Душеполезное чтение

СВЕЧА

Вместо эпиграфа
И сказал им притчу: у одного богатого человека был хороший урожай в поле;
и он рассуждал сам с собою: что мне делать? некуда мне собрать плодов моих?
И сказал: вот что сделаю: сломаю житницы мои и построю большие, и соберу туда весь хлеб мой и все добро мое,
и скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись.
Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил? (Лк.12:16-20) 

В большом доме почти во всех окнах горел свет. Стиль постройки, названный в простонародье новорусским, выдавал свои характерные черты даже ночью: громоздкость и безвкусица. Периодически на шторах появлялись расплывчатые тени то в одном, то в другом окне, но жилище хранило мертвенное молчание. По всему было видно, что в доме кого-то ждали. А ждали в нём хозяина по имени Василий. Уже пятый час его телефон был отключен, - и где он, и что с ним, никто не знал.

Василий который год слыл солидным бизнесменом. А недавно сбылась ещё одна его вожделенная мечта – он прорвался-таки в органы власти, стал депутатом городской думы. Поговаривали о нём разное: злые языки разносили молву о каком-то тёмном прошлом, связях с криминалом, развратных наклонностях и прочих атрибутах, часто приписываемых людям, которые вышли из толпы, но стали вдруг выше её.

На самом деле Чистяков Василий Альбертович был выходцем из семьи служащих. Отец всю жизнь прослужил в армии, мать моталась по гарнизонам и дольше года нигде не работала. Уже тогда юный Вася решил, что так жить не хочет. И когда развалился Союз, он решил действовать. Первый коммерческий опыт был не очень удачным. Он перешёл дорогу серьёзным людям, лишился бизнеса и на короткое время попал в тюрьму по подложному обвинению. Там Васька познакомился с «реальными» пацанами и сразу после освобождения «под подписку» завёл новое дело, уже под их «крышей». Постепенно бизнес рос и его масштабы приобрели далеко не местечковый характер. Работа пошла и с зарубежными партнерами. Денег стало много, очень много.

После того, как Василий реализовал практически все свои мечты, начиная от материальных и заканчивая сладострастными, он решил со своими старыми «партнерами», что «пора уже и во власть». Сказано – сделано.

За столом заседаний гордо высилась его крепкая фигура. Черные, как у араба, волосы были всегда аккуратно уложены, руки ухожены, щёки выбриты. Василий предпочитал серого цвета костюмы и яркие галстуки. Он весьма вписался в монолит властной структуры, ничем особым не выделялся, голосовал, «как надо», и всё его дело стало ещё более масштабным.

Ещё Василий Альбертович был известен, как меценат и благотворитель. Местная пресса (не без его ведома) часто сообщала то об одном, то о другом его добром деле в виде выделения денег.  Иной раз только один из его приятелей Серёга портил ему настроение своими нравоучениями. Друг как-то рассказал ему анекдот про то, что он, Вася, попадёт непременно в ад, а деньги ему вернут. Чистякова нимало это раздосадовало, но разговор он замял, потому что побаивался дружка. «Серый» был часто непонятен Василию, а всё непонятное пугает. Подспудно это было понимание и согласие с доводами приятеля, основанное на остатках страха перед Богом. Но уже лет десять Василий жил так, как будто Его и нет вовсе.

«Темные аллеи» Василия были безмерны. Он любил изысканные крепкие напитки, но меры в них не знал и пил практически каждый день. Года два Чистяков плотно сидел на кокаине и потребление только возрастало. Чтобы держать марку в определенных кругах и водить нужные знакомства, он несколько раз в неделю захаживал в элитные бани со всеми присущими этим местам атрибутами. Василий любил самые дорогие автомобили, но ещё больше он любил ездить так, словно на дороге он один. Всех, кто этому мешал, его охрана частенько нещадно избивала. А недавно он завел адюльтер с юной племянницей своей жены, которая приехала откуда-то из глубинки. Об этом уже судачило полгорода. Но с Василия всё скатывалось, как с гуся вода. Деньги он платил всем, ему их тоже хватало и он ни о чем, по его словам, «не парился». Жил в свое полное удовольствие и по большим праздникам даже захаживал в Церковь, чтобы поставить к «главной» иконе самую большую свечу.

