Статьи - Библейский сюжет

О толковании и понимании Библии
Часть 1

Я вспоминаю первую лекцию в Духовной Академии нашего преподавателя-ветхозаветника протоиерея Аркадия Иванова. Он вел у нас и в Семинарии. И вот мы сидим перед ним, уже новоиспеченные студенты Академии.
Отец Аркадий начинает первую лекцию в Академии так: «Братья. Готовьтесь к тому, что многое из того, что вы знали из курса Семинарии, мы будем рассматривать иначе, более глубоко и серьезно. Что-то из прежних ваших знаний нужно будет пересмотреть и изменить. Уровень Академии подразумевает совершенно иной уровень знаний».

Существуют разные уровни знаний.

На первом уровне мы говорим, что Священное Писание – богодухновенно. Это означает, что Бог просвещал богомудрых мужей в его написании.
Больше мы ничего не поясняем.
Это уровень популярных брошюр о христианстве и книг «Закон Божий».

На втором уровне, уровне Семинарии, мы уточняем, что значит, что Священное Писание – богодухновенно. Мы говорим о том, что в Священном Писании человек был не механическим передатчиком Слова Божия, а активным соучастником с Богом в этом процессе. Что Бог вразумлял человека, как лучше, вернее записать ту или иную историю.

На уровне Академии мы изучаем вопрос более пристально: что в Священном Писании нужно воспринимать как Божье, а что как человеческое; где Божественный элемент, а где человеческий. И как, если мы видим здесь участие человека, нам нужно ко всему этому относиться и комментировать эти места.

Я приведу пример. Чтобы вы представляли, что я имею в виду.
В пророчестве Исаии, глава 7, стих 14, есть такие слова: «Се, Дева во чреве приимет и родит Сына…»
Это одно из самых известных пророчеств о Рождении Иисуса Христа – Богочеловека. В Законе Божием или в популярной брошюре вы прочитаете примерно такое: «Уникальное пророчество говорит о рождении Младенца от Девы. Когда Иисус Христос родился от Девы Марии, это пророчество исполнилось».

Если вы будете учиться в Семинарии, вы узнаете об этом тексте более глубоко: еврейский оригинал дает слово альма. По-еврейски альма означает молодая женщина. То есть, здесь нет разговора о деве. Но при переводе пророка Исаии на греческий язык (перевод Септуагинта, осуществленный в Египте в 3-м веке до Рождества Христова) переводчик использовал слово парфенос, что означает девушка. Этот перевод является чудом: в нем можно усмотреть действие Божие, предсказывающее человеку о Рождении Спасителя от Девы. Все это исполнилось в Деве Марии.

А теперь представьте, что вы студент Духовной Академии. Профессор рассказывает: «Перед нами – известный фрагмент Исаии: Се, Дева во чреве приимет и родит Сына…»
Возникает вопрос: почему в 3-м веке до Рождества Христова иудейские переводчики Септуагинты перевели слово альма как парфенос, то есть перевели молодая женщина как девушка?
Святые отцы говорят, что это было сделано под влиянием Святого Духа. Несомненно, что не без промыслительного влияния Святого Духа, однако надо отметить, что в 3-м веке уже сложилась идея, что Спаситель мира должен родиться именно от Девы. Таким образом, можно сказать, что переводчики Библии следовали богословским представлениям своего времени.

Вот этот пример показывает, что для рассмотрения многих библейских моментов мало знаний, почерпнутых в популярных православных брошюрах.

Существует целая наука – библеистика. Каждый год выпускаются сотни интересных научных исследований на ту или иную тему Библии. Знать об этих исследованиях вы можете, только постоянно вращаясь в кругу этих идей, исследований, публикаций. Это как если бы я, священник, стал рассуждать на темы медицины, экономики, истории и т.д. Профессионал сразу увидел бы мою некомпетентность и посоветовал бы мне молчать и слушать. И был бы прав.

