Статьи - Библейский сюжет

КАК НЕ НАДО ЧИТАТЬ БИБЛИЮ,

или О мышлении гуманитарном и техническом

Мы регулярно пишем о том, в чем смысл тех или иных трудных мест Библии, опровергаем устоявшиеся заблуждения. Но слишком часто приходится сталкиваться с более общей проблемой — с неумением вообще адекватно воспринимать текст, и тем более текст Священного Писания. Почему это происходит? Дело в недостатке образованности или в каких-то особенностях мышления? Одинаково ли прочтут один и тот же текст «технарь» и «гуманитарий»? И что может помочь тому, кто хочет понимать библейский текст? Об этом мы беседуем с доктором филологических наук, библеистом Андреем Десницким.

Убить всех плохих

— Андрей Сергеевич, давайте для начала разберемся, а в чем вообще проблема. Что такое «неправильное понимание текста»? Это понимание с точностью до наоборот или какие-то частные ошибки?

— Приведу такое сравнение. Недавно на экраны вышел очередной фильм по льюисовским «Хроникам Нарнии» — «Покоритель зари». Понятно, что у кино и у литературы разные художественные языки и что сделать идеальную экранизацию невозможно. Но здесь, в фильме, мы видим вообще несколько иную историю, нежели в книге. У Льюиса это история про путешествие. Принц Каспиан стал королем и вспомнил, что были семь лордов, которые исчезли во время правления его отца. Выросший без отца мальчик, естественно, хочет найти тех, кто был рядом с его отцом и может о нем что-то рассказать. Потому-то юный король и отправляется в путешествие. И каждый участник путешествия, сталкиваясь с разными событиями, по сути, встречает себя.

Что получилось в фильме? Очередная история борьбы Добра и Зла. Чтобы Добро победило, надо собрать семь артефактов, мечей, и положить их на стол Аслана. Лорды сами по себе никому не интересны, они — носители артефактов. Логика фильма вполне соответствует логике компьютерной игры, в которой борются две группировки, выполняют квесты, а чтобы их выполнить, надо набрать сторонников посильнее.

При этом если говорить о сюжете фильма, то он почти не изменился по сравнению с книгой. Эпизоды те же самые, герои те же самые, и даже выглядят они (особенно мыш Рипичип) примерно такими, какими их себе и представляешь. То есть нельзя сказать, что создатели фильма что-то явно переврали. Нет, всё там довольно близко к тексту. И в то же время — совсем другая история. 

Так вот, когда люди читают Библию, зачастую происходит примерно то же. Я не беру случаи, когда человек явно неадекватен или когда он сознательно перевирает. Нет, речь о вменяемом и добросовестном читателе. Но вот читает он текст — и вроде бы правильно понимает все идеи, верно запоминает сюжет, не путает героев... а при этом история у него превращается во что-то совершенно другое. Иногда непонимание оказывается трагическим.

— Например? 

— Когда европейцы высадились в Америке, то чем более они были благочестивыми, тем больше зла творили. Какой-нибудь грубый конкистадор искал золота и женщин, и кровь проливал лишь с этой целью. А благочестивый пуританин видел ситуацию не иначе как в контексте ветхозаветной книги Иисуса Навина, где богоизбранный народ должен уничтожить язычников. Ему, благочестивому пуританину, не золото и женщины были нужны, а нужно было захватить эту землю, уничтожив коренные народы. Поэтому где прошли конкистадоры, индейцев до сих пор много, а где прошли пуритане, их практически не осталось. Именно потому, что пуританин читал Библию и относился к ней очень серьезно. В истории Иисуса Навина он видел не только позволение, но и предписание. Если верующий народ пришел на землю, где живут неверующие, то он должен всех этих плохих людей убить, и тогда заживет хорошо и счастливо. Глядя на современную Америку, мы не до конца понимаем, насколько же такая парадигма и доныне присутствует в сознании американцев — даже не очень религиозных. 

Или возьмем те же псевдохристианские секты. Ни одна из них не возникает оттого, что приходит человек и говорит: «Выкиньте Библию, там всё ложь, а я вам расскажу, как на самом деле было». Обычно он скажет: «Откройте Библию, прочитайте, что там написано, а я вам объясню, что это значит на самом деле». И дальше может начаться что угодно, вплоть до самых изуверских вещей. Да что там секты — взять тех же «пензенских затворников» или «младостарцев», которые любую свою дикость обосновывают священными текстами.




