Время, в котором мы живем, называют “постмодерным”, “постисторическим” и “постполитическим” (Ж. Бодрияр), и даже “постхристианской эпохой“.
Мир живет так, как будто Бога нет, а даже если Он есть, то Он очень далеко – вне истории, где-то на обочине вселенной. Век, в котором мы живем, разрывается от парадоксов и противоречий. С одной стороны, это самый секуляризованный век, а с другой – самый религиозный. Это век невероятного прогресса и успехов, но в то же время и жутких преступлений, разрушения, насилия и индустрии смерти.
Многие ученые и мыслители разной ориентации предупреждают, что стирается граница между добром и злом, истиной и ложью, реальным и нереальным. Люди участвуют во многих событиях, но живут с ощущением, что не происходит ничего. Умирают большие идеи и идеологии модерной эпохи; исчезают традиционные формы жизни; угасают социальные утопии, до недавнего времени так привлекавшие массы. В этике торжествует гедонизм, в политике – сословный корпоративизм. Плутократия и “корпоративная власть” (Н. Хомски) подрывают либеральную демократию так, что от нее остаются только демократические ритуалы. Земля отравлена, воздух и атмосфера загрязнены, а неизлечимые болезни распространяются с угрожающей быстротой.
Культура превращается в пропаганду, культурные ценности – в товар, а массмедиальная обработка масс опускается ниже всяких порогов человеческого достоинства. Злоупотребление наукой, техникой, медициной и психологией доходит до угрожающих размеров, человеческие права подвергаются манипуляции.
Объем физического могущества и власти дошел до такой степени, что угрожает самой жизни планеты. Там, где налицо большая сила и власть, налицо и большой страх. Власть “меньшинства” обуславливает страх “большинства”, а неограниченное обогащение одних ведет к невыносимой бедности других.
Ученые всех областей, занимающихся изучением человека, указывают, что он все более превращается в “систему”, “машину”, “робота”, “клоуна” и холодную самозамкнутую монаду, которая задыхается от изоляции (П. Евдокимов). Его бытие проникнуто экзистенциальным страхом. Он потерял направление и цель своего движения; забыл о личном грехе и ответственности и потому все более творит и терпит насилие (И. Андрич); заполняет внутреннюю пропасть, “потребляя” магию, которую ему предлагает современный вавилонский рынок. Он питает свое холодное сердце и пустую душу общими и абстрактными понятиями типа счастья, справедливости, права, правового государства, партии, нации, религии, прогресса, демократии, мира и т.д. Пустые слова – пустой дух; мертвый дух – мертвое слово! Для напуганного человека нашего времени все эти абстракции и системы стали “приятными убежищами ложного существования” (Э. Сиоран) и поэтому не удивительно, что в конце концов то, чего он жаждет больше всего и от всей глубины души – просто свобода, жизнь и человеческое достоинство.
Православный христианин тоже несет на себе все эти раны и травмы, а патогенные клетки мира разрушают Церковь и ее организм. Христианские общества и культуры исчезают, а христианский образ жизни и нравственность разрушены. Техника и технология навязывают христианам безличные и институционализованные отношения. Церковная бюрократия, церковные структуры обезличились и отдалились от конкретных людей. Языческий и зоологический национализм превращает Православие либо в национальную идеологию, либо в бытовую и “рыночную” религию и уже давно расшатывает сами основы единства Православной Церкви.
Современные государства отняли внешнюю власть у Церкви как “официальной” структуры и приспособили ее для своих нужд или для нужд потребительской идеологии.
В начале третьего тысячелетия, на пороге веков, Православная Церковь находится в изгнании, в диаспоре, на обочине истории и общественно-исторических процессов. Она плывет по бурному океану и смертоносные волны заливают ее со всех сторон – и извне, и изнутри. Но вместе со всеми недостатками и слабостями, которых немало и которые нельзя игнорировать, где-то в глубине своего бытия Церковь таит “лекарство бессмертия” (св. Игнатий Богоносец), драгоценный духовный и экзистенциальный опыт, насущный и спасительный для мира, находящегося в постоянном “кризисе”.
У Церкви нет готовых “рецептов” для массы накопившихся проблем современного мира, но у нее есть ясное и радостное видение и перспектива жизни и достоинства человека. Где-то под поверхностью, в недрах Церкви пульсирует вечная жизнь, жизненность, молодость, тепло, надежда и утешение, и все это может стать драгоценным благом для человека ХХI века и помочь ему восстановить правильное отношение к Богу, миру и другому человеку.
Как же может Православная Церковь быть в ХХІ веке “городом, стоящим на верху горы” и “светочем” миру? Как православные христиане могут быть “солью” и “светом” миру в век, который многие считают апокалиптическим? Нет готовых решений, нет простых и легких ответов, но все же совершенно очевидно, что для Православной Церкви наступило крайнее время обратиться к самой себе и заняться массой накопившихся проблем, чье разрешение откладывалось по разным причинам долгое время. Нужен коренной поворот, новое направление движения и переключение энергии на новые цели. Для Церкви более чем необходимо поставить как можно скорее на повестку дня вопрос о самой себе и собственной идентичности, ибо за прошедшие века многие общественные аномалии расшатали серьезно эту идентичность. Если она хочет избежать “протестантизации” или “ватиканизации”, ей следует перепроверить свои структуры и организацию в свете православной философии жизни, привести их в соответствие со своею собственною природой, приспособить их, насколько это возможно, к конкретным людям. Способ бытия Пресвятой Троицы – вот образец для бытия Церкви, и церковные институты должны соответствовать именно этому образцу, а не государственной и светской модели.