Впрочем, мы отвлеклись. Впереди у нас – эксклюзивная и потрясающе интересная тема: рассмотрение Библейского учения о Воскресении из мертвых и о Вечной жизни. Но прежде, еще раз повторю, нам надо разобрать тему, которая поможет нам сориентироваться на путях сложных богословских рассуждений. Мы должны с вами поговорить о принципах толкования и понимания Священного Писания.
Не разбери мы эту тему, мы будем опять буксовать: «Вот вы, батюшка говорите так, а отец Иоанн Кронштадтский говорил…»
При чем тут отец Иоанн Кронштадтский? Он понимал это на уровне знаний своего времени, он не знал подлинного толкования того или иного Библейского момента, потому что это только последние 20-30 лет было открыто… Кроме того, он не был профессиональным библеистом, а был пастырем, и его толкования не имеют научной ценности, а имеют пастырскую ценность…
Впрочем, хватит вас интриговать.
Мы поговорим о православных принципах герменевтики. Это станет той базой, которая поможет вам в будущем грамотней подходить к толкованиям и исследованиям Библии.

Для начала я хочу анонсировать интересную книгу. У меня на полке стоят десятка два книг, в которых даются серьезные обоснования православного толкования Священного Писания. Об этом размышляли и святые отцы, и богословы.
Но недавно вышла книга, в которой предпринято самое полное исследование этой темы. Ее автор – греческий православный богослов и профессор, протоиерей Теодор Стилианопулос.
Для всякого человека, который собирается более или менее серьезно познакомиться с православным взглядом на Священное Писание, эта книга просто необходима.
В своих очерках на эту тему я буду данную книгу использовать.

 
Эта книга будет просто необходима всякому, кто захочет изучать принципы православного толкования и понимания Библии.


Последняя страница обложки, несколько авторитетных отзывов и сведения об авторе.

Божественный и человеческий аспекты Библии, или что такое Богодуховновенность

Мы называем Библию Священным Писанием. Что это значит? Какова природа Библии?   Писание – это то, что Единый Истинный Бог благоволил дать людям знать о Себе и Своей воле через Свои слова и действия. Господь так и остался бы непознанным и сокрытым, если бы не Его желание открыться и дать знать о Себе и о Истине людям.
  Люди, получавшие откровения, пытались выразить это Откровение Божие, пытались, как могли, сохранить и передать его нам. Что-то у них не получилось, и мы находим следы этой человеческой немощи в выражении великих божественных истин. Например, когда мы читаем о жестокостях Бога в Ветхом Завете. Это явно невозможность человека своим слабым и обусловленным исторической ситуацией умом понять истинные замыслы Божии.
Но вообще Священное Писание, даже несмотря на «человеческий фактор», на человеческие немощи в изложении событий, своей цели достигает. Оно, подобно острому мечу (Евр. 4:12, Еф. 6:17), пронзает все наше существо, потрясает до самых глубин.

Что нам Священное Писание сообщает?
Оно сообщает нам:
1. О спасительных деяниях Бога в истории. Мы уже говорили, что Священную Историю нельзя рассматривать как обычную историю, для Библии научная историчность – на втором или даже на третьем плане. На первом плане – богословие истории, то есть то, что должен человек уяснить в отношении действий Бога.
В Новом Завете мы часто читаем о чудесах совершенных Христом. Что важнее? Историчность чуда или то, что новозаветные авторы хотели нам сообщить, рассказывая о чуде? Конечно, второе. Кстати, именно поэтому Евангелисты (а Иоанн Богослов практически всегда) называют чудеса Христовы не чудесами, а знаками, знамениями. Чудеса Христа на что-то указывают, что-то нам открывают, и смысл того, что они открывают, гораздо важнее историчности.