Не всё, что в голову взбредет...

— В чем же причина? В том, что библейский текст трудно понять правильно, не имея специального филологического и богословского образования? Может, правы были средневековые католики, запрещавшие мирянам чтение Библии?

— Насколько библейский текст понятен, однозначно сказать трудно. Точнее, надо уточнять, о каком уровне понимания и о каких конкретно местах идет речь. Библейский текст написан на древних языках, еврейском и греческом, и есть такие темные места, которые никто не понимает до конца — есть лишь догадки, гипотезы. Но это чаще всего касается вещей второстепенных, поэтических оттенков. Бывает, однако, что некие слова и выражения становятся предметом богословских дискуссий. К примеру, у апостола Павла в Послании к римлянам есть фраза Посему, как одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили (Рим 5:12). Как понимать слова «в нем все согрешили»? Одни богословы говорят, что грехопадение Адама и Евы сделало повинным во грехе весь человеческий род. Другие считают, что все согрешили таким же образом, как Адам, и нет ни одного человека, который не повторил бы его греха — кроме Христа, разумеется. Что именно здесь подразумевал Павел, из оригинального текста не очень понятно. Из него можно вывести и то, и это.
Но из этого примера вовсе не следует, что из Библии можно вычитать всё, что взбредет тебе в голову. Безусловно, есть совершенно четкие границы, есть основные библейские идеи, и чтобы их понять, вовсе не обязательно заканчивать филфак МГУ или Духовную академию. Просто, читая текст, не нужно сразу же делать из него глобальные обобщения. Взять тот же пример с книгой Иисуса Навина. Она рассказывает об одном эпизоде — о том, как по велению Божиему израильтяне пришли в землю обетованную и истребили значительную часть населявших ее людей. Можно обсуждать и объяснять, как и почему это было сказано, но нельзя это обобщать и делать выводы в духе «раз можно было израильтянам, то можно и нам». Нет, нельзя — потому что это было сказано конкретному народу в конкретной ситуации.

— Но ведь многие люди уверены, что всё сказанное в Библии — это прямое обращение к нам, ее читателям, что описанные там события — это не просто какая-то древняя история, а пример для нас...

— Такие люди слишком примитивно понимают богодухновенность библейского текста. Они воспринимают Священное Писание как инструкцию, как руководство пользователя. Нажал эту кнопку — и будет такой-то результат, нажал ту — другой. Причем всегда будет, во всех случаях. Но такой подход к Библии неверен в принципе.

Неверен потому, что Библия — это прежде всего священная история. Ветхий Завет — история израильского народа, Новый завет — история Иисуса и Его первых учеников. Всё, что есть и в Ветхом, и в Новом Заветах, поставлено в исторический контекст. Закон был дан не вообще кому-то, а израильскому народу. Христос пришел не вообще куда-то, а родился в Вифлееме, бóльшую часть жизни прожил в Назарете, вышел на служение в Иерусалим, ходил в другие города обетованной земли, говорил с конкретными людьми в конкретной обстановке.

С другой стороны, речь идет не просто об истории, а о священной истории. Поэтому мы читаем текст Библии не просто как источник сведений о жизни в Палестине первого века, а как источник вечных истин и вечных ценностей. Люди неизбежно абсолютизируют то, о чем прочли в Библии. Но и абсолютизировать можно по-разному. Можно делать это, не забывая об исторической реальности, — а можно, наоборот, никакого внимания на реальность не обращать, вытаскивая из Библии цитаты для подтверждения собственных мыслей, утрачивая тем самым всякую связь с реальностью.

Самые первые еретики в истории христианства — это гностики. Они с большим уважением относились и к Евангелию, и к Христу. Просто Он занимал какое-то скромное место в сложной системе их собственных построений. Гностиков сейчас почти не осталось, но у некоторых богословов получается нечто очень похожее. Конечно, они цитируют Библию, конечно, ссылаются на слова Христа, но эти слова занимают довольно скромное место в их сложных и по-своему красивых богословских схемах.

 
Физики и лирики

— Может быть, дело в том, что у некоторых людей мозги просто «заточены» на выстраивание из всего и вся таких вот красивых схем? В том числе и из текста Библии?