Около трёх часов ночи свет фар от кортежа Василия Альбертовича осветил усадьбу. Из машин сопровождения вышло несколько крепко сбитых парней и подошли к представительскому автомобилю. Открылась задняя дверь, из салона «пахнуло» пошлой музыкой популярного певца, алкоголем и ещё каким-то непередаваемым запахом. Плохо держащееся на ногах тело Чистякова повели в дом. Тот что-то мычал по дороге, грозился кого-то убить, нецензурно ругался и махал руками.

Минут через двадцать дом Василия окутала тьма, и он сам провалился в неё, заснув в своём кабинете с голым торсом, но в брюках и туфлях. 

Внезапно помещение кабинета озарилось ярким Светом. Свет был настолько ярким, что смотреть на него было невозможно. Но Василий и не смотрел на него – он спал.

- Василий! Я сей же момент могу забрать твою душу, ибо она уже смердит. Но Я снизошел, чтобы вручить тебе неугасимую Свечу. Она будет гореть ровно столько, сколько твоей душе осталось быть в твоем бренном теле – три дня и три ночи. Утром четвертого дня за тобой придут. Я дарую тебе это время только за то, что когда-то в детстве ты не снял крестик, подаренный твоей искренне верующей бабушкой, и дрался за это с дворовыми друзьями. Употреби же это время на покаяние и получишь прощение.

Чистяков метался во сне и что-то силился сказать, но изо рта, провонявшего перегаром, вырывалось только нечленораздельное клокотание. Он весь вспотел, и было не ясно, слёзы или пот покрывали лоснящееся лицо. На дорогих часах земное время текло своим чередом.

- Свеча – это земная жизнь человека. Кто-то горит так, что от него тепло и светло другим. Другой весь накренился и оплавился от невзгод и страданий за грехи. Есть те, кто покрывает Небо копотью, источая вонь. Бывают свечи, которые и вовсе загораясь, затухают, или гореть не желают. Встречаются такие, которые забрызгивают всё вокруг себя и после сложно очиститься. В общем, все люди проживают земную жизнь по-разному. Но ты любил приносить Мне одну большую Свечу, поэтому я тебе её и возвращаю для утешения в последние дни. А теперь до встречи, Василий!

Яркий Свет исчез. Внезапно Василий подскочил, сел на кожаном диване, обхватив мокрую голову, и, немного покачавшись из стороны в сторону, снял с полки книжного шкафа красивую икону Богородицы, подаренную ему когда-то за какое-то очередное поднесение. Также быстро он лег и, положив икону себе на грудь, уснул снова. Он брел по пустыне, сухой песок, как наждаком, резал ему глаза, вдали шел караван и Василий будто бы покачивался на верблюде. А еще он очень хотел пить. Он искал колодец, но воды не было нигде. После того, как он поднимал голову из очередного пустого колодца, на голову ему спустилось ведро, и раздался оглушительный треск.

Василий подскочил и проснулся. На улице уже рассвело. На полу лежала икона, стекло киота треснуло. Чистяков мутным взглядом осмотрелся, вскинул руку с часами и одним глазом долго что-то разглядывал. Затем он откинулся на спинку, закрыл лицо руками и провел их к груди. Он как-то надрывно зевнул и пошлепал искать воду.

По пути он вспомнил свой сон и, привычно ухмыльнувшись, огрубевшим голосом сам себе сказал: «Приснится же такое!». Проходя мимо гостиной, его взгляд успел заметить что-то необычное в полуприкрытую дверь. Василий Альбертович зашел внутрь и обомлел – на полу стоял невиданной красоты подсвечник, в котором горела огромная Свеча.

- Ну, ни хрена себе! – вырвалось у Чистякова, - кто это мне чудо такое подарил?

Потом он снова вспомнил свой сон и от тяжести догадки упал на колени.

- Господи! – возопил Василий, - этого не может быть, так не бывает. Ты же там, а не здесь. Кто, как…зачем…а-аа!

Он упал на спину и дико захохотал, валяясь на мраморном полу. Затем он резко подскочил.

- Ну, уж нет, я ничего не просил, сейчас вынесу из дома и всё!

Василий схватил подсвечник, но не смог его оторвать от пола. Он напрягся так, что лицо его скорчилось в какой-то неестественной гримасе, а все тело покрылось разбухшими венами, точно они готовы лопнуть и залить кровью всё вокруг. Ничего не получалось. Внезапно архимедовская улыбка осенила его губы. Чистяков принялся задувать Свечу, но пламя горело неподвижно и никак не реагировало на раздувавшиеся, точно у заправского шашлычника, щеки Васи. Он решил вытащить Свечу из подсвечника, но она была такой скользкой, будто зеркало свежего льда. Чистяков побежал обратно в кабинет и притащил подушку. Он изготовился, как охотник за воробьями, и набросил подушку на Свечу. Подушку разорвало, пух загорелся и пламя перебросилось на волосы.