2. Священное Писание сообщает нам истину и премудрость Божию о творении, человечестве, грехе, спасении, добре, зле, вечной жизни. Эти фундаментальные положения есть та основа, на которой строится человеческая жизнь. Как бы мы узнали направление, в котором следует двигаться, как поступать, как понимать то или иное, если бы Библия не сказала нам об этом точно и прямо?
Через примеры, истории, через поучения пророков и библейских персонажей нам дается концепция истинного пути по жизни. 

3. Это, может быть, даже самое важное: Священное Писание передает нам знание о Тайне Самого Живого Бога. Кто Он? Каков? Как относится к людям и что ждет от них?
Если все религии мира – человеческие попытки (более или менее удачные) узнать о Господе, то Библия – это Самооткровение Бога. Не человек ищет и догадывается, а Бог открывается и возвещает.

Почитайте учебник Догматического богословия, в котором собраны библейские цитаты, описывающие Бога. Вы узнаете о Его природе, о Его характере, о Его замыслах.
Он, согласно Библии, Всемогущий и Милостивый, Справедливый и бесконечно Любящий нас. Он не потакает греху и не оправдывает грешника, но сделал все, что только можно представить, для того чтобы грешник вразумился, исправился и обрел Вечную жизнь. Мы – похожи на Бога, так как созданы по Его образу и подобию, и мы призваны к счастливой Вечности. Но уже сейчас, до наступления этой Вечности, мы можем обрести с Ним общение и даже единство…

 Божественное и человеческое в Священном Писании

Не будем забывать, что Библия – это не непосредственная диктовка с Небес, а откровение, данное человеку, который, как мог, потом его записал. А, может быть, не записал, а рассказал другим, своей общине. И там этот рассказ получил огранку, осмысление и потом, может быть, спустя столетия, был записан.
Большой опасностью было бы видеть в Библии глаголы Божии, продиктованные с Неба. «Ни одно слово Бога не записано иначе, как в человеческих словах. Божественное откровение происходило не в вакууме, дается не как чистое золото, не тронутое человеческим дыханием. Для того, чтобы сообщить некоторой части человечества Свою волю и цели, Бог использовал обыкновенных людей, со всеми ограничениями их языка и познаний» (прот. Т. Стилианопулос). «Библия по сути исторична… В ней мы слышим не только Глас Божий, но и голос человеческий… Здесь лежит чудо и тайна Библии: перед нами Слово Божие – в человеческой идиоматике» (прот. Г. Флоровский).

«Если признать, вслед за христианскими писателями 2-го века Афинагором, Юстином, Тертуллианом, что библейские авторы были лишь слепыми орудиями в руках Духа Божия, то авторство их должно быть понимаемо совершенно условно. Тогда его можно сблизить с так называемым «автоматическим письмом», при котором медиум в состоянии бессознательного транса становится проводником таинственных инспираций. При таком «вербалистском» (от verbum – «слово») понимании каждое слово, каждая буква Библии должны пониматься буквально, без малейшей историко-филологической критики, ибо перед нами будет не произведение человека, а лишь запись Божественных глаголов.
Однако уже в святоотеческой литературе классической поры (IV–Vвв.) мы видим переход к другой точке зрения. Отцы Церкви обращают главное внимание не на букву, а на дух Писания и тем самым постепенно отходят от вербализма. Так, св. Василий Великий уже указывает на неясности и неточности Писания, видя в них залог свободы человеческого исследования (св. Василий Великий. Шестоднев. Творения. Рус. пер. СПб., 1911, т. 1, с. 224–632).
Для св. Иоанна Златоуста бытописатель отнюдь не просто пассивный передатчик слов Божиих. Он активно участвовал в создании священных книг и при этом облекал их в нарочито упрощенную форму, «снисходя к обычаю человеческому» (св. Иоанн Златоуст. Беседы на «Бытие», III, 3, с. 17). Он «употреблял грубые речения приспособительно к немощи человеческой», ибо он «говорил людям, которые не могли слушать иначе» (там же, XV, 2, с. 121; XII, 4, 5, с. 98).
Эта тенденция отделять в Писании божественный элемент от человеческого, появившаяся в классической патристике, стала гаснуть в период раннего средневековья. Снова возобладало механическое понимание боговдохновенности, снова начали думать, что Откровение в Библии распространяется на ее внешнюю форму и даже на каждую букву...» (прот. А. Мень).