— Это действительно так. Говоря упрощенно, люди делятся на «физиков» и «лириков», иначе говоря, людей с техническим и с гуманитарным складом мышления. И они по-разному воспринимают библейский текст. Исключения бывают, но довольно редко — например, когда человек, получивший техническое или естественно-научное образование, параллельно с этим очень серьезно занимался чтением гуманитарной литературы.

Дело вот в чем: «технарь», в идеале, говорит языком математики, то есть оперирует некими нематериальными понятиями. Интеграл, логарифм — это же умозрительные конструкции, их нет в окружающем нас мире. Привычка к таким построениям ведет к тому, что вообще всё вокруг начинает восприниматься сквозь призму абстракций. Ярчайший пример — талантливый, по словам коллег, математик Фоменко, придумавший «новую хронологию». Он, глядя на историю, не видит в ней никаких событий, а видит лишь ряд цифр, в котором обнаруживает некую закономерность и возводит ее в абсолют. Его интересует, как выстроить эту последовательность цифр наиболее логичным и рациональным образом. А далее, исходя из таких построений, он уже судит о том, что было в истории.

Конечно, это наиболее гротескный пример. Но, пускай и не в такой степени, многие люди используют подобный же подход к восприятию истории. Берут какие-то отдельные цитаты, какие-то отдельные факты, выстраивают между ними причинно-следственные связи, то есть пользуются методологией, скорее уместной в естествознании, чем в истории.

В XIX веке историки-позитивисты пытались описать «что было на самом деле». Сегодня от такого подхода отказались, потому, что мы не знаем всех подробностей и никогда не узнаем. Как выразился один историк, «адекватное описание Столетней войны — это сама Столетняя война». В любом другом описании неизбежно будут упущены существенные детали.

Но что же тогда делает историк? Он находит, как это называется, некий метаязык описания действительности, описывает некую часть произошедших событий, актуализируя ее для современников, показывает взаимосвязь этих событий, говорит: «видимо, происходило вот это и вот это, по таким-то причинам» — то есть выстраивает теоретическую модель. Но эта модель — вероятностная. Ее можно принять или не принять. Главное, что события описываются не как некие абсолютные истины, не зависящие от наблюдателя, а как возможные версии, важные именно для современного человека. Глядя на них, человек начинает понимать какие-то закономерности мира, в котором живет, открывает что-то для себя.
Поскольку Библия — это священная история, то она может быть адекватно понята именно в такой исторической парадигме.



— Как все-таки связаны различия в гуманитарном и техническом мышлении с чтением текста Библии?

— Просто те же подходы, применяемые к Библии как к истории, применяются к ней и как к тексту. Здесь уже мы переходим к филологии, которую Сергей Аверинцев называл «службой понимания». Вот перед нами лежит текст на древнем языке. Наша задача — понять его. Конечно, нам нужен словарь, нужна грамматика этого языка, но главное — нужен переводчик. А переводчик — это всегда интерпретатор. Порой ведь как бывает? Человек берет словарь, выписывает все возможные значения каждого слова, отбирает самые ему понравившиеся, потом соединяет эти значения в произвольном порядке. Получается перевод, который не имеет ничего общего с любым разумным толкованием этого текста. А вроде бы перевел по словарю, предложил свое толкование... принципиально игнорируя при этом законы строения текста. Когда такое происходит с отдельными словами, это легко распознать. А когда то же делается с риторическими конструкциями?

Вновь приведу в пример послания апостола Павла, на которых в значительной мере построено христианское богословие. Павел ведь не читал курс лекций по систематическому богословию, не писал катехизис с вопросами и ответами. Он писал письма конкретным христианским общинам, столкнувшимся с конкретными трудностями. Письма, насыщенные риторикой, где Павел страстно, горячо спорит со своими оппонентами. Он опровергает какой-то аргумент, приводя всё, что только можно сказать против него. Но это не значит, что он не нашел бы никаких доводов в пользу этого аргумента, если бы его аудитория ударилась в противоположную крайность и надо было бы их разубеждать в совсем другой ошибке. Например, Павел возражает тем, кто считает, что человек спасается только делами закона. Подходя к аргументации Павла формально, можно подумать, будто он вообще полностью отвергает закон, и подкрепить такое понимание нарезкой цитат. Но в другой ситуации, споря с другими людьми, опровергая другие заблуждения, Павел отзывается о законе иначе, говорит о нем как о «детоводителе ко Христу», говорит о том, что у закона есть своя ценность.