Василий заплясал на месте и, вырывая волосы клочьями, неистово заорал на весь дом: «Пожар!!!» Когда к нему прибежали все домочадцы и прислуга, Василий Альбертович сидел на полу, по-турецки сложив ноги, руки были сложены ладошками во внутрь на груди, нелепый взгляд был направлен в потолок, а плешивая голова дымилась. Периодически он странно похихикивал и приговаривал: «Это сон, это сон».

После посещения врача, приведения тела в порядок и окончательно восстановления рассудка, Василий Альбертович убедился в том, что ничего не изменилось. Свеча стояла на месте, сон стал самой настоящей явью. Вопросов никто не задавал, - все боялись.

Чистяков уединился в своем кабинете, никуда больше не поехал и стал думать и размышлять.

- Ну, и что теперь делать? – разговаривал сам с собой Василий, - дело-то, как говорится, труба. Так, что там этот поп говорил про какие-то игольные уши, куда и верблюд-то не пролезет. Верблюд – это, значит, я, а уши тогда что? Ух, дубина, ух, кретин! Ну, за что мне всё это? Я ж только начал жить?! Кому теперь всё достанется, Зинке что ли? Так она дура же и детей по миру пустит. Эх-хе! Что же делать? Куда идти? Кого о чем просить и кто чем поможет?

Василий ходил из угла в угол просторного кабинета. Иногда мельком он поглядывал на часы, – стрелка неумолимо двигалась вперед.

- А что бы, интересно, сказал отец? Типа, ну, всё, Васёк, попал ты, сейчас пороть буду…да...

Отец был у Васи строгий. Армейский офицер, всегда подтянут, сосредоточен. Продвигался по службе быстро и из жизни ушёл рано.

- Да, папа, ничего ты мне не посоветуешь,…а когда ж я на могиле-то у тебя был?

Василий почесал затылок, потом лоб и вспомнил, что за могилой поручил ухаживать работникам кладбища за хорошее вознаграждение, а сам уже лет десять там ни разу и не был, - всё дела, дела…

Как человек деловой хватки, Чистяков решил помирать с музыкой. Собравшись с силами, он сел за стол и стал набрасывать план первоочередных мероприятий перед отходом в вечность. Василий Альбертович методично стал расписывать кому, когда и какое имущество должно достаться. Как и кому им распоряжаться. Как его похоронить, кто должен быть приглашен, а кого прогнать. Потом он стал продумывать план последних похождений, то вписывая, то вычеркивая из списка чьи-то имена и занятия. Потратив на это, по меньшей мере, часа два, несчастный, вольготно откинулся на спинку кресла и призадумался.

- А может, правда в Церковь сходить, поговорить? А с другой стороны я им что, мало денег что ли давал, - всё и так «по зеленой» должно быть.

Три дня прошли, как в бреду. Были составлены все мыслимые и немыслимые завещания, посещены любимые любовницы, устроено дружеское прощание для ничего не подозревающих многочисленных друзей и знакомых. Василий говорил всем, что нашел золотую жилу и скоро совсем всё бросит, все захотят с ним увидеться, а он их не примет, и при этом дико хохотал. Все дни он не выпускал из рук сигары, угощал всех желающих заранее запасенным для себя кокаином, пил островной виски и…не смыкал глаз. Чистяков полагал и надеялся, что если он не будет спать и глаза его не сомкнутся, то и умереть он не сможет.

Едва забрезжил четвёртый день, среди всеобщего хаоса угасшего разгула, в бильярдной мелькнуло две чёрные тени. От тела Василия отделилось что-то розовенькое и трепыхающееся, тени подхватили душу и понесли к рассвету.

В тот же день уже в утренних газетах, на первых полосах был напечатан некролог о «безвременно ушедшем от нас Чистякове Василии Альбертовиче, 1965 г.р., заботливом отце, бизнесмене, меценате, депутате и пр.» и все полосы были испрещены подписями известных лиц.

А от Свечи в гостинной раба Божия Василия не осталось и следа.

Сергий Север