Позволю привести себе еще одну пространную цитату из книги протоиерея Александра Меня «Магизм и единобожие». Это замечательные слова, даже скажу – вдохновенные, и они заслуживают того, чтобы я вам их напомнил:

«Для православного богословия в течение долгого времени изучение библейской критики было запретным. «Над этой отраслью богословия,— справедливо отмечал Г. Федотов,— сильнее всего тяготела рука духовной цензуры» («Путь», 1932, № 34, с. 15). Все усилия талантливых русских ученых-библеистов были парализованы общим «охранительством», которое царило в духовных школах и контролировало богословские исследования. Впрочем, православные мыслители, не связанные с официальным богословием, уже в конце века признали необходимость критического исследования Библии. Первым среди них были ректор Московского университета С. Трубецкой и философ Вл. Соловьев. Мы упоминали во введении, что первым представителем духовной школы, поставившим вопрос со всей решимостью, был А. Карташев, который указывал на появление новых тенденций и в Греческой Церкви. В своей работе Карташев ссылался и на известного православного догматиста еп. Сильвестра, который недвусмысленно настаивал на признании активного участия священнописателей как авторов в процессе создания библейских книг (еп. Сильвестр. Догм. Богословие, 1884, I, 286), но именно это авторство и «составляет,— по словам Карташева, – то чисто человеческое начало, с его ограниченностью и возможностью всяческих недостатков и ошибок (не касающихся существа догматов), которое органически входит в состав Священного Писания» (А. Карташев. О ветхозаветной библейской критике, с. 74). Естественно, что «человеческое начало» и есть объект библейской критики.
Но, тем не менее, возникает вопрос: нет ли в принятии библейской критики посягательства на нашу веру в боговдохновенностъ Писания? Не благочестивее ли признать, что Бог есть «автор Библии» в том смысле, что Он продиктовал в ней каждое слово?
Однако, во-первых, с представлением о библейском писателе как о пассивном орудии Промысла трудно согласовать различие стилей священных книг. У многих св. авторов стиль ярко индивидуальный, они явно принадлежат к разным кругам общества, у них разные обороты речи и выражения. Достаточно сравнить стиль Евангелия от Иоанна с Евангелием от Марка, чтобы убедиться в этом даже непосвященному.
Во-вторых, как было уже отмечено еще в патристической письменности, во многих местах Библии ощущается влияние той эпохи, в которую жил автор. Изучение памятников древности показывает, насколько широко авторы Библии пользовались лексиконом своего времени и как часто вводили в текст намеки на современные им события.
В-третьих, если Библия есть книга Истины по существу своему, то по форме она содержит большое число неточностей. Это признавалось и в нашей дореволюционной литературе. Так, П. Лепорский отмечал «присутствие разного рода неточностей – исторических, хронологических, топографических, равно и разногласий у священных писателей» (П. Лепорский. Боговдохновенность. – Богословская энциклопедия, т. 2, с. 736).
И, наконец, самое важное: учение о священном писателе как о пассивном инструменте игнорирует богочеловеческий характер Домостроительства Божия. Священный автор не есть механический передатчик; он – живая личность, преломляющая и претворяющая Откровение Божие в своем собственном существе, передающая его через свой язык, мышление, эпоху.
Вдохновение великого художника или поэта всегда заключает в себе нечто таинственное, почти мистическое. Человек-творец как бы устремляется в запредельные сферы, в которых как живые созерцает открывшиеся ему образы. Нередко эти образы как бы преследуют художника, приходя извне, и настойчиво требуют своего воплощения. Часто художественные произведения превосходят по своей глубине и значительности даже мышление своего создателя! Именно поэтому для художников их творения – живые существа, которые им могут казаться реальней и дороже настоящих людей. Здесь исток легенды о скульпторе Пигмалионе, влюбившемся в высеченную им статую. Здесь объяснение того, как мог Пушкин восхищаться благородством Татьяны, а Тургенев плакать над своим нигилистом… Именно поэтому Алексей Толстой мог написать свои знаменитые строки о вдохновении поэта:

Тщетно, художник, ты мнишь, что творений твоих ты создатель.
Вечно носились они над землею, незримые оку.
Нет, то не Фидий воздвиг олимпийского славного Зевса;
Фидий ли выдумал это чело, эту львиную гриву,
Ласковый царственный взор из-под мрака бровей громоносных?
Нет, то не Гете великого Фауста создал, который
В древнегерманской одежде, но в правде великой вселенской
С образом сходен предвечным своим от слова до слова.
Или Бетховен, когда находил он свой марш похоронный,
Брал на себя этот ряд раздирающих душу аккордов,
Плач неутешной души над погибшей великого мыслью,
Рушенье светлых миров в безнадежную бездну хаоса.
Нет, эти звуки рыдали всегда в беспредельном пространстве,
Он же, глухой для земли, неземные подслушал рыданья.

В этом смысле каждое великое человеческое творение, будь то «Реквием» Моцарта или «Божественная комедия» Данте, можно назвать вдохновенным свыше. Но есть среди земных творений книга боговдохновенная по преимуществу, в которой человечеству открылись самые высокие истины, книга, на которой более всего лежит печать ее неземного происхождения. Эта книга — Библия, по справедливости признанная большинством человечества за Священное Писание.
Для христиан и верующих иудеев Библия есть документ Откровения, скрижаль веры. Но, разумеется, само Откровение и сама вера предшествуют Библии. Многие пророки проповедовали устно; Христос никогда ничего не писал и только после того, как люди приняли Его устное благовестие, после рождения веры, понадобилось Писание.
В Библии Церковь Ветхого и Нового Заветов опознает свою веру и поэтому канонизирует ее. Сейчас голос Христа и пророков доходит до нас через это Писание. Немыслимо было бы предположить, что, когда библейские авторы создавали его, они не получали особой помощи свыше, особого божественного вдохновения. Именно поэтому можно говорить о Библии, что она есть «Слово Божие».
Но при этом никогда нельзя забывать, что боговдохновенный автор «передает духовный опыт на человеческом языке» (А. Князев, прот. О боговдохновенности Св. Писания. – «Правосл. Мысль», VIII, 1951, с. 121). Авторы Библии – это живые творческие люди: мыслители, пророки, мудрецы. Они жили в определенной стране в определенное время, писали при известных обстоятельствах.
Как солнечный луч преломляется через многоцветный витраж готического собора, так и Божественное Откровение в Библии проходит через призму индивидуальной психологии ее авторов, которые принадлежали своему народу, своей культуре. Поэтому совершенно неправильно понимать многие места Библии (например, рассказ о сотворении мира и человека) буквально, не учитывая условий их написания, их преходящей исторической оболочки. Если же мы сумеем отделить эту оболочку от ядра, от самой сущности повествования, то перед нами откроется величественное и прекрасное учение о мире, человеке и Боге. Но для того, чтобы мы могли дать верную оценку исторической форме Библии, необходимо литературно-критическое ее изучение, которое, таким образом, может оказать существенную помощь в создании целостного христианского миросозерцания.
В Св. Писании мы имеем два аспекта – человеческий и божественный. Последний относится к глубинам Откровения, к самой непреходящей его сущности. Для постижения этой сферы Библии прежде всего требуется глубокая духовно-нравственная подготовка. Поэтому толкования Святых Отцов и подвижников благочестия остаются для христианского сознания вечной ценностью.
Человеческая же, земная форма Св. Писания нуждается, кроме того, в исторической экзегезе, использующей многие вспомогательные дисциплины.
Святитель Иннокентий Херсонский в середине XIX века, когда библейская наука еще только делала первые шаги, указал на критику как на первое дело в исследовании источников Откровения. «Кому принадлежит право испытывать откровение по его признакам?»— вопрошал святитель. И отвечал: «Без сомнения – уму. Он есть первый орган воли Божией… Другого пути в сем случае нельзя и представить».
«Первое, с чего он должен начать, есть критика. Он должен узнать те источники, в коих заключается Откровение, должен проверить подлинность памятников и достоверность свидетельств, должен познать, как содержатся в них и как из них вытекают истины религии. Напр., послания ап. Павла точно ли принадлежат Павлу, учителю языков. За сим разбором критическим должен потом следовать второй разбор: герменевтический, т. е. разум из образованного им учения религии должен извлечь сущность, должен показать или ясно представить себе то, чему учит разбираемое им откровение, что предписывает, чего требует, что обещает. Словом, составить о нем ясное понятие» (Иннокентий Херсонский. Соч. СПб., т. XI, с. 171, пер. изд).
Библейская критика есть наука, изучающая Св. Писание как литературное произведение. Перед ней стоит множество обширных проблем. Она рассматривает вопросы разночтений в рукописях, определяет время возникновения той или иной книги, исследует проблему авторства. На помощь библейской критике приходят история древнего Востока, археология, восточная филология. Они помогают уточнять подлинный смысл того, что хотел сказать священный автор. Ведь совершенно бесплодными были бы попытки детального комментария «Божественной комедии» или «Слова о полку Игореве», если не иметь представления о жизни тех эпох, когда они были написаны. Это относится и к Библии.
Библейская наука достигла за последние сто лет больших успехов. Прежде, при некритическом подходе к ветхозаветному тексту, концепция истории израильской религии имела довольно фантастический вид. Теперь же картина этой истории обретает более реальные черты. В частности, прежде считали, что все «Моисеево законодательство» было дано самим пророком в пустыне. Но это приводило к нелепости, ибо в остальных книгах Библии мы не видим почти никаких его следов в течение ряда столетий.
Людям, которые с детства сжились со старыми концепциями Священной Истории, многое в нашей повести должно показаться странным, непривычным и даже режущим слух. Но поиски правды должны быть для нас дороже любых привычек и традиций. А реальная история, реальная жизнь всегда прекрасней вымысла, даже самого причудливого».

