное. Когда четверо-пятеро детей, мы воспринимаем это как нормальную семью, а не как какой-то особенный родительский подвиг.

Протоиерей Максим Козлов

Образовательный портал «СЛОВО»