Так вот, «технарский подход» в том и заключается, что из текста Священного Писания выхватываются какие-то риторические фразы и затем из них, как из кирпичиков, строятся какие-то богословские конструкции. Почему это происходит? Чаще всего не из злонамеренности, а из искреннего убеждения, что каждое слово имеет абсолютно точное значение, что существуют термины, стопроцентно описывающие реальность.

Эту проблему, кстати, прекрасно видели святые отцы. В свое время у Василия Великого и Григория Нисского была полемика с евномианами. Евномиане — это было такое течение в арианстве, утверждавшее терминологичность богословия. Они говорили: «Если Христос — Сын Божий, значит, Он рожден от Бога, а следовательно, Он возник позже Бога». Евномиане считали, что слово «рождение» абсолютно понятно и исчерпывающим образом описывает отношения сына и отца, видели в нем синоним слова «сотворение». А святые Василий Великий и Григорий Нисский доказывали им, что это не так, что любое слово — всего лишь способ описать для нас таинство, причем способ далеко не единственный. Эти святые, можно сказать, задолго до современного литературоведения создали теорию библейских метафор. Метафора — это описание реальности через образ. Не через термин, а через образ, воздействующий не столько на логическое мышление, сколько на воображение.

Так вот, Библию очень часто пытаются разобрать на кирпичики-термины, в то время как в ней гораздо больше метафор. К примеру, нигде в Евангелии нет определения «царствия Божия». Нигде Христос не говорит: «записывайте определение царствия Божия, потом Мне конспекты сдадите». Нет, вместо этого Он рассказывает истории о рыбаках, о винограде, о горчичном зерне, о закваске... Почему? Да потому, что через образ до человека доходит гораздо больше, чем через сухие факты.

Еще одна особенность «технарского» мышления применительно к чтению Библии — это неумение воспринять конкретное место в более широком контексте. Выхватывается какое-то слово, какая-то фраза, какой-то эпизод, и из этого делаются глобальные выводы. Для гуманитарного же мышления характерно стремление воспринимать текст как единое целое, понимать частное в контексте общего. 

— Вы изложили опасности «технарского подхода». Значит ли это, что «гуманитарный подход» априори лучше и в нем нет своих опасностей?

— Конечно же, гуманитарный подход чреват своими опасностями. Он нередко вырождается в болтовню о «прекрасном», о своем личном восприятии. Можно сказать бесконечно много — и вместе с тем ничего не сказать. Вместо того чтобы поставить конкретную проблему или показать в тексте нечто неочевидное для читателя (в чем и заключается смысл гуманитарных исследований), начинаются размышления на тему «мне так кажется», «мне так видится». Причем такие мысли могут иметь четкую структуру, но далеко не всегда они имеют отношение к обсуждаемому тексту. Кстати, тут гуманитарное мышление может порождать ту же ошибку, что и технарское — когда в поле зрения попадает всего одна деталь, и из этой детали выстраиваются какие-то глобальные умственные конструкции.

 
Читайте Пушкина

— Ну а что можно посоветовать людям, чтобы не делать таких ошибок при чтении Библии?

— Я думаю, повезло тем, у кого в школе был хороший учитель литературы, который не занимался болтологией или проталкиванием каких-то идей, а показывал, как текст устроен, чем он отличается от набора фраз.

Но это редкое везение. Что же можно сделать здесь и сейчас? Мой ответ может показаться странным. Попробуйте почитать Пушкина. Например, перечитать «Повести Белкина», понять, как они устроены, почему объединены в сборник, что общего в этих историях о разных людях, каков тут был авторский замысел, почему они написаны так, а не иначе. То есть сделать в отношении самих себя, взрослых, работу учителя литературы.

А еще я могу напомнить совет владыки Антония Сурожского, который говорил о том, что, когда читаешь Евангелие — не надо торопиться все залакировать. Наоборот, надо отмечать все, что вызывает твое несогласие, недоумение, непонимание — это может стать стимулом для дальнейшего роста, для внутренней духовной работы. Не надо торопиться найти ближайший простой ответ и заткнуть им дыру.  

 
Автор: КАПЛАН Виталий