Я специально привел эту большую цитату из книги прот. А. Меня, потому что она очень четко показывает православное понимание вопроса богодухновенности.

Четко отделить божественный элемент в Писании от человеческого невозможно. Читатель должен воспринять Писание в его целостности и сам отличить важнейшие темы, касающиеся спасения, от истории, языка, культуры, всего того, что составляет человеческое измерение Писания. «Надежда на воскресение мертвых и грядущее Царство намного важнее точного описания этих событий в различных библейских книгах. Верить, что Апостол Павел пережил истинное явление Воскресшего Христа, – одно, признавать, что описания этого события в послании к Галатам и в Деяниях различаются, – совсем другое. В деталях Библия представляет поразительное разнообразие: в ней, например, две генеалогии Иисуса, два варианта заповедей блаженства, две версии Господней молитвы в Евангелиях от Матфея и Луки... Взгляд на Библию, как на некую грандиозную компьютерную распечатку содержания сознания Бога, – тяжелейшее заблуждение. Такое понимание создает непреодолимые трудности, особенно когда это касается научных ошибок и исторических неточностей, встречающихся в Писании, которые неизбежно приписываются Богу… Необходимо признать за каждым автором как за активным участником бого-человеческого взаимодействия собственную личность, культурный контекст, понимание явлений, литературное мастерство и уровень духовного прозрения» (прот. Т. Стилианопулос).

священник Константин Пархоменко

 

Продолжение следует...

 
 
 

Назад к списку