Похоже, что за прошедшие два тысячелетия в сознании западного человека практически торжествовало языческое, ветхозаветное, монистическое и абстрактно-философское видение Бога, представлявшее Его “тираном” и имевшее невиданно трагические последствия. Вот почему православные христиане должны свидетельствовать о вере в живого библейского Бога, о вере в Пресвятую Троицу, о вере в Бога, чьей другой половиной является человек, и в человека, чьей другой половиной является Бог; свидетельствовать о Боге, Который есть Личность, Любовь, Отец, брат, спутник и соработник каждого ищущего Его человека, – о Боге, Который подобно солнцу светит и озаряет Собою все. Христианский Бог не есть ни “национальное божество”, ни “архитектор мира”, ни “космический демиург”, ни абстрактное бытие или логическое “первоначало”.
В аксиологическом и этическом плане православные должны непоколебимо и смело провозглашать и отстаивать принцип: все предназначено для личности, личность же не предназначена ни для чего другого. Для Церкви Три Лица Пресвятой Троицы – Отец, Сын и Дух Святой – и каждая человеческая личность являются единственной и высшей ценностью, а все остальное – наука, политика, техника, культура, нация, государство, право, демократия – обладает лишь относительной, условной и функциональной ценностью. Православие является не моралистической системой запретов и наказаний, а особым способом жить. Если православные христиане хотят сохранить верность “вере отцов”, то они должны превратить любовь, покаяние, прощение, смирение, ненасилие, личное самоограничение, святость жизни, свет благого слова и безусловного совершения благих дел в жизненные и экзистенциальные категории, а не в моралистически-пропагандные пароли. Православная Церковь соборна, а это обязывает каждого ее члена мыслить соборно и обладать всей полнотой человеческой любви, ответственности и заботы.
Отсюда видно, что Поместные Православные Церкви должны как можно скорее отказаться (добровольно) от “национальной” и “государственной” роли, навязанной им в прошлые столетия, когда православные народы находились под чужой властью и были вынуждены расходовать огромную энергию на освобождение. Бог задумал мир как всечеловеческое братство, как живую богочеловеческую общность, то есть как Церковь, а не как государство и нацию. На Евангелии Христовом нельзя выстроить какой-либо вид государства, а только Церковь Божию. Все попытки создания “христианского” или “православного” государства кончались трагически и становились величайшим соблазном для христиан мира.
Церковь Христова неотмирна, но находится в мире; она присутствует в нем для того, чтобы весь мир стал космической Литургией, ее миссия – хранить, преображать и спасать мир. Хотя для Церкви социальные и политические вопросы не приоритетны, она не может игнорировать их. Для того, чтобы не блуждать и не гнуться в этом отношении, “куда подует ветер”, Православная Церковь должна защищать и хранить те принципы, которые она отстаивает уже две тысячи лет: принцип неслияния Церкви и государства, принцип равновесия и взаимозависимости отношений один-многие, частное-общее (собственность), местное-региональное-универсальное, где максимум власти должен находиться на местном и региональном уровне, а минимум – на универсальном. Если она не хочет изменить самой себе, Православная Церковь не может не сопротивляться постоянно всем формам гедонизма, диктатуры, империализма, насилия, дискриминации и тоталитаризма. Если же она хочет оставаться верной своему Преданию, она должна выступать за единство (мира), но только если это единство предполагает множественность, то есть свободу и самобытность каждого человека, всех народов и культур. Церковь должна противодействовать любым попыткам унификации, установления однообразия и единомыслия в мире и жизни, независимо от того, откуда они исходят.
В социальном плане Православная Церковь должна выступать за социальное равноправие, за справедливое перераспределение материальных благ, которое может спасти миллионы людей и особенно детей от голодной смерти. Вместе с тем Церковь должна отвергать эгалитарное начало в любой сфере, ибо оно просто чуждо ей. Она – за равноправие, но не за одинаковость, которая возможна только в правовой сфере.
Православная Церковь не ошибется, если поддержит все экологические и миротворческие движения в мире и все движения, выступающие за безусловное соблюдение элементарных человеческих прав и за добровольное и полное разоружение народов мира, хотя ее мотивы и отличаются от их мотивов.
Возможно, что ХХI век станет веком всеобщей катастрофы, но возможно также и то, что он будет веком Церкви, более человеческим и гуманным, чем предыдущие; вот почему, между прочим, все, что произойдет в мире, будет зависеть также и от свидетельства и действий православных христиан.
Из книги: Радован Бигович. Церковь и общество. София, изд. “Омофор”, 2003 г.
|